Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Последнее было сказано с иноземным акцентом, отчего Степан встрепенулся и переспросил:
– Виси – чего?
– Да гляньте! – Михаил Афанасьевич пробежался по клавиатуре, вскочил, выхватил из «гроба» распечатку.
Распечатка была особая: клееная толстая брошюра без обложки. На бархатной желтой бумаге ярко-синими буквами оттиснуто: «Виктор Астафьев. Прокляты и убиты». И у «корешка» – четкий пунктир перфорации.
– WC – от английского «ватерклозет», туалет, простите. Туалетная книга. Очень удобно и практично. Ставите книгу в кабинке, идете по естественной надобности, отрываете страничку, – Михаил Афанасьевич ловко оторвал первый лист по перфорации,
– Что?! – сипло выдохнул Степан. – Хотите, чтобы я… чтобы этим? Да будьте вы прокляты!
Он ринулся вон под равнодушное и негромкое:
– Мы давно прокляты, дорогой мой человечек…
Дома Степан долго созерцал крепостной вал распечаток, выстроившийся у батареи до уровня подоконника.
«Гадость… гадость… Что там он толковал про макулатуру? Прочь все это из дому! Завтра же!»
Наутро он вызвал такси и, забив до отказа багажник и заднее сиденье «Волги», отправился в ближайший пункт приема макулатуры. Вопреки ожиданиям, водитель не возмущался и не задавал вопросов. «Не впервой», – дошло до интеллигента.
На пункте творился ад кромешный. Очередь змеилась по всему двору и выплескивалась на бульвар. Степану выдали здоровенную тачку, куда он с трудом разместил распечатки. Отстоял часа три. В очереди обсуждали странное: хватит ли талонов на икру и импортный кофе. Наконец выгрузил ненавистную бумагу на весы.
– Пятьдесят семь кило, – равнодушно сообщила приемщица. – Остались талоны на сервелат, балык и майонез. Что берем?
– А… книги?
Приемщица глянула жалостливо.
– По первой, что ль? Книги эвона когда отменили. Выходит тебе один балык, или три сервелата, или десять банок майонезу. Давай, вон, за тобой еще скока.
– Балык давайте, – зло процедил Степан.
Приемщица ловко откроила ножницами от бумажной простыни квадратик.
– Небось и где отоварить не знаешь? На вот список, где отделы.
Степан совершенно бездумно принял квадратик с надписью «балык 1 шт.» и бумажку со списком гастрономов.
Еще месяц интеллигент занимался важными делами. Он пил горькую и покупал книги. Настоящие, бумажные. Книги теперь в продаже наличествовали любые. Тысяча со сберкнижки неумолимо таяла. О том, что будет, когда деньги кончатся, он не думал. Что-нибудь да будет.
Однажды в сто тридцатом книжном, пустынном, как Куликово поле после битвы, он повстречал грустного Дрибана. Тот рассеянно листал очередной новый том «всемирки».
– Покупаешь? – спросил Дрибан.
– Покупаю, – ответил Степан.
– И я покупаю. Дурак. Надо было художественные альбомы собирать. Цветные. Сейчас за Босха сто пятьдесят по-прежнему дают. Их-то не копируют.
– А кто еще покупает? – голос Степы дрогнул.
– Да есть… пара-тройка…
Дрибан скривился, подхватил томик и двинул к кассе.
А Степан – в НИИ СРИ.
И снова «Скорая» – только теперь подъезжала – с воем и мигалкой. Степан задержался в вестибюле, пропустил бригаду врачей с носилками, присел на стуле подле вахты.
– Щас свеженького вынесут, – доверительно сообщил знакомый лишай. – И носють и носють.
– Кого? – тупо вопросил интеллигент.
Он
перед походом изрядно поддал для храбрости.– Жмура, когой. Вахромей Силыч матом матюгается, ан низя – сверьху сказали: надыть. Эх… Крайнего разу девка была. Белая, как шла к нему, – лишай смачно подчеркнул «к нему», – нюни распустила, шнобель красный, зенки мокрые, а – красивая. Титьки малые, крепкие, я такое полюблял, как молодой был, и хвасад шо надо. Жа-алко…
Лишай мечтательно вздохнул.
Степану отчего-то представилось, как неудобно тянуть на носилках по винтовой лестнице мертвое тело. Отрешенно так подумалось, словно и не его это мысль была, а пришла откуда-то, да и влезла в голову. Да вот хотя б от лишая передалась.
Бригада вскоре и впрямь вынесла носилки. Лицо лежавшего на них было закрыто.
– Инхваркт? – крикнул вслед лишай.
– Инсульт, – не оборачиваясь, бросил на ходу врач.
Степан посозерцал, как переваливают груз через «вертушку», и двинул коридором.
Вахтер смотрел вослед масленым, умильным взглядом.
Все так же светилась табличка «Добро пожаловать», а внутри – все так же неприятно мигала полуисправная газоразрядка. И сидел за столом Михаил Афанасьевич, и изучал, вооружившись моноклем, какие-то бумаги. Посетителя, вопреки обыкновению, даже не удостоил взглядом.
– Скажите правду, – взял быка за рога Степан, – вы ведь тот самый Михаил Афанасьевич? Правда? Тогда зачем?
– Что вы такое несете, – не отрываясь от бумаг, негромко ответил тот. – От тела настоящего Михаила Афанасьевича давно одни кости остались, и те… А зачем… – собеседник сделал неопределенный жест. – Своего рода шутка.
– От тела, значит?! А душа небось в раю! – запальчиво выдал Степа.
Собеседник на миг оторвался от бумаг, бровь его дрогнула.
– Помилуйте, Степан. Вы же читали книгу. Он удивительно точно предсказал свою судьбу.
– Так я и говорю – в раю!
– Вы идиот, друг мой. Впрочем, утешьтесь – вы не одиноки.
– Сами вы…
Мысли разбегались, то, что он пришел сказать, уплывало, как обмылок, утекало, вот-вот и забудется.
– Да. Нет. Вот! У вас ничего не выйдет! Мы все равно будем покупать книги! Нас много! Не дождетесь!
– Дождемся, Степан. – Голос собеседника сделался совсем бесцветным. – Поверьте, дождемся. Посудите сами. Времени у нас – вечность. А человек смертен. К тому же – внезапно смертен. Да и образ жизни вы ведете в последнее время, насколько мне известно, нездоровый. Впрочем, это несущественно. Пусть вас десяток здесь, в этом городе. Да хотя бы и сотня. А тираж писателю надобно продать. Писатель тоже человек, он кушать привык. Сытно кушать, Степан. Кто ж его издавать станет, ежели из всего тиража разойдется, положим, даже тысяча?
– А Стругацкие?
– А что Стругацкие? Умные люди. В отличие от многих, не стали писать петиции в ЦК и Верховный Совет, а занялись делом. Борис вернулся в Пулковскую обсерваторию, он снова звездный астроном, а Аркадий – переводчик в бюро технических переводов. Рассудите здраво – кто важнее для народного хозяйства: хороший звездный астроном и технический переводчик или никому не нужные писатели?
Степан задохнулся от возмущения, не в силах вымолвить и слова.
– Ведь какие печатные площади были занаряжены, а вот – высвободились. Сколько всяких редакторов-корректоров-верстальщиков и иных прочих теперь занимаются важным, полезным для страны делом! В условиях сложной мировой обстановки это необходимо, дорогой Степан!