Насмешка

Лаисса Ренваль тяжело вздохнула. Уж кому-кому, а ей подобных чувств не было дано узнать. Сама она еще никогда и ни в кого не влюблялась, несмотря на наличие множества поклонников, а супруг ей нежных чувств подарить не мог. Впрочем, Лиаль и не нужны были его чувства, слишком уже глубока была обида на наместника за все, что он сделал с ней, ее честью и ее семьей. А его пренебрежение и наложница, заправлявшая замком, и вовсе были Лиаль омерзительны. В общем-то, обычай иметь в замке служанку для услад все еще не утратил своей силы, и многие дамы смотрели сквозь пальцы на развлечения своих супругов, считая простолюдинок чем-то неодушевленным и не имевшим угрозы семейному благополучию. Но при всем при этом мужья оказывали уважение и почитание своим супругам. В случае же с наложницей Ландара, на ее стороне была власть и внимание Ренваля, его же супруге досталось предубеждение, подозрение и обвинение в том, чего она даже не успела замыслить.

«Вы стали мне дороги», — вспомнила она слова супруга.

— Породистая кобыла бывает дороже, дорогой супруг, — фыркнула Лиаль и отогнала мысли о наместнике.

Она вернулась к изучению Хроник. Взгляд ее вновь уперся в фамилию Альвран. Десмунд Альвран, брат королевы Катиль был одарен королем Галеном милостью и стал одним из наместников, а второй брат — Рагнард, сохранив за собой родовые земли, служил при дворе, часто отправляясь с посольствами в другие королевства, откуда он привез себе супругу, как гласила запись в Хрониках. Род Альвран продолжал преданно служить роду Корвель, с которым находился в родстве, и оставался близок к королевскому двору.

Отложив вторую книгу, Лиаль взялась за третью. Род Дальвейг нашелся, когда у лаиссы уже закрывались глаза, но прочесть о нем она не успела. В двери постучалась одна из служанок и спросила, не желает ли госпожа принять барда. Лиаль зевнула, хотела отказаться, но подумала, что Лиот принес ей долгожданные вести, и кивнула, разрешив впустить певца.

Лиот вошел, сжимая в руках верную лютню. Он поклонился госпоже и присел на облюбованное кресло, тут же начав перебирать струны. Лиаль закрыла третий том Хроник Валимара, ее взор обратился на барда, не спешившего говорить того, что от него ожидала благородная лаисса. Впрочем, тому была причина, в покоях еще находилась служанка.

— Госпожа прикажет подавать вечернюю трапезу? — спросила девушка, поглядывая на барда.

Лиаль вдруг поняла, что служанка неравнодушна к Лиоту, и спрятала улыбку.

— Чуть позже, — ответила лаисса Ренваль.

Девушка поклонилась и ушла, вновь посмотрев на молодого мужчину. Лиот еще некоторое время перебирал струны, а после встал с кресла и подошел к Лиаль. Он достал из рукава запечатанный конверт.

— О, Святые, — выдохнула девушка, выхватила из руки барда послание и поспешила к камину.

Лиот вернулся в кресло. Он возобновил игру на лютне, не сводя с лаиссы взгляда, и запел, но Лиаль сейчас не слышала слов песни. Она сломала печать и жадно вчиталась в строки, написанные знакомым почерком. Ригнард был так же осторожен в своих высказываниях, и все же написал гораздо больше, чем его спрашивала сестра. Лиа узнала, что отец находится в печали и унынии. Его чаяния на блага, которые род мог получить от брака дочери с наместником, не сбылись. Из-за обвинений лаиссы Магинбьорн в порочности, ласс Сигард закрылся в замке, разорвав дружбу со всеми соседями, не скупившимися на насмешки и обвинения. Ригнард умолчал о том, что мстительные лаиссы завели целый список любовников Лиаль, записывая в него всех лассов, которых заметили подле девушки. Но об этом говорить не приходилось, Лиа сама понимала, чем может закончиться выходка наместника. А между тем… между тем лаисса Ренваль все еще оставалась девицей.

О себе Ригн написал мало. Говорил, что скучает по своей неугомонной сестрице, что замок без нее пуст и холоден. Ригн так же рассказал, что сильно повздорил с отцом, доказывая, что его устремления принесли их дому лишь позор и несчастье Лиа. Отец поначалу бушевал, потом поверил сыну и закрылся в своих покоях. Всех, кто поверил навету, младший ласс Магинбьорн изгнал из замка. Разругался с благородными лаиссами и лассами, пытавшимися порочить имя их рода. А после снова писал: «Сестрица, ежели бы ты знала, как мне не хватает тебя. Пережить твое замужество просто, но то, что нас лишили возможности даже перекинуться парой слов, приводит в ярость. Я все время думаю, как мне добраться до тебя, но все мои попытки провалились. Печаль и злоба — вот ныне мои спутники».

Лиаль всхлипнула, перечитала письмо, а затем, ненадолго прижав к своей груди и поцеловав бумагу, бросила послание в огонь.

— Ах, кабы стать этим посланием, — услышала она и обернулась, глядя на барда. — Бездушная бумага удостоилась великой чести, о которой простой смертный мечтать не смеет.

Лаисса Ренваль направилась к мужчине. Смахнув непрошеные слезы, девушка коснулась его щеки, отчего бард прикрыл глаза, наслаждаясь легким прикосновением.

— Благодарю, Лиот, ты принес мне глоток воздуха, — произнесла Лиаль.

— Ваша улыбка — лучшая награда для меня, госпожа, — ответил он, преданно глядя на лаиссу.

Затем перехватил ее руку и быстро коснулся ладони губами. Лиа вспыхнула и отдернула руку.

— Не стоит этого делать, Лиот, — произнесла она. — Ежели кто-то застанет… Даже думать о последствиях не хочется.

— Простите мою дерзать, госпожа, — бард повинно склонил голову. — Более этого не повторится.

Лаисса Ренваль кивнула и отошла от него. Ей очень хотелось остаться одной, чтобы пережить те чувства, что полнили душу после прочтения письма от брата.

— Ты свободен, Лиот, — сказала она, глядя в сумрак, сгустившийся за окном. — На сегодня песен довольно.

— Вы прогоняете меня из-за той дерзости, что я позволил себе? — бард прекратил играть и теперь с сожалением смотрел на госпожу.

— Нет, — Лиаль отрицательно покачала головой. — Просто я хочу побыть одна. Послушаю песни завтра. Милости Святых, Лиот.

— Я буду торопить ночь и день, — мужчина склонился перед лаиссой. — Добрых вам снов, госпожа.

Лиаль дождалась, когда дверь за бардом закроется, после опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями. Тоска по дому, по брату сковали душу льдом. Но слезы так и не побежали по девичьим щекам. Лиаль вдруг подумала, что никогда бы не увидела Гаэрда Дальвейга, если бы не оказалась в замке Ренваль.

— Святые, сохраните! — воскликнула Лиа и поспешила позвать служанку, желая отвлечься от всяких мыслей.

Глава 6

Следующие полторы недели прошли без всяких потрясений. Тишина и покой царили в замке наместника. Раненый ласс, более не нарушавший указаний лекаря, быстро шел на поправку. Теперь он лежал редко, предпочитая бродить по переходам замка, не нарушая дозволенных границ, за которыми скрывалась лаисса Ренваль. К ней он не пытался подниматься, не искал встреч, ничего не просил. Лиаль, увидев, что ее гостю лучше, и он желает скорей вернуться к здоровой жизни, сама позволила Гаэрду посещать библиотеку и свободно перемещаться на ее половине.

Теперь ласс Дальвейг жил в покоях, находившихся под покоями благородной лаиссы. Там было просторней и удобней. Между этажами стояла стража, обозначая границу, за которую лассу не было доступа. Но каждое утро Мальга все так же приносила известия о самочувствии раненого, ухаживала за ним и выполняла небольшие просьбы.

Лиаль радовалась тому, что ласс Дальвейг быстро идет на поправку, и печалилась одновременно. Теперь, когда он мог ходить и даже начал упражняться с мечом, хоть лекарь и пытался отговорить благородного ласса, Лиа понимала, что мужчина скоро покинет замок. И вроде нужно было тому радоваться, ведь, исчезни ласс Дальвейг до возвращения наместника, обитателям замка станет гораздо спокойней. Да и самому лассу было безопасней уехать, пока хозяин замка не вернулся. Но Лиаль с затаенной тоской ждала того дня, когда Гаэрд заберет свой медальон и верный меч, оседлает Ветра и умчится в белую даль, чтобы уже больше никогда не вернуться.