Настоящее - Прошлое - ...
Шрифт:
– Мне все равно.
– Так не бывает. Я вот очень дочку хочу и всегда хотела. Я бы ее вырастила настоящей женщиной. Она обязательно будет внешне похожа на меня, но умом однозначно в отца. Она будет сердцеедкой, причем намного счастливее в этом деле, чем ее глупая мать.
– Это почему-же ее мать «глупая»?
– Была бы умной, совершенно по-другому жизнь прожила.
– Ты так недовольна своей жизнью? Мне казалось, что у тебя всегда получалось добиваться всего, чего ты хочешь. И живешь ты всегда так, как хочешь. Почему-же вдруг такое недовольство?
– Просто я всегда
Я стояла под приоткрытой дверью в гостиную и вслушивалась в каждое слово. Я никогда прежде не занималась ничем подобным, но вот уже второй раз за день, подслушиваю чужие разговоры. Мне стало противно:
– Что же я делаю?
Вернувшись в свое ложе, мне захотелось поплакать.
Томка с Федей что-то от меня скрывают, оберегая меня и заботясь о моем душевном состоянии. Они любят и жалеют меня, но, несмотря на безнадежную меня, они тихонечко мечтают о будущем.
Слышно было не очень, но тот факт, что Тамара мечтает о дочери, я расслышала хорошо. Странно, но она говорила так, словно уже беременна. А Федя… Бедный Федя. От так мечтал о детях, так хотел… Да-а-а, Тома жестока, раз посмела задать ему подобный вопрос. Да ему всегда было все равно, кто у нас будет – дочка, сын, двойня, он просто очень хотел, чтобы у нас были дети. А я…
Я испортила всю жизнь самому любимому и родному. Ему ведь почти тридцать пять, а у него ни детей, ни жены…
Острая боль пронзившая мой мозг, заставила отказаться от размышлений. Слезы покатились еще сильнее – от безысходности и несправедливости. Я просто хочу жить! За что меня так наказывают?!!! Лучше убей меня сразу, Господи. Оторви мою голову, которая в последнее время предназначена только для боли! Вырви сердце, которое стучит то слишком быстро, то вовсе отказывается выбивать ритм! Останови дыхание, ведь я так часто не могу надышаться, хватая воздух жадно и часто! Господи, прекрати мои мучения!..
– Любимая, ты это почему на полу? – Федя заботливо взял меня на руки и положил в кровать.
– Ночью, мне было настолько плохо, что я свалилась, а на прохладном полу мне стало легче, поэтому я не стала подниматься.
– Сашенька, ты с этим не шути, не хватало, чтобы ты еще и простудилась. – Федя укутывал меня в одеяло, как в кокон. – Я на работу ухожу, вот, зашел попрощаться. Тебя я оставляю на Тамару. Она сейчас принесет тебе завтрак и будет тебя развлекать. А мне пора. До вечера. – Муж заботливо поцеловал меня в лоб.
Тома-же, не заставила себя ждать. Федор только покинул спальню, как в ней запахло вкуснейшими гренками и омлетом.
– Спасибо тебе, Томочка. Я так давно мечтала о домашней пище! Да, в больнице неплохо кормили, все-таки я имела статус VIP, но ничто не сравнится с твоим омлетом!
– Ох и подлиза ты, Шуруп. Я ведь кроме омлета и готовить ведь ничего не умею.
– Пусть это будет единственным твоим кулинарным шедевром, но это ведь – шедевр!
Как ни странно, но я с аппетитом съела все мне предложенное:
– Я давно так вкусно не завтракала, спасибо тебе, Томочка.
– На здоровье, – Тома торопливо прибрала разнос, – Шур, если ты не возражаешь, и я тебе пока не нужна, можно мне отлучиться на пару часиков?
Подруга прятала глаза, задавая
этот вопрос, она однозначно чувствовала себя виноватой.– Что за глупые вопросы? Иди, куда тебе нужно. Тем более ты меня уже накормила, а с гигиеническими ежедневными процедурами я, пока, сама справляюсь.
– Ты уверена? – хотя на лице подруги уже появилась чуть заметная улыбка и облегчение, она не могла не уточнить. – Если я тебе нужно, я обязательно останусь.
– Не стоит жертвовать своей жизнью ради моей. Хотя моей – это слишком сильно сказано. Думаю, тебе еще представится возможность со мной понянчиться… а пока… можешь смело заниматься собой.
Вскоре я осталась в гордом одиночестве. В голове вновь всплывали вчерашние разговоры Томы и Феди, но я так и не смогла найти никакого логического объяснения, кроме – Тамара, наверное, беременна. Поэтому они не хотят меня травмировать, ведь я так и не смогла стать матерью для своих малышей. Да, точно. Так очень даже логичным становится их следующий разговор.
Копаясь в собственной голове, мне практически удалось позабыть о боли, которая меня не покидала уже никогда. Вернуться с небес на землю, заставила резко подступившая тошнота.
Я едва успела добежать до туалета, когда меня начало полоскать.
Весь вкусный завтрак – коту под хвост.
От физического бессилия. От душевной боли. От безысходности и обреченности, мне вновь стало себя жалко.
– Мамочка, папочка, я так вам завидую…
Обняв белоснежного друга, я вновь расплакалась.
Я вспомнила, как мне было больно, когда я узнала, что мои родители погибли. Я плакала и проклинала все и всех, за то, что отняли их у меня. Сейчас-же, спустя годы, я им завидую. Завидую самой белой завистью. Они ушли быстро и, возможно, безболезненно. Да даже если они и почувствовали резкую боль, это было мгновение, и вечный покой…
Мне же судьба уготовила вот такой конец – мучительный и долгий.
Кое-как, спустя мысленную исповедь и казнь, я нашла в себе силы покинуть туалет.
Вернувшись в комнату, которая по всей видимости и станет моей усыпальницей, я вновь влезла на кровать. Сознательно отказавшись от просмотра телевизора, я сжалась, скрутилась, съежилась в малюсенький комочек и уснула.
Мне вновь приснился сон в котором я падала…
* * * * *
Приблизительно в таком режиме прошел месяц.
Большее количество времени я спала. Изредка меня выгуливали, как собачонку, поочередно – Тома – Федор, Федор – Тома. Практически каждый день блевала, и с каждым днем чувствовала себя слабее.
Спасибо доктору. Павел Олегович не обманул, он каждый Божий день радовал меня своим присутствием. Живое общение посещало меня вместе с Павлом Олеговичем.
Вечно занятый Федор и ежедневно контролировавшая ремонт в своей квартире Тома, большее количество времени проводили где угодно, только не дома. Они избегали меня. Возможно, им больно на меня смотреть. Возможно, у них действительно очень важные дела. В любом случае, не за что было на них обижаться – вымыта, одета, накормлена, выгуляна. Их вина была лишь в том, что они слишком меня любили, а поэтому им приходилось страдать ежедневно глядя на то, что от меня осталось.