Наставник

Наверное. Нет, даже со всею определенностью повезло. Потому что… потому что разговор мог по-всякому пойти.

И закончится не перемирием, хотя, конечно, весьма условным, а той же стрелой в горло.

– Тень разумен, - Миара огляделась и щелкнула пальцами. – Надо здесь убраться. Винченцо… ты переложишь его?

– Куда?

– Не знаю… в угол. Главное, чтобы никто не наступил. Стол еще пригодится. Инструмент… у Алефа должны быть другие запасы. Ты…

– Мне не было дозволено заглянуть в личный шатер, - сказал упырь, старательно отводя взгляд. – Но, полагаю, госпожа Миара права.

– Права, права… - проворчала магичка, озираясь. – Проклятье!

– Я могу посмотреть, - вызвался Миха, хотя без особого желания.

– Нет. Он вряд ли оставил шатер без защиты, а я к тебе не то, чтобы привязалась, но… не важно. Соваться без подготовки будет глупо, да… разве что…

Взгляд её ненадолго остановился на Ирграме, но Миара тряхнула головой.

– Сначала раненые.

– Этот, - Миха все же не то, чтобы местным людям и договорам, на полянке заключенным, вовсе не доверял. Но вот остались некоторые сомнения. – Тень. Ты его знаешь?

– Наемник. Хороший. С именем. Репутацией. И в городе давно работает. Знает про магов. Братец мой его нанял, больше некому. Тень не стал бы связываться с людьми. А вот в сопровождение – почему нет? И нет, он точно не рискнет причинить мне вред.

– А мне?

– Тебе не знаю. Сам разбирайся.

Чудесно.

Миха на всякий случай решил держаться подальше.

– Но, повторюсь, он очень разумный человек. Иные не выживают. Так… сейчас принесут воду. И займется кто-нибудь уборкой?!

Миха осторожно скользнул к выходу из шатра. К уборке он еще с тех, давних времен, испытывал чувство, близкое к священному трепету.

Как-нибудь…

Тем более по ту сторону шатра обнаружились люди. Без оружия и вида такого, прехарактерного.

– Там, - Миха указал на шатер и внушительным шепотом добавил. – Уборку делать надо.

Верховный смотрел на человека с виду столь древнего, что, казалось, тронь его и рассыплется. Человек был худ и смуглая морщинистая кожа его облепляла кости, обрисовывая едва ли не каждую впадинку на них. Проступали полудуги ребер. Торчали тонкие ключицы. Выпирал позвоночник.

Шея изогнулась под тяжестью головы. И бесцветные волосы, собранные в косицы, свисали тонкими нитями. В волосах виднелись костяные фигурки.

Глаза человека гноились.

И запах от него исходил пренеприятный.

Человек пошевелил губами, и мальчишка-раб поспешил разогнуться.

– Господин рад приветствовать Великого в скромной обители своей! – произнес он громко. А человек едва заметно вздрогнул.

Глаза его прикрылись.

А рот вновь шелохнулся.

– Он вообще…

– О, поверьте, - тихо ответил Хранитель памяти Гароа, - мой прадед выглядит немощным, но на самом деле внутренний огонь его пылает жарко.

Как бы он вовсе не испепелил.

Но недобрую эту мысль Верховный оставил при себе. В конце концов, он лишь гость в этом доме. Пусть и званый.

– Правда, понять его сложно, но… - он щелкнул пальцами. И массивный раб, что возвышался над стариком, послушно подхватил хрупкое тело. Воздвигнув его на плечи, раб медленно двинулся, а уж за ним пошел и Гароа.

Он ступал медленно, но в походке его не было величавости. И трость в руке подрагивала. А еще Верховный отметил неестественную бледность, испарину на лбу.

– Он приказал позвать вас. Он сказал, что время пришло.

Дом Гароа, пусть и поставленный в не самом худшем месте, не отличался роскошью. Он был низок, приземист, сад же давно пришел в запустение. Пруд затянуло ряской, через которую то тут, то там поднимались темные листья кувшинок.

Внутри же все дышало пылью.

Но стоило спуститься, и запах пыли сменился иным – ароматических масел. Верховный озирался.

Вот коридор стал шире.

Стены обрели покровы из благородного мрамора. Вдоль них вытянулись каменные чаши, в которых ярко горел огонь.

Еще ниже.

И на мраморе появились барельефы.

– Это…

– Когда-то давно, еще в мире ином, род Гароа был удостоен великой чести, - Гароа остановился, коснувшись стены. Пальцы его полетели по вырезанным волнам, над которыми поднимались ужасающего вида корабли. Они были велики, но еще больше казались чудовища, что поднимались из глубин. И корабли шли над раскрытыми пастями их. – Тогда, когда старый мир умер, а новый готовился родиться из крови да пламени, мы несли на корабли не золото, не драгоценные камни, не оружие и даже не зерно, хотя и оно было нужно. Мы несли знания.

Кто помнил о том?

Император?

Он должен был. Но почему не сказал? Не доверял? Или же дело не в доверии.

Ниже.

И мрамор обретает характерный желтый оттенок, то ли от огня, то ли от возраста. Воздух становится тяжел, пусть бы даже в стене открываются черные зевы воздуховодов. Со скрипом вращается огромное колесо, к которому приставлена пара рабов.

– Эта машина прогоняет дурной воздух снизу, а сверху втягивает хороший. Однако дышать здесь все одно тяжело. Впрочем, самые нижние уровни вовсе заполнены иным воздухом. В рукописях его называют мертвым. Он и вправду убивает. Канарейку быстро, человека медленно. Но даже очень сильный раб не способен пройти к Хранилищу.

Стало слегка не по себе. Нет, Гароа не походили на безумцев, да и в Храме знали, куда отправился Верховный.

– Есть еще одна машина. Она поднимет мертвый воздух, дабы сменился он обыкновенным. Это мы сделали еще вчера.

Ступеньки.

И на сей раз никакого мрамора. Старый камень. Темный. Такой Верховный видел в подземельях храма. И до чего знаком он, что цветом, что кровяными жилами, прорезавшими плоть.

Дверь.

И вновь колеса. Два. Рабы крутят их старательно. И еще некоторые отдыхают тут же, ожидая своей очереди. Обнаженные тела блестят от пота. А от ошейников к стене тянутся тонкие, но весьма прочные с виду цепи.

– Если они промедлят, то сами умрут, - пояснил Гароа. А после тише добавил. – Это тайна.

И стало быть, рабы все одно обречены.

Пускай.

Гароа поднял клетку с мелкой птахой, которая засуетилась, защебетала.

– Она покажет, если вдруг случится неприятность.

– А мы не можем… скажем… послать кого-то?

– Боюсь, что нет. Я и сам был здесь лишь раз. В тот день, когда достиг возраста мужчины. Тогда мой отец провел меня по Хранилищу. Он открывал двери и показывал. Рассказывал. Но и только. После мы ушли. И спустя сутки мертвый газ заполнил коридор. Признаться, я толком и не знаю, что там.