Наследник собаки Баскервилей
Шрифт:
–Не вернутся. Ине стукнут, - уверенно сказал Лисовский.
– Нужно их надежно блокировать.
–На мокрое дело не пойду, - заявил Кислый.
– Яне дурак.
–Дурак, дурак, - успокоил его Лисовский.
– Явот у одного детективного автора мудрую мысль вычитал. Там одному все время его дружок мешал. Ну как его убрать? Убивать жалко - дружок все-таки. Агде можно надежнее всего конкурента изолировать? Правильно - в тюрьме. Вот он ему и подбросил на хату оружие, да
И Лисовский многозначительно посмотрел на Пенькова.
–Сделаешь, Пенек? Долю тебе за это увеличим.
–Сделаю. За десять про€центов.
Глава XIV
Отдельно стоящие кучи
До самого дома Алешка упрямо молчал. Вернее, скупо отделывался от моих вопросов. «Да». "Нет". «Узнаешь». "В свое время". Вот и все, что я из него вытянул. Согласитесь - не очень многое.
– Ну как?
– спросила мама, открыв нам дверь.
– Справился?
– И озабоченно посмотрела на меня.
– С чем?
– удивился я. Совершенно забыв, что, по Алешкиной легенде, выполнял какое-то ответственное поручение нашего директора. Но вот какое?
– А… Ерунда.
– Я повесил куртку и направился на кухню. И мне бы ограничиться этими словами.
– Подумаешь, листья вокруг школы собрать в кучи.
– И тут я увидел, что Алешка изо всех сил делает мне знаки - ресницами, бровями, даже носом.
– Димка шутит, мам, - попытался он поправить положение.
– Он микрофон в актовом зале чинил. Я ж тебе говорил.
Мама сверкнула глазами и уперла руки в боки.
– Так, дети и братья. Кто из вас врет, а кто ошибается?
– Оба врут, - уверенно сказал папа, выходя из кабинета.
– Оба ошибаются, - поспешил Алешка.
– А наврал директор. Он сказал: надо микрофон починить, а сам их заставил листья сгребать.
Эх, если бы в этот вечер закончились наши приключения. Так нет же!
Только мы всей семьей (кроме Зайцева, которого мама уже уложила спать) уселись за чай у телевизора, там стали показывать новости.
Красивая дикторша полистала какие-то бумажки на столе, вздохнула и… выдала:
– Сегодня неустановленным лицом была совершена попытка теракта в здании администрации Пореченского района. К сожалению, нашей съемочной группе, прибывшей на место происшествия, не удалось получить информации по этому факту у официальных лиц. Однако наш корреспондент сумел разыскать и подробно опросить одного из свидетелей, который пожелал остаться неизвестным и не назвал своей фамилии. Предлагаем вашему вниманию наш репортаж с места событий.
И тут на экране появился… Алешка. Он держался перед камерой очень уверенно. Даже нахально, я бы сказал.
– Так что там произошло?
– спросил его корреспондент.
– У тебя на глазах.
– У меня на глазах какой-то неустановленный гражданин бросил какой-то неизвестный предмет в окно администрации. Наверное, гранату или самодельное взрывное устройство, которое так и не взорвалось. Только стекла зазвенели.
А он побежал большими шагами и вскоре скрылся за углом. Где, я думаю, его ждала машина.– Ты ее видел, да?
– оживился корреспондент.
– Краем глаза. Это была какая-то иномарка. Драная, как старая коза.
– А как выглядел этот неизвестный гражданин?
Алешка задумался, будто бы припоминая. А потом стал уверенно перечислять:
– Высокий. Худой. В черном пальто. В шляпе. С портсигаром и зажигалкой. Курит «Яву». Лицо, похожее на лисью морду. Под носом усики…
Лучше бы уж сразу фамилию его назвал. И адрес сообщил. Вместе с телефонами.
Тут папа выключил телевизор, встал и навис над Алешкой.
– А у меня другие сведения об этом неизвестном гражданине, - сказал он.
– Маленький, нахальный. Длинные ресницы. Большие глаза. Хохолок на макушке.
– И без паузы продолжил: - Прошу вас!
– и открыл дверь своего кабинета.
За дверью настала долгая тишина. Такая тревожная, что даже мама стала подслушивать, прижав ухо к двери.
– Вроде ремень не вытаскивает, - шепнула она мне.
– А то как бы Федю не разбудили. Бедный ребенок.
– Кто?
– спросил я.
– Алешка?
– Оба, - шепнула мама, все еще прислушиваясь.
– Иди посуду мыть. А я посторожу.
– Расскажешь потом?
– А то!
– И мама еще плотнее прижала ухо к двери.
Но рассказывать ей было нечего. Хотя разговор длился долго. Я перемыл всю утреннюю, дневную и вечернюю посуду и даже на помойку сбегал. Тут мама пришла на кухню и разочарованно сообщила:
– Конспираторы! Ничего не подслушала.
И мы вернулись в большую комнату.
Наконец дверь в кабинет распахнулась, и мы услышали одно лишь слово, которое произнес папа. Не только с возмущением, но и с восхищением, как мне показалось.
– Нахал!
– сказал он. И вид у него был немного смущенный.
А у Лешки безмятежный.
– Что-то меня в сон потянуло, - зевнул он, показав, как Норд, все свои зубы. И язык.
– Ты зачем про него растрепался?
– спросил я Алешку, когда мы улеглись.
– Про Лисовского.
– Психическая атака, Дим. Завтра расскажу. Я еще не все обдумал. Сейчас… подумаю… два раза… - И он уютно засопел, крепко и мгновенно уснув.
И уже во сне невнятно пробормотал:
– А папу я зашантажировал. Логично.
В школу идти не хотелось. Там сгущались тучи.
– Прогуляем?
– с надеждой в голосе спросил Алешка по дороге.
Я только вздохнул в ответ. А что должен ответить на такой вопрос старший брат? Которого к тому же упрекают собственные родители за то, что он плохо воспитывает младшего. Очень логично! И школа, и родители (а иногда и соседи) свои прямые обязанности в этом деле сваливают на меня. Мол, помой посуду и повоспитывай Алешку.
Я уже было махнул рукой с отчаянья, но тут нас догнала Ленка. Она в школу как на вечный праздник ходила. С улыбкой и надеждой. И, надо сказать, ее надежды всегда оправдывались. Однажды даже Алешка то ли с завистью, то ли с ревностью шлепнул по ее сумке и спросил: