Наследник имения Редклиф. Том третий
Шрифт:
Тутъ завязался снова разговоръ о количеств земли въ Рэдклиф и о выгодахъ этого имнія. У Филиппа еще сильне разболлась голова, и его наконецъ ршились оставить въ поко.
Онъ думалъ объ одномъ: что длается въ Гольуэл? Изъ письма дяди ясно было видно, что его прежнія отношенія съ семьей Эдмонстонъ уже порваны. Филиппъ приписывалъ свое отчужденіе вліянію Чарльза. — Чарли меня всегда не любилъ, — думалъ онъ, — а это ненавистное наслдство, вроятно, еще боле разожгло его антипатію ко мн. Но Лора? Неужели и она меня разлюбила?….
Въ понедльникъ пришло письмо тъ Гольуэля на его имя. Адресъ былъ написанъ неврнымъ почеркомъ Чарльза. — Кончено! подумалъ Филиппъ, съ замираніемъ сердца:- вроятно, Эмми или ребенокъ больны. Онъ заперся у себя въ комнат изъ страха, чтобы сестра не ворвалась къ нему, и прочелъ слдующее:
Гольуэль.
«Милый Филиппъ! Отецъ писалъ къ теб вчера наскоро. Теб, вроятно, хочется знать поподробне, что у насъ длается, а такъ какъ всти все хорошія, то я нахожу особенное удовольствіе передать ихъ теб. У насъ все обстоитъ благополучно. Я сейчасъ былъ у Эмми; начальство ея увряетъ, что ея здоровье въ хорошемъ состояніи. Она меня просила передать теб это, и сказать, что она очень довольна, что у нея родилась дочь. Вотъ ея собственныя слова: «Чарли, скажи ему, что я здорова и очень счастлива. Я прошу Филиппа не огорчаться, что у меня родилась дочь, а не сынъ: я именно дочери и желала». Судя по этимъ словамъ, ты можешь убдиться, что я сказалъ правду, тмъ боле, что и Эмми всегда искренна. Я знаю одно, что, при спокойномъ характер сестры, ей очень пріятно снять съ своихъ плечъ такую страшную обузу, какъ управленіе Рэдклифскимъ имніемъ. Отецъ поручилъ Мэркгаму присылать отчеты прямо къ теб. Желаю отъ души, чтобы морской воздухъ оказалъ теб пользу. Семья наша здорова. Я сестеръ и мама почти не вижу: вс он живутъ наверху.
Преданный теб.
«Ч. М. Эдмонстонъ.»
«P. S. Двочка очень маленькая, но такая толстая и здоровая, что опасаться за нея нечего.»
Филиппъ ожилъ, прочитавъ это дружеское, ласковое письмо. Что Эмми проститъ ему все, въ этомъ онъ не сомнвался, но на дружбу Чарли онъ никогда не смлъ разсчитывать. Значитъ, сухое письмо дяди было написано въ минуту дурнаго расположенія духа, а вовсе не подъ вліяніемъ Чарльза, — подумалъ онъ, — и съ этого дня почуствовалъ себя другимъ человкомъ. Ему захотлось освжиться роднымъ воздухомъ, возобновить въ душ внечатлнія прошлаго и, не говоря ни слова сестр, онъ ршился пуститься верхомъ, совершенно одинъ, на могилу отца въ Стейльгурстъ. Дорога была длинная, но Филиппъ особенно радовался этому: такъ давно тянуло его въ т мста, гд прошли счастливые годы его первой молодости. Вотъ лсъ, вотъ долина съ рчкой, гд онъ, бывало, бродилъ съ удочкой на плеч, мечтая о возможности сдлаться когда-нибудь значительнымъ лицомъ въ околодк. Приходило ли ему тогда въ голову, что онъ достигнетъ современемъ желаемой цли, но что успхъ обойдется ему очень дорого!
Вотъ показалась церковная башня, домъ священника весь въ зелени, коттэджы фермеровъ;- все на прежнемъ мст; но второй весны въ жизни человка не бываетъ, и потому впечатлніе, полученное Филиппомъ отъ знакомой картины, не имло уже для него прежней прелести. Онъ остановился у домика старика-могильщика, чтобы повидаться съ его старушкой женой, Сусанной, которая души нечаяла въ мастэр Филипп. Онъ слзъ съ лошади, стукнулся въ дверь и отворилъ ее. Сусанна пила чай и, увидвъ незнакомаго гостя, вытаращила на него глаза.
— Батюшки мои! Неужто это мастэръ Филиппъ! — воскликнула она, и голова ея затряслась отъ радости, когда онъ заговорилъ. — Ахъ, сэръ! вотъ напугали-то вы меня! Какъ вы перемнились!
Филиппъ слъ подл старушки и разговорился съ нею. Ея простое, искреннее участіе, горькое соболзнованіе о смерти Гэя подйствовало на больное сердце Филиппа лучше, чмъ вс восторженныя поздравленія сесгры и докучливое ея вниманіе.
Сусанна передала ему, что покойникъ сэръ Гэй частехонько ходилъ на могилу архидіакана Морвиля, что онъ самъ помогалъ мужу ея обсаживать могилу деревьями! Въ послднее воскресенье передъ Михайлинымъ днемъ, въ тотъ годъ какъ онъ отъ насъ ухалъ, — заключила она, — сэръ Гэй цлый день провелъ одинъ, на кладбищ, и не молился въ церкви.
— А именно въ этотъ-то день, я и настоялъ, чтобы дядя принялъ противъ него строгія мры! — подумалъ Филиппъ, и совсть его сильно заговорила.
Взявъ ключъ отъ церкви, онъ прямо отправился на родительскія могилы и долго молился тамъ. Съ грустнымъ, но пріятнымъ чувствомъ оглянулся онъ на кладбище, съ которымъ были связаны лучшія воспоминанія его дтства и юности. Ему невольно пришло въ голову, съ какой гордостью онъ возвращался, бывало, домой, на лтнюю вакацію, увнчанный школьными лаврами и осыпанный наградами. Мать и сестра водили его съ собою въ церковь, и онъ шелъ, воображая, что составляетъ честь и славу всей своей семьи. А между тмъ, тутъ же ему вспомнились слова отца,
очень хладнокровно принявшаго молодаго героя и положившаго руку на всю груду книгъ и аттестатовъ, привезенныхъ, вмсто трофеевъ, сыномъ.— Все это, Филиппъ, — сказалъ почтенный архидіаконъ:- я отдалъ бы охотно за одно маленькое доказательство, что ты кротокъ и смиренъ сердцемъ!
Тяжело стало Филиппу сознаться, что онъ не далъ отцу при жизни этого утшенія, и ставъ на колни передъ его могилой, онъ повергся въ прахъ передъ невидимымъ Судіей сердца человческаго. Все, что наболло на его сердц, все, что накипло въ больной его душ, все вылилъ онъ тутъ, въ горячей молитв и слезахъ. Тихая отрада разлилась во всемъ существ его, и онъ вышелъ изъ церкви обновленнымъ человкомъ. Уходя онъ сказалъ Сусанн нсколько ласковыхъ словъ. Не смотря на это, старушка, бесдуя на другой день съ сосдками, которыя охая объясняли ей, что мистеръ Филиппъ сдлался богачемъ, покачивала головой и вздыхая возражала:
— Да, что тамъ ни толкуйте, а я уврена, что онъ отдалъ бы все свое богатство, чтобы воскресить покойнаго джентльмэна! Мн сдается, что онъ ненавидитъ деньги!
Возвратясь домой, Филиппъ собрался съ духомъ и написалъ къ дяд слдующій отвтъ.
С.-Мильдредъ, марта 12-го.
«Дорогой мистеръ Эдмонстонъ! Сознаюсь вполн, что мое теперешнее письмо попадетъ совершенно некстати среди семейной радости, но я долженъ поневол возобновить съ вами рчь о томъ, о чемъ я писалъ къ вамъ еще изъ Италіи, какъ только началъ выздоравливать. Тогда я былъ еще слишкомъ слабъ, чтобы ясно выразить свои мысли. Въ настоящую минуту я чувствую свою вину боле чмъ когда-либо; мое моральное страданіе увеличивается съ каждымъ днемъ, и я сжедневно жду вашего прощенія. Не смя надодать вамъ собою, я позволяю себ только повторить, что моя любовь къ вашей дочери осталась неизмнною и останется таковою до моей смерти; я недостоинъ ея, я это знаю, я болнъ до сихъ поръ и физически и нравственно, но молчать — я боле не въ силахъ. Умоляю васъ, положите конецъ моимъ долгимъ страданіямъ, скажите, что я могу надяться на ваше согласіе. Будьте ко мн добры попрежнему, объясните, въ какія отношенія я долженъ себя поставить къ вашей семь. Очень радъ слышать, что всти о здоровь лэди Морвиль благопріятны; отъ всего сердца благодарю Чарльза за его письмо.
«Искренно вамъ преданный
«Ф. Морвиль».
Онъ началъ ждать съ лихорадочнымъ нетерпніемъ отвта на это письмо; но, какъ нарочно, почта привозила письма отовсюду, кром Гольуэля. Отъ Мэркгама пришло длинное, сухое, совершенно оффиціальное посланіе съ предложеніемъ прислать отчеты по хозяйству. Но Филиппъ избгалъ всякаго разговора о Рэдклиф, выжидая случая переговорить сначала съ лэди Морвиль о всхъ своихъ планахъ и предпріятіяхъ на счетъ полученнаго наслдства. Вотъ почему онъ и отдлывался молчаніемъ на любопытные разспросы сестры:- когда онъ выйдетъ въ отставку, и намренъ ли онъ выхлопотать себ титулъ барона.
Вслдствіе ежедневнаго волненія, Филиппу сдлалось опять нехорошо; лицо его поблднло, вытянулось, глаза потускли. Докторъ потерялся, жена его мучилась различными подозрніями, а Филиппъ дотого сдлался грубъ и несносенъ съ посторонними, что въ гостиной его сестры то и дло слышались намеки о «разбогатвшихъ бднякахъ».
Наконецъ, какъ-то утромъ, желанное письмо отъ Эмми прилетло. Филиппъ тотчасъ же ушелъ гулять и, присвъ на дорог, съ трепетомъ развернулъ драгоцнную бумагу.
Гольуэль, марта 22-го.
«Милый Филиппъ, — писала Эмми. — „Папа не отвчаетъ вамъ письменно потому, что, по его мннію, личные переговоры лучше переписки. Надюсь, что вы теперь довольно здоровы, чтобы пріхать къ намъ черезъ недлю. Я хочу окрестить мою двочку въ слдующее воскресенье и прошу васъ быть ея крестнымъ отцомъ. Эта просьба не одной матери, но и отца нашего ребенка; я знаю, что онъ этого желалъ. Тетя Лора и Мэри Россъ будутъ ея крестными матерями. Не смйтесь и не браните меня, если я назову ее Мэри Верена, въ память одной любимой поэмы Гэя. Она у меня здоровенькая, очень смирная, и я посл ея рожденія чувствую себя отлично. Письмо это я пишу, сидя въ уборной; черезъ нсколько дней надюсь сойдти внизъ. Если это вамъ нетрудно, създите, прошу васъ, къ миссъ Уэльвудъ и заплатите ей третную пенсію Маріанны Диксонъ. Это составляетъ 10 ф. Вы меня избавите отъ хлопотъ, внеся во-время деньги; притомъ мн бы хотлось узнать, какъ поживаютъ он об. Жаль, что вы плохо поправляетесь, можетъ быть, здшній воздухъ принесъ бы вамъ пользу».