Наследник
Шрифт:
Теперь эти граждане из каких-то компаний – управляющих? чем? кем? зачем? как? за чей счет? – этот ответ знаю… – сами навязываются. Как правило, частным порядком. Опрятные, почти трезвые, про Интернет и международную напряженность знают, но выпить ни за первое, ни за второе не навязываются. На таких голос поднять совестно. Разве что до денег такие же жадные, как их предшественники. А так очень даже современные, созвучные времени люди.
Факт, жизнь меняется быстрее, чем мы. Какими мы были никчемными, доверчивыми идиотами, такими и остаемся. Уже и на выборах к нам интереса нет, техника справляется. Пощебечут пару месяцев во всех эфирах про победы и преодолимые трудности – и хватит с нас. А может быть,
Выходит, что жизнь нас обскакала. Но если так, то чем в таком случае мы заняты? В смысле: жизнь сама по себе, отдельно от нас, но ведь и мы живем?!
Минут через пять открою глаза, Дядя Гоша тут же встрепенется, и заживем… обыкновенной жизнью. Нет, это совсем не в тему…
Чтобы выгрести из заумного и неразрешимого, пытаюсь представить себе русско-русский «Разговорник про жизнь». Книга небольшая, однако внушает… Пасынок фолианта. Запечатана сургучом, с обложки вопит ярко-красная наклейка: «В этой книге содержится только ненормативная лексика!» А как же фамилии составителей? – туповато вышучиваю цензора. Сдержанно хихикаю, скрытно, вроде как во сне в горле запершило. Сухость снится, верблюжья колючка, бедуины там разные…
Провел Дядю Гошу. Купился родственник. Вот я молодец! Еще поваляюсь.
Короче, новогодняя ночь…
У кого-то что-то коротнуло. Скорее всего гирлянда. Сплошь и рядом такое случается в новогоднюю ночь. Коротким же замыкание нарекли потому, что происходит оно крайне быстро. Быстрее, чем побег грызуна или смерть таракана под каблуком. Увы, с темпами устранения проблемы история никакой связи не установила. Наоборот – очень длинная выходит история, тем более в праздники. В праздники ничего нет длиннее короткого замыкания.
Вечеринке в моем потонувшем во тьме прибежище быстро случилось оказаться раздробленной. Устремления граждан сластолюбцы отнесут к «человеческому», а ханжи к похоти. Лично я не наблюдаю разницы. Наша компания еще до замыкания рассыпалась на задуманные и случайные пары, а потому легко приняла возникшее неудобство за сигнал. Суетливо проверив глубину и истинность чувств на кухне, в кишке коридора и ванной, – хозяйка квартиры уехала на неделю в пансионат другим людям праздник портить, – народ подхватился и устремился по другим адресам. Понятно, что не к свету. Туда, где жилплощадь сулила относительное уединение. И разумеется, подобие лежбища. А это не у меня. Точнее – это не для других.
Один из гостей, чья жена по счастливой случайности – хотя вряд ли все было затеяно ради этого – коротала новогоднюю ночь в роддоме, всё же исполнил в мою сторону наглый этюд бровями. Назывался этюд при свечах неприлично длинно: «Не были бы вы, сударь, столь любезны помаяться с полчасика за пределами комнаты?» И слезливая нотка в зал: «А?» Первым просёк фальшь Дядя Гоша. Глазом знатока он оценил потупившую взор девицу, проворчал: «Тут получасом хрен обойдется», – и развалился на единственной в комнате койке.
– Жаль, что со светом так вышло, – извинился я перед парочкой сразу за всё. – Хорошо хоть не до полуночи.
– Ну, хорошо… – ответили мне обреченно.
Признаться, я изрядно подустал развлекать гостей, так что авария и последовавшие скоротечные прощания были мне на руку. Полагаю, по этой причине и мама не подхватилась спасать ситуацию. Да и полноценный электрический свет в единственной в доме квартире выглядел бы вызовом. И вызов этот мог вызвать немало ненужных вопросов.
Даже Дядя Гоша обошелся без свойственного его натуре занудства и мало что объясняющих реплик с уничижительными вздохами: «Эх… С тобой, Ивашка, всегда так». Или вроде того. На всякий случай я подготовился: «Со мной? Всегда? Да какого черта?! В конце
концов, моя гирлянда в полном порядке! Возможно, это единственное, что у меня в полном порядке – гирлянда и проводка! И кстати, какая сволочь сожрала половину блюда рыбы под маринадом?»Однако, полемика не состоялась. Лишь диалог. Причем со всем уместным уважением сторон.
– Нормально всё, Дядь Гош? Ты как?
– Нормалёк. Хорошо посидели, чаще бы так.
– Ну да… Ты как, в ночное? До утра?
– Как наладится. Да и утро уже, вот оно, недолго ждать.
– Ну тогда бывай. Пошли, выпущу.
– А Петруха?
– Только его сейчас и не хватает. Сидит себе взаперти и пусть сидит. Ничего ему, охламону, не сделается. Завтра скажу – тридцать первое, ну и Новый год соответственно. Втроем отметим. Президента в записи крутанем.
– Решай. Втроем, завтра – это хорошо.
– Уже решил.
– Тебе бы, Иваш, тоже не мешало… Ну это… Чего ты опять… непарный. Может, подогнать кого? Но ты же знаешь, меня могут и не послушаться. Лучше самому тебе… Ну да ладно, проспись, потом поговорим.
«Я тебе поговорю, засранец неуемный! Поговорить ему…» – отозвалось во мне эхом. По тому, как замер и напрягся Дядя Гоша, я понял, кто в списке адресатов шел первым и единственным номером. На большее, чем свидетельствовать материнское негодование, я не годился.
«Ой-ой, уже умолкаю! Расслабился, пошутил я, честное слово, сестренка. Ничего дурного и в мыслях не было. Извиняй, пожалуйста. Душевно прошу».
«Мама, я все слышу…»
«А я, можно подумать, не догадываюсь. Вот и славно, что слышишь. Еще раз с Новым годом тебя, Ванечка!»
«И тебя, мамочка».
Помню, меня нешуточно озадачило, что Дядя Гоша слышит маму. Судя по его реакции, такое с ним было далеко не впервой. А ведь о другом договаривались…
«Ванечка, ты же знаешь, как всё зыбко и переменчиво», – откликнулась на мое недоумение мама.
«Да уж», – легко согласился я, потому что легче всего соглашаться с тем, о чем бесполезно думать. И не соглашаться тоже. Как с существованием бога.
Когда Дядя Гоша «вымелся» наконец с жилплощади – торопливо, последним, – я подумал: а ведь прав он насчет того, что и мне бы… И не заметил, как уперся взглядом в пошлый подарок, кем-то на скорую руку наряженный Снегурочкой. Эту часть действия я пропустил, видимо отбегал на кухню, мог там и прикорнуть. В свете луны голубое бумажное пальтецо и кокошник с коряво вырезанной снежинкой выглядели вполне натурально, круглолицее личико казалось разрумяненным. Я смотрел на подарок оценивающе, без восторгов, без мыслей, но с помыслами. Не так, как на подарки в детстве. Правда, в детстве мне никто ничего из секс-шопов не подносил. Надувные предметы были, но другого предназначения. Какие-то пустяки. Желанные, долгожданные пустяки. У каждого возраста свои заморочки. Наверное, счастье детства в том и состоит, что всерьез дети думают исключительно о пустяках. Некоторые, как выяснилось, исподволь к этому привыкают и втягиваются. Только счастье не терпит взросления, – подумал я значимо, – а привычки – те да-а, терпят вовсю…
Я пересел на пол поближе к искусственной, щедро политой хвойным ароматизатором елке и такой же ненатуральной подружке. Мысль родилась глупая, ерническая: как однажды, в старости, на остывшем супружеском ложе буду бесстыдно поддразнивать невозмутимую бабку небылицами об этом странном свидании. А Снегурочка, скажу ей, через ниппель подтравливала. Поддувать приходилось все время, это сильно мешало.
Жаль, у людей такой ниппель не предусмотрен. Куда достойнее была бы конструкция. А то спортзалы, диеты… Или уже есть что-то подобное в эстетической хирургии? С другой стороны – куда его вошьешь.