Настоящая фантастика – 2014 (сборник)

– Ай, поеду, если позовешь…

У Тихого брат только и остался: своего дома нету, ни жены, ни детей. Дожил до седины, а вот, не сложилось. Федору очень подходила его фамилия – был он тихий, слегка даже забитый. Но за красное дело стоял твердо.

А есть ли кто у Бараева, комиссар толком и не знал.

Дорога, допетляв до выпирающего в степь лесного угла, повернула и устремилась направо. По ходу белела березами роща, за рощей лес начинался опять густой и зеленый до черноты.

Северов подъехал к остановившемуся Грицко. Иван почесал косматую бороду и указал на выложенную в колее камнями стрелку.

– Рыжий замудрил, – поделился догадкой боец. – Морда мордовская.

– Ну, а чего встал тогда? – спросил Савелий. – Если ясно?

– Вон, командир, посмотри.

Северов обратил внимание – рядом со стрелкой в дорожной пыли вырисовывался отпечаток будто бы ноги. Только таких следов быть не могло – как два человеческих, что в ширину, что в длину. Комиссар огляделся – других следов не наблюдалось.

– Шутит Афонька, – сказал Савелий. – Первый раз, что ли? Грицко, замыкаешь, я теперь первым. Н-но, пошла!

Солнце нырнуло в синюю полоску туч у самого края земли за далекими грязно-желтыми холмами. Оно побагровело ликом и окрасило весь горизонт революционно-алым. Вечерело, воздух к ночи остывал до того споро, что ветерок, вроде и не сильный, выстужал чуть не до исподнего.

Пленный белогвардеец ехал молча, форменный китель был порван: погоны сдирали, особо не церемонясь. Одернуться или запахнуться плотнее поручику мешали руки, стянутые за спиной форменным ремнем. Северов зябко передернул плечами: хорошо хоть на самом добротная кожанка, настоящая.

Лес неторопливо обступал с обеих сторон, угрожающе темнел в глубине, наливаясь сумеречным мраком. Тишь по-прежнему стояла смертельная.

Едва торный путь в очередной раз вынырнул из-под сосновых лап, Северов мигом осадил лошадь, дал знак красноармейцам – стой! Впереди, на вечернем небе, высилась огромной, чуть накренившейся башней ветряная мельница, вовсе неожиданная в таком месте. А на дороге, шагах в двадцати от края леса, чернела туша лошади.

Комиссар спешился, кинул поводья подоспевшему Бараеву:

– Грицко, за мной. Остальным ждать!

Иван грузно спрыгнул, дернул скобку винтовочного затвора и кивнул – понял. Северов достал из кобуры наган и осторожно двинулся вдоль наезженной колеи. Добрались до конячьей туши, подняли целую тучу оводов.

– Рыжего кобыла, точно, – Грицко сплюнул. – А пузо-то разодрано… словно косой! Недавно совсем, кровь только свернулась.

– Да вижу, – отозвался Северов. – Где сам Рыжий, вот вопрос.

Прошел еще немного по дороге – никаких следов. Присмотрелся к рубленой дуре мельницы – безмолвие, как на кладбище. Если засада, то знают, что они тут, иначе хоть кто-то шевельнулся или кашлянул. А Савелий бы услышал, себя он знает.

Тут за спиной вдарил выстрел, до того неожиданный в этой маревной тиши, что Савелий на миг присел, потерялся, но быстро опомнился и поспешил вернуться обратно. Грицко сопел рядом.

– Кто стрелял? – едва достигнув опушки, спросил Северов.

– В лесу стреляли, – Бараев качнул стволом. – Оттудова.

Лошадь всхрапнула, и на землю повалилось кулем тяжелое тело. Тихой! Бросились к нему, подняли – хрипит Федор, вся грудь мокрая от крови.

– Отходим назад, – только крикнул Северов, как понял: туда, на дорогу посреди деревьев, никак нельзя. Ровно подтолкнул кто-то: не смей! – Отставить!

Зашумело в чаще, заскрипело, упало на уже невидимый в сумерках путь дерево.

– К мельнице! – отдал новый приказ Северов. – Быстро! Бараев, раненого забирай!

Сам подхватил выскользнувшие из руки Тихого вожжи кобылки с пленным.

– Даже думать не моги убечь от меня, морда белая, – зло выплюнул Северов. – Догоню – убью! Грицко, последним, следи, чтобы беляк с коня не упал!

Вскочил в седло и хлопнул конягу по крупу:

– Пошла, родимая!

Застучали лошадиные копыта – чаще-чаще! Понесся в лицо холодный воздух. Едущие впереди Бараев с Тихим внезапно повалились вместе с лошадкой, та закричала жалобно, почти по-человечьи. В туче пыли и предночной мгле ни черта видно не было.

– Живы? – крикнул Савелий и услыхал в ответ:

– Живы.

– Грицко, помогай!

Остановились, закинули Тихого, словно куль, к Северову на седло, Грицко усадил Бараева позади себя.

Мельница нависла как-то разом: вдруг заслонила собой полнеба, совсем темного, с яркими набухшими ягодами звезд. Скрипели на ветру рассохшиеся ветряные крылья, свистели в трещинах меж бревен холодные ветерки. И – боле ни звука, словно вся степь повымерла. Оказавшийся первым у двери, спрыгнувший на ходу Бараев рывком распахнул незапертую створку, отпрянул в сторону…

Засады никакой не было. Только темнота и тишина. Да запах слежалой и отсыревшей муки – затхлостью и пылью веяло изнутри старой мельницы.

– Внутрь! Бараев, огня живее. Грицко, сгоняй вокруг, ищи вход для телег, должон быть, заводи коней! Да держите этого поручика, чтоб он сдох, у меня к нему вопрос попозже будет!

Раздал приказы, спрыгнул с лошадки, взвел курок у нагана и, пригибаясь, пробежал две сотни шагов обратно, к главной дороге, от которой к мельнице вел поросший травою проселок.

Замер, по-волчьи прислушиваясь, принюхиваясь. Такое не выучишь в городе, такое только у деревенских есть – чутье. Природа знает, кому помогать, а кому нет. Савелий сколько себя помнил, завсегда в лесу время проводил, выдайся такая возможность. Подрастал – реже и реже получалось: работа брала жизнь на себя.

Лошадь Федора тихо ржала, жалуясь.

Тихо, тихо, коняга, свои. Вот ведь напасть – обе ноги передние поломаны! В темноте влететь в сурочью нору или на пень нарваться можно, конечно, но разом обе? Да и темнота не такая, чтобы прям глаз коли!

– Тихо, тихо, родная. Все хорошо, все хорошо будет.

Приложил к большой теплой голове револьвер и нажал на курок. Звонко стукнуло в уши.

Прости, товарищ боевой.

Чу! Нечто пронеслось вдоль леса, невидимое в сумерках, но от того не менее стремительное и опасное. Подняло комиссару на загривке щетину, будто у дикого зверя. Все-таки засада? Но почему проворонили их тогда, ведь шли – не таились? Кто же стрелял в лесу? Афонька? Отчего тогда не подал знака раньше? И где он сам? Одни вопросы!