Наследник фаворитки
Шрифт:
— Мамочка, мне так плохо, — жалобно шептал он бледными губами, — пожалей меня. Я не могу учиться сразу в двух школах…
И все-таки мама отступила не до конца. Было решено, что в целях общего развития Алик продолжит музыкальную учебу частным образом. В доме появился домашний учитель — добрейший Антон Меркурьевич.
С первого взгляда он понял своего подопечного, и между ними тотчас же установилось обоюдное молчаливое согласие — не слишком докучать друг другу.
Во время урока Алик проказничал, играл в солдатики или бренчал, что придет на ум, а Антон
Антон Меркурьевич неосторожно сообщил маме, что подметил у своего ученика способности к музыкальному фантазированию. Расплачиваться за комплимент пришлось бедному Алику.
— Алинька, ты выучил Концерт Грига? — десятки раз вопрошала мать, смертельно надоедая своей любовью и заботами. — За тобой еще должок — этюды Массне и Рахманинова…
— У меня клавира нет, — ломающимся баском отвечал Алик, кляня в душе Грига и Массне, а заодно Антона Меркурьевича…
Одетый, он часами валялся на тахте, читал и грыз конфеты. Мама принимала у себя пациенток, Мэри вязала в столовой, настороженно прислушиваясь к чему-то и испуганно вздрагивая при каждом постороннем звуке.
Воображение Алика уже давно занимало, что делается в мамином кабинете. Эта комната, как магнит, притягивала его, разжигала любопытство.
В один прекрасный день он решился: не дыша, на носочках прокрался в кладовую, откуда можно было подсматривать в мамин кабинет через щель закрытой двери. От страха и волнения огнем полыхало лицо, сердце бешено колотилось.
На беду, спустя несколько минут в кладовую, осторожно ступая, вошел папа. Заметив Алика, он оторопело спросил:
— Ну-с, а ты здесь зачем?
— А ты сам зачем? — дерзко ответил Алик.
— Ах так! — поджимая губы и сузив глаза, что было выражением крайней степени его презрения, воскликнул отец. — Дождешься, скажу мамочке о всех твоих художествах — бедным будешь.
— Если ты скажешь хоть слово, я тоже скажу, что видел, как ты обнимал Мэри.
Отец мучительно покраснел.
— Подлец! — сквозь зубы процедил он. — Какой подлец!
…Когда Алику надоедало в одиночестве валяться на тахте в своей комнате, он громко кричал:
— Мэри!
Мэри тотчас же откладывала вязанье и появлялась у него.
— Закрой двери! — Алик корчил ей рожицу и в восторге от своей остроты валился спиной на тахту и дрыгал в воздухе ногами. Через несколько минут он снова повелительно кричал — Мэри!
Она снова молча заходила в комнату, и Алик знал, позови он ее хоть тысячу раз, она все так же быстро и безропотно будет откликаться на зов.
— Принеси стакан воды. И положи туда кусочек льда из морозилки. Слышишь — кусочек, а не половинку. Смотри — я проверю.
И хотя в крошечной империи Алика было всего двое подданных — мама и Мэри, он безраздельно властвовал над ними.
К маме у него был особый подход. Алик хорошо изучил ее слабое, податливое на лесть сердце. Прежде чем о чем-то попросить, надо хорошенько подготовить ее к этому.
— Мамочка, какая ты у меня красивая! — восторженно говорил
он — Как я тебя люблю!.. Ты такая славная, добрая… Никого нет лучше тебя.Точно схваченные и затем повторенные Аликом «мамочкины» интонации приводили ее в умиление.
— Ах ты, льстец несносный! — чуткими вздрагивающими пальцами она дотрагивалась до щеки сына и тихонько поглаживала ее. — Ну, признавайся, что тебе нужно, попрошайка?!
Алик просил купить ему модную курточку:
— А то ведь у Вадика из нашего класса уже есть такая, а у меня еще нет…
При случае мама горделиво сообщала знакомым о том, какой у нее любящий, заботливый сын.
Папа держался особняком и не давал оседлать себя. Стоило Алику обратиться к нему даже с пустяковой просьбой, он вскипал и, бурно бормоча ругательства, уходил к себе.
Алик смотрел ему вслед влюбленными, широко раскрытыми глазами. Мама сострадательно шептала:
— Бедный мальчик! Как ему ужасно не повезло…
Трудно было понять, кому все-таки больше не повезло — сыну или самой маме.
— Мамочка, дай мне, пожалуйста, немножко денег, — пользуясь моментом, просил Алик голосом, способным разжалобить даже вконец окаменевшую статую.
— Зачем тебе, сыночек? — тотчас откликалась мама.
— Мы собираем в классе на подарок учительнице, — невинно глядя ей в глаза, объяснял Алик.
Дверь соседней комнаты приоткрывалась, и в щели появлялось папино возмущенное лицо.
— На прошлой неделе ты уже получил деньги на подарок учительнице. Придумал бы что-нибудь пооригинальнее, — отрывисто говорил он и с гневом захлопывал дверь.
— То учительнице, а сейчас классной руководительнице, — кротко уточнял Алик. — Ведь не на карты прошу.
Мама протягивала пять рублей.
— Спасибо, мамочка! — Алик поднимался на носочки и целовал маму в мягкую щеку, пахнувшую женьшеневым кремом.
Деньги он бережно припрятывал. Ему нравилось собирать деньги. Наедине он пересчитывал их, подолгу рассматривал купюры разных достоинств.
Впрочем, собирание денег не было самоцелью. Деньги обладали магической силой. Чаще всего Алик тратил их вместе с ребятами своего класса на кино, мороженое, конфеты. Это как-то незаметно возвышало его над ровесниками, давало приятное ощущение превосходства.
— Эй, ты, атаман мух! — повелительно звал он какого-нибудь слабака. — Сбегай-ка принеси пять порций мороженого. Сдачу возьми себе…
В беседах с классным руководителем мама оправдывала сына:
— У мальчика вполне здоровые импульсы — с возрастом это пройдет…
Здоровыми импульсами мама считала склонность Алика к лени и вранью. Вралем он был несусветным и часто врал безо всякой видимой причины — просто из любви к искусству. В младших классах ребятам нравились небылицы Алика, и своим одобрением они поощряли его к еще более искусному вранью.
Однажды домой к Алику пришли два мальчика из одного с ним седьмого «Б» класса. Алик достал припрятанные сигареты и первый со вкусом затянулся. В разгар курения раздался звонок телефона. Это была мама.