Наследник

– Все ваши документы – подлог! – завопил белобрысый. – Уверен, их изготовили где-нибудь на границе между Украиной и Казахстаном! А потому – обмазать смолой и вывалять в перьях! [26]

Половина публики замерла в оцепении и страхе, другая половина повскакала с мест, готовясь бить и крушить. Рослая дама из «Туран бишр» размахивала увесистой, окованной латунью сумочкой, корреспондент «Гарема» тянул из штанов ремень с тяжелой бляхой, что-то возбужденно лопотали французы, а турецкий журналист с глазами, налитыми кровью, шарил у пояса – видно, искал ятаган. Только телеоператоры с невозмутимым видом двигали камеры туда-сюда, примериваясь, как лучше запечатлеть назревающую драку.

26

Американский способ расправляться с мошенниками – смотри бессмертного марктвеновского «Гекльберри Финна».

Каргин склонился к микрофону.

– Суд Линча отменяется, господа! – Он повторил это на русском, английском, французском и, для убедительности, на испанском. – Вспомните, вас ожидает банкет на тридцать тысяч долларов, коньяк, шампанское, икра… Скандалисты и бузотеры этого не попробуют.

Напоминание о банкете слегка разрядило обстановку. Каргин, уже не ломая язык, продолжал на русском:

– Через несколько минут вы получите все доказательства моей реальности как президента «Халлоран Арминг Корпорейшн». Отчасти я согласен с мистером Флетчером – наших бумаг вы не проверяли и можете усомниться в их подлинности. Но я представлю другие документы… ровно две тысячи документов, которые вы можете унести с собой и тщательно исследовать.

– Какие именно? – осведомился Бак Флетчер, все еще не слезая со стула.

– Те, которые имеют хождение среди людей богатых и отличают их от всякой гопоты, – сказал Каргин, уставившись на белобрысого. – Сядьте, сэр, и успокойтесь! Это м о я пресс-конференция, и я вижу, что в зале есть журналисты, желающие задать вопрос. Прошу вас, мистер…

– Савельев, «Известия», Москва, – сообщил, поднимаясь, тучный пожилой мужчина в очках. – Хочу заметить, что не согласен с корреспондентом «Вашингтон Пост» и считаю, что мы наблюдаем не комедию, не клоунаду, а некое четко спланированное действо, цель и смысл которого пока ускользают от нашего понимания. Я бы выразился иначе – они непонятны большинству присутствующих, которых, как и Бака Флетчера, нельзя отнести к слишком проницательным умам. Я прав, мистер Керк?

Наконец-то! Каргин, нежно улыбаясь журналисту «Известий», вздохнул с облегчением и решил, что не все тут кретины.

Но вслух он сказал другое:

– Вы правы, сударь. Я далек от того, чтобы подозревать Бака Флетчера в излишней проницательности.

– Я имел ввиду не это, мистер Керк… Или совсем не Керк? Ваш русский за последние пять минут значительно улучшился… – Савельев погладил объемистый живот со свисавшим на него магнитофоном. – В фильме, показанном нам, в самых последних кадрах, промелькнула одна картинка, некий любопытный артефакт, вызвавший споры между Тураном и Россией. Не сомневаюсь, вы действительно сотрудник ХАК, и по справкам, наведенным мной в Москве, договор между вашей корпорацией и «Росвооружением» вовсе не относится к разряду газетных «уток». Вы явились сюда, чтобы поставить точку в споре, который я упомянул? А все остальное – дымовая завеса?

«Ловок! – восхищенно подумал Каргин. – Вопрос задал, а так, что никому ничего не понятно. На прямой ответ не надеется, но за реакцией следит в четыре глаза!»

Он притворился смущенным, махнул рукой Гальперину – мол, прячь скорее диск! – и, припомнив десяток слов на языке байя, сообщил Савельеву, что река Мбари [27] сильно обмелела, и охота на крокодилов будет, вероятно, удачной.

– Простите, не понял! – произнес корреспондент, снова раскрыл рот, но в это мгновение в зале появился Балабин, а за ним – Дима и Слава, тащившие накрытый скатертью детский резиновый бассейн.

27

Байя – народность, населяющая ЦАР (Центральноафриканскую республику), где, на одной из баз Французского Иностранного Легиона, служил Каргин. Мбари – река, протекающая на территории ЦАР.

– Ставьте перед первым рядом, – распорядился Каргин, оглядывая возбужденную публику. – Вот сюда, сюда… и скатерть снимите… Дамы и господа, мои документы прибыли! Две тысячи стодолларовых купюр, ровно двести тысяч баксов, которые моя корпорация, желая поддержать свободную прессу, дарит вам! Этот дар лучшее доказательство нашего могущества и богатства, более веский, чем любые другие документы, а потому… – Он ни секунду смолк, потом махнул рукой: – Но к чему лишние речи? Налетай, братва!

– Пятнадцать лет по федеральному законодательству! – тряся щеками, прохрипел Бак Флетчер. – Деньги-то фальшивые!

– Не хотите, не берите, – усмехнулся Каргин. – Но подлинность ведь так легко проверить… в любом банке, в любом обменном пункте…

Какой-то миг в зале царила ошеломленная тишина. Затем корреспондент «Гарема» отшвырнул с дороги даму из «Туран бишр», сбил наземь журналиста из «Аргументов и фактов», перепрыгнул через него, с хищным рычанием ринулся к бассейну и запустил обе пятерни в груду соблазнительных бумажек. За ним бросились исламисты, коммунисты и евразийцы, следом – турки и китайцы, телеоператоры и режиссеры, штат корпунктов «Таймс», «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Геральд», ассистенты, помощники и прихлебатели. Над бассейном мгновенно взвился фонтан из вспорхнувших банкнотов; шурша и шелестя, они разлетались по залу, и в этом серо-зеленоватом облаке мелькали руки со скрюченными пальцами, шляпы, тюбетейки и перекошенные физиономии, да свистела, нанося меткие удары, сумка Гульбахар Ибрагимказиевой. Каргин продолжал говорить, и его усиленный микрофонами голос перекрывал крики, стоны, визг и алчные вопли.

– Берите, дамы и господа, берите! Двести тысяч долларов для нас мелочь, примерно один процент от ежедневного оборота корпорации. Такую сумму мы зарабатываем каждые двенадцать минут, днем и ночью, в Африке, Азии, Европе и обеих Америках. Берите, хватайте! Это всего лишь наши представительские расходы… Мистер «Гарем»! Не стоит пихать доллары в рот, оставьте место для шашлыков и осетрины… А вы, господа из «Туран гази», вспомните, что аллах жадных не любит! И пропустите к кормушке мадам Гульбахар!

– Надеюсь, босс, вы знаете, что делаете, – сказал Генри Флинт, провожая тоскливым взглядом каждую бумажку, исчезавшую в чужом кармане. – Я не то что бы против, однако…

Перфильев толкнул его локтем в бок:

– Не спорь с боссом, Гена, и не критикуй! Кто с начальством спорит, тому папаху не носить!

Одна из сентенций майора Толпыго, который сам до полковничьей папахи не дослужился, мелькнуло у Каргина в голове. Он глядел на схватку, что развернулась у его ног, и думал о том, как просто выяснить сущность и характер человека. Поставь его перед грудой богатств и скажи: хватай, сколько хочешь! И все тайное, скрытое, тщательно спрятанное за манерами, воспитанием, образованием тут же сметет преграды и выплеснет мутной волной. Дед сказал бы: хочешь продать на миллиард, купи сенатора за сотню тысяч! Сенатора, политика, журналиста – все равно…

Он испытал мгновенный всплеск удивления, подумав о Халлоране как о деде. Возможно, это означало новый этап в их отношениях? Проблеск родственной связи, той генетической преемственности, которая рождает сходные мысли и реакции у предков и потомков? Каргин не успел обдумать эту идею, как в зале послышался голос Савельева. Корреспондент «Известий», пиджак которого изрядно оттопырился, стоял у одного из микрофонов, разбросанных по залу.

– Надеюсь, мы вас не разорили, мистер Керк?

– Бог с вами, господин Савельев! В хранилище Первого президентского у меня сумка лежит… не помню, сколько там, два миллиона или три…

Их краткий диалог прогрохотал в помещении, заставив очнутся публику, столпившуюся у бассейна.

– Это ты зря признался, парень, – пробормотал Перфильев.

– Думаю, не зря. – Наклонившись к микрофону, Каргин произнес: – Вижу, наш подарок воспринят вами с энтузиазмом и, кажется, оценен и поделен. Теперь вас ждут столы в банкетном зале, где тамадой будет мистер Рогов, мой юридический поверенный. Позвольте также напомнить, что в холле еще работает обменный пункт, и все желающие могут заняться проверкой валюты. Вперед, гости дорогие! Халява плиз, господа!