Настоящее в будущем

— А чем первые двое не устраивают? — шутливо спросил он, отворачиваясь к раковине. — Они, конечно, не подарок, но исправятся. Я ручаюсь!

Белль не смогла сдержать улыбки.

— Нет. Я не про это. Просто… — она улыбнулась ещё раз. — Знаешь, у нас здесь совершенно другая жизнь, и я подумала, что это не такая уж плохая идея.

— Скучно? Решила привнести в жизнь немного хаоса?

— Нет….

— А твоя работа? Учёба?

— Не помеха, — отмахнулась Белль. — Может, мне всё же не хватает хаоса.

— В виде грязных пеленок и плача среди ночи? — Голд придерживался своего шутливо-издевательского тона, — непредсказуемых проблем со здоровьем и болей, которые здесь моментально никто не сможет снять?

— Я серьёзно, — прервала его Белль.

Румпель задумчиво посмотрел на своё отражение в зеркале, прополоскал рот, ополоснул лицо, неспешно вытер его полотенцем… Это заняло не более трех минут, но для Белль длилось целую вечность, тихую, невыносимую вечность.

И вот он снова обернулся, облокотился на раковину и спросил очень серьёзно на этот раз:

— Ты действительно уверена, что тебе это нужно? Что ты именно этого хочешь?

Белль кивнула несколько раз и обняла его, а он её поцеловал, сначала легко, коротко, потом по-настоящему, долго, после чего утащил Белль в спальню, где они предприняли первую попытку. И вот спустя почти одиннадцать лет она всё ещё помнила ту ночь и вкус той глупой зубной пасты.

В феврале Белль узнала о своей беременности, а 9 октября 2020 года родился Альберт Джеймс Голд. Любовь, которую Белль испытывала к своему маленькому сыну, границ не имела. Иногда она даже испытывала чувство вины, что так сильно его любит, чуть ли не сильнее остальных. Впрочем, кажется, никто её душевных терзаний не замечал. Коль и Адам, как прежде, игнорировали всё и вся, а Румпель её чувства разделял, иногда притворно обижаясь, что она ворует время у него и Альберта.

Альберт рос тихим, умным и послушным мальчиком. Он редко болел, редко плакал, капризничал и жаловался. Вместо хаоса он принёс с собой только порядок и радость, и их совместная идиллия, нарушаемая несущественными житейскими проблемами, всё длилась и длилась. Эта тишина, спокойствие породили в душе Белль чувство тревоги, которое год от года становилось всё сильнее и глубже, подтачивало её изнутри. Ей всё думалось, что однажды кто-то ворвётся в их жизнь и разрушит всё, что им удалось построить, и однажды её кошмары стали реальностью, что оставило отпечаток на истории появления Кристофера.

Всё началось с деловой вечеринки в Нью-Йоркском отеле «Black D’Or». Им с Румпелем было слишком весело в тот вечер. Возможно, основным фактором было количество выпитого и, чего греха таить, выкуренного. Да-да, кто-то притащил туда траву и много, чтобы хватило на всю огромную толпу. К счастью, политика отеля подразумевала полную неприкосновенность и конфиденциальность, особенно когда на несколько дней выкупался весь отель. Голды, противники шумных сборищ, провели там всего одну ночь, но весьма неосмотрительную. В общем, Белль забеременела своим четвёртым и последним ребёнком. При появлении первых признаков она сдала кровь на анализ, до последнего надеясь, что результат будет отрицательным, но, увы, надежды ее не воплотились в жизнь.

— Вы беременны, миссис Голд, — сообщила с улыбкой доктор Колфилд, ее гинеколог. — Поздравляю.

— Да… С-спасибо, — Белль выдавила из себя ответную улыбку, стараясь не расплакаться от «счастья».

— Вы, кажется, не очень рады, — отметила врач. — Вам нехорошо? Хотите воды?

— Нет, что вы! Я в порядке и очень рада, — отказалась Белль, — спасибо. Знаете, я, наверное, пойду.

— Хорошо, — улыбнулась Колфилд. — Миссис Голд, обязательно позвоните мне на неделе. Обсудим дальнейшие действия. Договорились?

Белль согласилась, попрощалась и ушла.

В тот день она долго бродила по Центральному Парку. Руки тряслись, сердце бешено стучало в груди, голова раскалывалась. Она купила бутылку воды, выпила таблетку аспирина и села на лавочку, потирая виски. Приступ паники, резкий приступ паники. Но отчего? Разве это было трагедией? Ещё один ребёнок и что? Дело-то было вовсе не в нём. Просто что-то было не так.

Она вернулась домой в полном смятении, которое от Румпеля скрыть было невозможно. Он смотрел на неё очень внимательно, задавал вопросы. Потом задавал наводящие вопросы к уже заданным. Но Белль отделывалась однозначными резкими ответами.

— «Скажи ему, скажи», — твердил её внутренний голос, но она не послушалась.

Она не сказала мужу ни слова о своём состоянии ни в тот день, ни на той неделе, ни в том месяце, а жизнь размеренной тихой рекой текла и текла вперёд, такая же нормальная, такая же идеальная. Дети, работа, прогулки по парку с собакой, походы в кинотеатры и театры, тихие совместные вечера, суетливые коллеги, счета, утренние газеты и прочая приятная мишура.

В один прекрасный день Белль отвела свою одиннадцатилетнюю дочь на детский праздник с ночёвкой. Она совершенно не понимала таких мероприятий и долго отказывалась, но Колетт смогла убедить и её, и отца. Отпускать дочь было боязно и тяжко, но что могло произойти, в конце концов? И к ночи Белль смирилась, а Румпель — нет. Когда они легли в постель, он заснуть не смог, просто лежал в темноте тихо и неподвижно, как когда-то давно, в Сторибруке, когда он был Тёмным и в принципе спал очень-очень редко, но само то, что она смогла провести такую параллель, её неимоверно напугало.

— Что-то мне это напоминает… — сказала она вслух.

— Что напоминает? — спросил Голд, хотя совершенно не нуждался в ответе на этот вопрос. — Это совсем другое. Я просто…беспокоюсь.

— Я тоже.

— Хочешь чаю? — предложил Голд, а Белль согласилась.

Они вышли в гостиную. Белль расположилась за столом, а Румпель достал чайник и искал заварку.

— Чай остался только в пакетиках, — предупредила Белль, прерывая дальнейшие поиски. — Я забыла купить. Извини.

— Хорошо, — улыбнулся Румпель, — будем пить почти-чай.

Он убрал чайник, достал пакетированный чай и пару кружек, вскипятил и разлил воду. Белль отпила немного из своей, наблюдая, как он хмуро мешает ложечкой подкрашенную водичку.

— Правда, извини, — повторилась Белль.

— Брось! Это всего лишь чай.

— Дело… вовсе не в чае.

Румпель молча ждал признания. Белль подумала, что в признании нет никакого смысла, потому что он и так всё прекрасно знал.

— Я беременна, — созналась она. — Прости, что молчала. Наверное, слишком долго.

Он покачал головой и усмехнулся не по-доброму.

— Сколько? — Голд посмотрел ей в глаза очень спокойно, терпеливо, гипнотически.

— Пять недель, — соврала Белль, а потом увидела, как его брови недоверчиво поползли вверх, взгляд оставался таким же сосредоточенным, немигающим. — Хорошо, вру, семь. Опять вру. Восемь.

Голд прикрыл глаза и отвернулся к подкрашенной водичке в кружке.

— Ну ты ведь знал. Почему молчал? — упрекнула Белль.

— Не важно, почему молчал я, — спокойно пояснил Голд. — Гораздо важнее, почему молчала ты.