Наследник имения Редклиф. Том второй
Шрифт:
И тутъ же началъ перечислять Гэю вс вынесенныя имъ оскорбленія по поводу его раздора съ новымъ викаріемъ. Старикъ упорно стоялъ за свое имніе въ твердомъ убжденіи, что дйствія съ его стороны постоянно клонятся къ одной цли, къ поддержанію достоинства и чести молодаго хозяина.
Дло было слдующее: пока Рэдклифскимъ приходомъ завдывалъ мистеръ Бернаръ, кроткій, добродушный старичокъ, дла шли вяло, обыкновеннымъ порядкомъ, и Мэркгамъ, не привыкшій къ другому образу дйствій священника, находилъ, что Бернаръ человкъ отличный, и что перемнъ по приходу никакихъ не нужно длать. Но вдругъ, на мсто старика Бернара, назначили молодаго, энергическаго мистера Ашфорда, который, со вступленіемъ въ должность, перевернулъ все по своему. Мэркгамъ сильно возсталъ противъ него, ему все не нравилось: ни ежедневныя церковныя службы, отрывавшія людей отъ работы, ни запрещеніе
— Вроятно, мистеръ Ашфордъ намревался дать ей пенсію, при отставк, - сказалъ Гэй.
— Онъ ни слова не сказалъ объ этомъ. Но кто-жъ будетъ выплачивать ей эту пенсію? спросилъ Мэркгамъ.
— Я полагаю, что мы, кому же больше?
— Какъ? мы должны платить жаловэнье двумъ школьнымъ учительницамъ за разъ? И одной изъ нихъ давать деньги за то только, что она ничего не будетъ длать? Отличное распоряженіе!
— Почему-жъ оно дурно? Это моя прямая обязанность.
— Но зачмъ же намъ удалять прежнюю учительницу, она, по моему, личность очень способная, — возразилъ Мэркгамъ.
— Ну, это еще не ршено, — замтилъ улыбаясь Гэй. — Мы вдь здсь не отличались никогда ученостью.
— Ужъ не лучше ли вамъ самимъ заняться образованіемъ въ приход, сэръ Гэй? сказалъ управляющій:- мы тутъ никогда пива не сваримъ.
— О судьб Дженни Робинзонъ я самъ позабочусь, — отвчалъ Гэй. — Что-жъ касается до дома для новой школы, то вы должны сдлать объ немъ немедленное распоряженіе. Въ старомъ коттэдж нтъ возможности учить дтей.
Какъ Мэркгамъ ни ворчалъ, но слово должны, произнесенное владтелемъ Рэдклифа, становилось буквою закона для упрямаго управителя. Онъ не осмливался противорчить. Ворчать онъ могъ, но покоряться былъ обязанъ, притомъ въ голос мальчика, котораго старикъ привыкъ журить, какъ ребенка, звучало такъ много родоваго морвильскаго, что не повиноваться ему, казалось, невозможнымъ. Онъ позволилъ себ сдлать только легкое замчаніе.
— Какъ вамъ угодно, сэръ Гэй, — сказалъ онъ:- но вспомните меня, у насъ вся дичь будетъ перепугана и цвты поломаны, если деревенскимъ мальчишкамъ позволятъ проходить черезъ паркъ.
— Я отвчаю за вс безпорядки. Съ дтьми нужно только разъ строго поговорить, и они станутъ вести себя отличне. Я въ Истъ-гил видлъ, что значить умнье вести дтей, надюсь, что и въ Рэдклиф мы дойдемъ до этого искусства.
Снова послышалось ворчаніе со стороны Мэркгама, котораго Гэй успокоилъ не иначе, какъ пустившись въ разспросы о безчисленныхъ его племянникахъ и племянницахъ.
Такъ прошелъ весь вечеръ; Мэркгамъ, наконецъ, удалился, и Гэй остался совершенно одинъ въ огромной, темной комнат, освщенной огнемъ камина и лампой, точь въ точь, какъ въ тотъ вечеръ, когда онъ нашелъ дда лежащимъ безъ чувствъ въ кресл.
— Сколько времени прошло съ тхъ поръ? Какъ это случилось, — подумалъ Гэй. Какъ перемнился я самъ и все меня окружающее!…
Страшная тоска напала на него въ эту ночь. Здсь, въ стнахъ родительскаго дома, все мрачное прошлое съ своими кровавыми картинами, поднялось передъ нимъ, какъ призракъ изъ могилы. Проклятіе, лежавшее на отц, тяготло какъ будто бы и на сын, и бдный Гэй, поднявъ глаза къ небу, просилъ одного у Бога — возможности загладить своей жизнью все прошедшее.
— Я знаю, я заслужилъ свое горе, — говорилх онъ. — Я самъ чуть не сдлался убійцей Филиппа, мн слдуетъ плакать о своихъ грхахъ, какъ плакали израильтяне въ плну вавилонскомъ. Я долженъ все выдержать, все перенести, даже самую смерть. Господь послалъ мн это испытаніе, чтобы я покаялся. Но Эмми! ради тебя я готовъ выстрадать еще больше. Насъ разлучили здсь, но вдь жизнь за гробомъ можетъ соединить насъ съ тобою на вки!…
Гэй зажегъ свчку и по черной, дубовой лстниц отирэвился въ широкую галлерею, оттуда поднялся еще выше и черезъ
длинный корридоръ дошелъ до своей спальни. Онъ нарочно написалъ приготовить для него его собственную комнату, чтобы не допустить мистриссъ Дру, отвести ему цлый рядъ апартаментовъ, подъ тмъ предлогомъ, что иначе не прилично помститься обладателю такого богатаго помстья, какъ Рэдклифъ. Въ спальн его ровно ничего не измнилось; разница была только въ томъ, что въ ней топили теперь каминъ, чего ддъ не допускалъ въ прежнія времена. Вс дтскія игрушки Гэя оставались на прежнемъ мст нетронутыми. Стрлы, луки, коллекціи птичьихъ крыльевъ, странныя оружія, воздушный шаръ, коральковое яичко, все было цло, благодаря нжному вниманію и заботливости мистриссъ Дру.Гэй съ тихой грустью разсматривалъ каждую вещь, и воспоминанія дтства все живе и живе пробуждались въ его воображеніи. Помолившись усердно Богу, онъ поздно ночью улегся въ постель, заране обдумавъ планъ объ улучшеніи участи жителей Кулебъ-пріора. На другой день, онъ собирался идти въ Рэдклифскую церковь, гд совершалось, какъ мы сказали, ежедневно богослуженіе; съ нкоторыхъ поръ онъ привыкъ молиться по утрамъ въ университетской капелл. Засыпая въ этотъ вечеръ, онъ мысленно твердилъ любимый гимнъ Эмми, оканчивавшійся слдующимъ стихомъ:
«Кто образъ Божій въ сердц носитъ, Тотъ одинокимъ быть не можетъ».ГЛАВА VII
Мистеръ Ашфордъ былъ давно знакомъ съ лэди Торндаль; онъ принялъ мсто викарія въ Рэдклиф только годъ тому назадъ. Онъ и его жена чрезвычайно желали узнать покороче молодаго сквайра, отъ котораго зависло все благосостояніе ихъ прихода. Противодйствія Мэркгама, опиравшагося всегда на волю «сэръ Гэя», не очень обнадеживали ихъ въ пользу молодаго наслдника имнія, но между тмъ общая восторженная любовь поселянъ къ своему господину общала много хорошаго со стороны Гэя. Рэдклифскіе поселяне были люди древняго закала, грубые, необразованные, но между тмъ, проникнутые чувствомъ глубокаго уваженія вассаловъ къ своему феодальному барону сэръ Гэю, который въ ихъ глазахъ служилъ олицетвореніемъ власти, силы и закона. Старухи же, по словамъ мистера Ашфордъ, иначе не звали Гэя, какъ «мистеръ Морвиль», а между тмъ он вс говорили о немъ съ трогательной нжностью.
Въ то время, когда капитанъ Морвиль прізжалъ ревизовать Рэдклифъ, Джемсъ Торндаль, пріхавшій вмст съ нимъ, остановился часа на два въ церковномъ дом. Викарій и его жена стали съ любопытствомъ разспрашивать его о Гэ. Ему и въ голову не приходила мысль возбудить противъ него предубжденіе, тмъ боле, что Гэй былъ съ нимъ хорошій пріятель, но привыкнувъ смотрть на все съ точки зринія Филиппа, Торндаль и тутъ остался вренъ себ, и вотъ какъ онъ выразился, говоря о Рэдклифскомъ наслдник.
— Онъ очень милый молодой человкъ; вы его вс полюбите, я увренъ; онъ довольно уменъ, хотя ему далеко до своего двоюроднаго брата, особенно въ отношеніи красоты. У него очень веселый характеръ, наружность крайне привлекательная и онъ почти всмъ нравится, съ перваго раза. Но недавно съ нимъ случилось что-то непріятное, кажется у него завелись долги. Капитанъ принужденъ былъ даже здить по этому случаю въ Оксфордъ для справокъ о немъ, но я, впрочемъ, хорошо не знаю, въ чемъ дло, — прибавилъ мистеръ Торндаль:- Морвиль не любитъ объ этомъ толковать ни съ кмъ.
Слдствіемъ этой откровенности было то, что на вышеупомянутаго капитана Морвиля семья начала глядть съ большимъ уваженіемъ и каждому его слову и распоряженію придавали особенное значеніе и смыслъ. На Гэя же, имя котораго употреблялось Мэркгамомъ часто во зло, дти Ашфорда начали смотрть почти какъ на личнаго врага, и родители ихъ ожидали съ трепетомъ того дня, когда онъ вступитъ во владніе Рэдклифомъ.
— Мама! закричалъ Эдуардъ Ашфордъ, прибгая къ матери рано утромъ, на другой день, по прізд Гэя. — Я слышалъ, что сэръ Гэй пріхалъ.
— Сэръ Гэй былъ въ церкви! вторилъ ему во все горло Робертъ, вбгая вслдъ за братомъ.
— Да, — заключилъ отецъ, входя въ комнату, — я видлъ самъ, какъ онъ посл службы подошелъ къ старикамъ поселянамъ, и разговаривалъ съ ними. Я спрашивалъ у Джона Бартона, онъ ли это, такъ старикъ со слезами на глазахъ, весь дрожа отъ радости, объявилъ мн, что это сэръ Гэй. Я думалъ, что ужъ никогда больше въ жизни не услышу его голоса, — говорилъ мн Джонъ. — А онъ, батюшка, самъ ко мн собирается; хочу, говоритъ, видть, что теб пишетъ сынъ изъ-за моря. Приду письмо его читать.