Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
– Я понял! Хватит! Зачем? Я хочу знать!
Михаил Афанасьевич снова оторвал взгляд от бумаг. В неверном освещении жутковато блеснул его монокль.
– Вы и вправду этого хотите? Впрочем, не отвечайте, я вижу. Видите ли… Мы испытываем острую нехватку в интеллигентах.
– Как это?
Собеседник позволил себе усмешку.
– Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих…
– Я не понимаю…
– Болтаетесь вы, как дерьмо, простите, в проруби. Ни вверх, ни вниз. Почиститесь – и на новый
Михаил Афанасьевич скользнул к малозаметному изделию в дальнем углу – жестяной койке с откинутым на всю ее длину полуцилиндрическим прозрачным колпаком.
– Все безболезненно, а диагноз выбирайте.
«Инхваркт».
– Не дождетесь, – мрачно процедил Степан.
– Договор, договор, – промурлыкал собеседник. – Что ж. Не смею задерживать. До скорого свидания, Степан.
Изрыгая бессвязную ругань, интеллигент ссыпался по лестнице, свирепо глянул на вахтера – ага, недоумеваешь, сволочь. Ждал, упыряка, очередного вызова «Скорой». Не дождетесь!
На улице хлестал ливень. Степан шел, подставляя лицо под струи дождя, и думал о том, что будет и дальше покупать книги. Что надо объединиться и открыть общество любителей книг. Валерка – председатель, он – заместитель. Расширить до всесоюзного масштаба. Восстановить равновесие. Одолеть гада.
Вот только отчего Булгаков не в раю?
По пути зашел в гастроном и взял три бутылки водки.
Марина Ясинская
Писарня господина Завирайло-Охлобана
Закрыв дверь за последним посетителем, Лексан Паныч уселся за рабочий стол и мрачно уставился в сгустившиеся за окном сумерки. Вот опять начинается это. Уже который вечер его душу бередят непонятные, незнакомые ему чувства. Они вызывают тянущее беспокойство и какую-то смутную потребность, отказывающуюся принимать четкие формы. В воображении возникают странные картины толстых черных котов в пенсне, наглых рыжих девиц в кокетливых фартучках и двух глаз, одного с золотою искрой, сверлящего до дна души, и другого – пустого и черного, как выход в бездонный колодец.
Поглядев некоторое время на собственное отражение в мутном стекле окна, усталый лекарь-амуролог вздохнул и, не умея по-другому справляться с этим (и, положа руку на сердце, любым другим) беспокойством, достал из стеклянного шкафа в углу графинчик медицинского спирта.
Знает ли кто, откуда берутся идеи?
Нам известны только люди, воплощающие идеи в жизнь. Дедал и Икар создали крылья, Гутенберг – печатный станок, Белл – телефон, а Ординер – абсент. Но откуда к ним пришли эти идеи? И почему – именно к ним?
Только сами идеи знают, откуда они родом.
И только сами идеи могут объяснить, почему они выбирают того или иного человека.
Бывшая швея Мариана Остич, а для друзей просто Маша, не очень понимала, что случилось. В один
момент она прилежно переписывала нудный трактат какого-то штабного полковника «О нюансах военных подкопов в мирный период», в другой – вдруг обнаружила, что свеча давно догорела, за окном – рассвет, а на столе перед ней – целая стопка исписанных страниц, но – о, ужас! – это вовсе не нудные «Нюансы».– Только не это! – испуганно воскликнула Маша. Владелец писарни и солидного носа господин Завирайло-Охлобан еще как бы и не принял ее на работу.
– Женщины не могут быть хорошими писцами, – важно изрек он.
Но все-таки поддался на уговоры девушки и согласился взять Машу копировщицей, если она докажет, что у нее и впрямь хороший почерк и что переписывает она действительно так быстро, как утверждает. Протянул ей трактат и сказал:
– Если справишься до завтра, работа твоя.
Маша без колебаний согласилась. Впереди – весь вечер и вся ночь, она быстро пишет. Она успеет.
И вот вместо копии трактата перед ней текст, не имеющий ничего общего с военными подкопами; на исписанных ее почерком листах разворачивалась какая-то странная история о сумасшедшем патологоанатоме, сшившем из частей разных трупов человека, которого оживил удар молнии. И было это создание так безобразно, что патологоанатом в ужасе бежал из города. А сшитый им человек пустился вслед за своим создателем…
Маша очнулась, только дочитав последнюю страницу, и в отчаянии закрыла лицо руками – что она делает? Уже через полчаса господин Завирайло-Охлобан ждет копию «Нюансов», а она, вместо того, чтобы попытаться наверстать упущенное, читает непонятно откуда взявшуюся историю!
Девушка собрала скопированные страницы трактата и покачала головой: пачка настолько тонкая, что сразу видно – здесь едва ли четверть работы. Ну, вот и все, конец ее так и не начавшейся карьеры копировщицы.
А что, если…
Движимая внезапным порывом, Маша взяла страницы с неизвестно откуда взявшейся историей про ожившего мертвеца и положила под листы с текстом «Нюансов». Теперь стопка смотрелась солидно, как раз такого же объема, что и трактат. Возможно, господин Завирайло-Охлобан проверит только первые страницы и удовлетворится этим. И даст-таки ей работу. А уж там она его не подведет.
Если бы идеи могли говорить с людьми, возможно, они рассказали бы о том, что бок о бок с нашей реальностью существует невидимый мир бесчисленных идей, главная и единственная цель существования которых – дождаться, когда откроется дверь между двумя мирами, и пройти через нее, чтобы поселиться в голове у выбранного ими человека.
И не будет покоя человеку, в голове которого поселилась идея, до тех пор, пока он не воплотит ее в жизнь.
Лексан Паныч выглянул в коридор. Все, на сегодня пациентов больше нет.
Лекарь-амуролог прикрыл дверь и вздрогнул – посреди кабинета покачивалась в воздухе слегка прозрачная наглая рыжая девица из тревожащих его видений.
«Допился», – подумал Лексан Паныч и бросился к шкафчику с медицинским спиртом, не размышляя о том, что собирается лечить болезнь тем самым средством, что ее вызвало. Достал бутыль, дохнул в граненую стопочку.