Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Произнося пламенные речи, Михаил Афанасьевич как-то незаметно переместился за перфоратор, с треском набил с десяток перфокарт и опустил их в загрузочный лоток ЭВМ. ЕС-1020 одобрительно загудела, ожили индикаторы на панелях…
Степан не очень-то прислушивался к речам Михаила Афанасьевича. Он трамбовал портфель. Наконец не без труда защелкнул замок и устремился к выходу.
– До скорой встречи! – раздалось вослед.
В вестибюле уже переминались в нетерпении трое новых посетителей. Степан мазнул по ним взором, загрохотал вниз по лестнице, бережно, словно младенца, прижимая к груди переполненный портфель.
Нехороший какой-то червяк, мохнатый и скользкий, ворочался все ж в груди интеллигента, но
Целый месяц Степан провел в интеллектуальном запое. Едва дождавшись свежего номера «Книжного обозрения», хватал его и мчался в НИИ СРИ, где немедленно получал распечатки желанных новинок и неизменно – старенького, до чего не успел дотянуться в свое время. Взял привычку таскать на работу в свой НИИ, где просиживал штаны на должности младшего инженера, пухлые распечатки и сперва тайком, а потом уж и в открытую – не он один же, весь отдел – читал.
Несколько раз звонили из книжных – предлагали дефицитные новинки, он только отмахивался, мол, спасибо, зайду непременно, потом, занят. Потому как новинку эту как раз и читал. Даже святая святых – субботний книжный рынок, что происходил в Центральном парке культуры и отдыха имени товарища Кирова, – и то не посещал.
Правда, выходили и досадные осечки. Как-то раз поинтересовался у Михаила Афанасьевича, не знает ли он такой книги Гроссмана «Жизнь и судьба».
– Непременно знаю, голубчик Степан! – живо отозвался тот. – Да только не книгу, а рукопись.
Степан покосился на гроб с окошком и осторожно поинтересовался.
– Говорят, ее того… уничтожили?
– Эк вы хватили! Рукопись не уничтожишь.
– А…
– Нельзя. Мы распространяем только официально изданные книги.
«Вот же дурак, – подумалось Степе, – упекут в диссиденты, охнуть не успею».
– А тогда выдайте мне «Малую землю», «Целину» и «Возрождение»! – брякнул он первое, что пришло на ум, дабы укрепить свою политическую благонадежность.
– И это совершенно невозможно. С одной стороны, текст и так свободно распространен, с другой – мы занимаемся только художественной литературой, а не мемуаристикой.
Михаил Афанасьевич виновато развел руками, и Степан поспешил ретироваться, не без труда взвалив на спину рюкзак, набитый свободно распространенной информацией.
Однако, когда позвонила товаровед «Бригантины», славного книжного, где Степан выпас немало ценных книг, и сообщила, что завезли Булгакова, интеллигент дрогнул.
Он хорошо помнил эту книгу. Пару лет назад она прошла мимо него. Единственный – на весь миллионный N! – экземпляр закономерно угодил в руки негласного короля книжного рынка Валерки Дрибана. Невзирая на отчаянные мольбы Степы, Дрибан менять или продавать вожделенный том наотрез отказался – «ни за какие деньги, Степан! ни за какие деньги!» – даром что главной его страстью была книжная миниатюра. Единственное, чего достиг интеллигент, – разрешения взять на выходные дни, при условии покупки «Метаморфоз» Овидия за четвертак. «Античку», в отличие от «всемирки», Степан не собирал, но куда денешься? Согласился. Жадно проглотил и «Мастера…», и «Белую гвардию». Впрочем, «Метаморфозы» он сменял Сашке Беляеву, который как раз от «антички» тащился, на двухтомник Цветаевой, коий, в свою очередь, загнал на рынке безвестному любителю поэзии Серебряного века, заработав на всей этой многоходовке пятнадцать «рябчиков». А потом битую неделю до хрипоты они с Валеркой доказывали друг другу несомненное превосходство Воланда над Христом и глубокомысленно рассуждали о Евангелиях. Которых, впрочем, ни тот ни другой не читал.
В «Бригантине» было как-то пусто и уныло. Товаровед Галина завела его в подсобку.
– По пятерке, – значительно произнесла она.
– Сколько? – голос Степана
дрогнул.– А сколько надо?
– Две можно?
– Угу.
– А… три?
– Ага.
– А… Шесть?
– Шесть – не. Всего пять завезли. Пять забираешь?
Степа молча протянул четвертак.
В субботу он уже торчал на рынке, где тоже оказалось подозрительно тихо и уныло. В отличие от разместившихся неподалеку меломанов и торговцев радиоаппаратурой. Те традиционно взяли в кольцо дискотечную площадку, прозванную в народе «Зоопарком» за высокое неприступное ограждение. Снаружи от него, разумеется. Так легче рассредоточиваться при милицейских облавах. В отличие от книжников, меломанов шерстили часто.
Заметив фланирующего навстречу Гришу Дворникова, Степан выждал, когда тот поравняется с ним, и негромко произнес:
– Булгаков. За четвертак. Как тебе?
– Да никак, – с ленцой ответствовал Григорий. – Как раз читаю.
– Так это ж настоящий.
– А тот ненастоящий, что ли? Буквы, они все одинаковые – тридцать три штуки, брат, – Григорий приятно улыбнулся и двинул дальше.
Нехороший червяк не то что шевельнулся – ужом заскользил по внутренностям Степана.
Дальше он предлагал по двадцать, по десять, совсем отчаявшись – по пятерке – хоть свое вернуть. С тем же результатом. И бросился прочь – немедленно домой.
«Врешь, – думал он, – на слабо не возьмешь. Только бы Володька был не в плавании»!
Володька – одноклассник – ходил каким-то там помощником капитана на торговом судне и всегда привозил из плавания кучу заграничного шматья, аппаратуры и прочих сувениров. А надо сказать, что увлечение книгами приучило жить скромного младшего инженера не то чтобы на широкую ногу, но ни в чем себе не отказывая. И тыщонка на сберкнижке заначена – вот и время пустить ее в дело.
Дрожащим пальцем интеллигент набрал номер Володиного телефона. На счастье, одноклассник отозвался.
– Слышь, друг, – как можно небрежнее произнес Степа, – как там у тебя с этим… ну, понимаешь…
– Ну, понимаю, – усталым баритоном отозвался Володя.
– Я бы прикупил… так, на тыщонку. Джинсы, агрегатов музыкальных… по разумной цене.
– Ага. Щаз, – обрадовал друг детства. – Уже ковырнадцатый в очереди. Все вымели дочиста. А ты мне про цены.
– Так, а когда позвонить?
– Через полгода. Уходим через месяц, идем в Рио, потом в Гонолулу… короче, по морям, по волнам. Тебе, как старому корешу, может, без очереди и подкину, только за цены разговору не будет. Сколько скажу, столько скажу.
Степан поступил как настоящий советский интеллигент. С горя напился, а поутру, поправив здоровье бутылкой «Рижского», поперся в НИИ СРИ. Невзирая на воскресный день. Как-то он этот факт упустил из виду.
От крыльца НИИ, обдав Степана вихрем воздуха, стартовала машина «Скорой». Впрочем, без «мигалки» и сирены.
«Я ему, гаду, покажу! – распалял себя Степа, вздымаясь по винтовой лестнице. – Я его, гада…» Впрочем, что именно «ему» и «его», на ум так и не шло.
Михаил Афанасьич встретил гостя неизменно вежливой улыбкой и всезнающим взглядом. Только был сегодня в этом взгляде некий лукавый прищур.
– Что ж в неурочное время, дорогой Степан? Интеллектуальный голод?
Степа решительно двинул к себе стул и решительно на него взгромоздился. После чего решимость куда-то улетучилась. Осталась пустота. Звенящая, как одинокий комар в темной комнате.
– А у нас хорошие новости, Степан! – с несвойственной ему живостью принялся рассказывать вдруг ученый. – Мы расширяемся. Открыли в городе еще три филиала. Отбою нет от желающих – не справляемся! Там, – Михаил Афанасьевич значительно указал на потолок, – эксперимент признали успешным. Вот, извольте полюбопытствовать, передовую технологию внедрили: WC-books.