Наталья
Шрифт:
Смотрю в ее глаза — фейерверк искр.
— Так это же ты — Наталья!
— Наконец-то, Саня, — она от души смеется моей растерянности. — Прочитай, пожалуйста.
Я открываю письмо, в него вложены две открытки с одинаковыми картинками: три чайных розы, на первой начало, на второй конец.
«Санечка!
Как все глупо получилось. Вот уже два часа как я болтаюсь по Таганке. Я обошла все церкви, но нет твоего дома. Я ведь не знаю названия улицы. Только умоляю тебя, поверь ты мне, все так необыкновенно глупо. Я купила эти открытки и пишу у метро „Таганская“, на улице, ужасно
Хоть бы ты позвонил мне.
Целую.
14.00».
Я смотрю ей в глаза, она — совсем серьезно на меня.
— Теперь ты мне веришь?
Я киваю головой.
— Я хочу, чтобы ты мне верил всегда. Я бы не встречалась с тобой, если бы мне нужно было обманывать тебя.
Она серьезна. Мне непривычно ее выражение лица.
Я смотрю на штемпель конверта, и правда, день, когда она не приехала.
— Да, дата совпадает, — говорю я неуверенно.
— Ох, Саня, ты неисправим, — она уже весела.
Мы выходим из телеграфа, проходим подземный переход и оказываемся в Театральном проезде.
— Пойдем в букинистические магазины, Наталья. Я там давно не был.
— С удовольствием.
Я не замечаю никого и ничего, зато на нее многие оборачиваются. Центр… в центре всегда все липнут глазами. Она идет, не замечая никого, и только, повернув голову, смотрит на меня.
— Наталья…
— А?
— Я рад… что мы идем.
Чушь какая-то.
— Совсем сдурел, — говорю я.
— Да, Саня, прямо скажем… Ты что ночью делал?.. — шепчет она.
— О тебе думал…
— И я… — мы целуемся.
Я люблю ходить в книжные магазины. Только когда там книжки есть. Что в последние времена — редкость большая: книжки в книжных магазинах.
Она смотрит какой-то альбом Батиста Тьеполо, а я наблюдаю за ней.
— Саня, — она поворачивается ко мне и натыкается на мой взгляд на ее губы. Она быстро проводит языком по губам, они зажигаются. — Саня, здесь нельзя, — предупреждает она меня, видя мою склоняющуюся голову. Я опоминаюсь. — Тебе нравится «Вирсавия в купальне»? — она показывает мне репродукцию. — Она в Эрмитаже висит.
— Я видел. Она похожа на тебя…
— Ты, оказывается, комплименты умеешь говорить, не знала, не знала. Мне говорил, что не умеешь и никогда не говоришь. А тут и двух дней не прошло, как отпускаешь. Могу себе представить, что ты другим говорил… через три дня.
— Наталья, — я начинаю объяснять, что она не права, это не комплимент, а правда. Она смеется, ее забавляет мое спотыкание.
— Саня, я прощаю тебя — за комплимент.
— Хочешь альбом, Наталья?
— Нет, Саня, у меня есть, только другого издания.
Она не дает купить ей альбом, буквально вытаскивая из магазина, оставив его на прилавке. Только на улице я (с ужасом) соображаю, что у меня в кармане всего четыре рубля. С копейками. Эта мысль убивает меня и делает грустным на какое-то время.
— Саня, куда ты хочешь пойти? — спрашивает она.
Я начинаю перечислять:
— Можно поехать в Лужники, или в кино, или матч сегодня по волейболу в Сокольниках, — (а я когда-то играл в волейбол, и сейчас еще числюсь в сборной
института, только до института никак не дойду). — Можно погулять по центру, — продолжаю я, — я знаю еще одно место, где есть горячий шоколад. Ты любишь горячий шоколад, Наталья? Какой ты предпочитаешь?Она наклоняется ко мне и говорит тихо:
— Давай лучше поедем к тебе. Я предпочитаю тебя…
— А!..
Я останавливаю такси; после чего у меня остается…
Она снимает верхнюю одежду и сама включает магнитофон, спрося предварительно: можно? Я говорю, что ей все можно.
Опять звучит песенка: «Pretty Woman», и мне очень она нравится.
— Хочешь чаю, согреться?
— Потом. Согрей меня…
Мы согреваемся, но странным способом — раздеваясь.
Я не могу оторваться от ее тела. Оно прекрасно, и мне кажется, что совершенно. Впрочем, мне не с чем сравнивать, таких тел…
Я встаю и кусаю бутерброд, который успела сделать она. Я всегда потом что-то хочу укусить. Вроде как зубы режутся. Странное сравнение…
— Хочешь, Наталья?
— Нет, Саня, я полна…
Я подхожу к кровати, она укрыта простынею. И вдруг мне хочется увидеть ее волшебное тело, полностью, сию минуту, как припадок нападает на меня. Она смотрит, и мягкая улыбка дарится мне. Я протягиваю руку и резко сдергиваю простыню, бросая за себя.
— Ах! — вскрикивает она, не успевая ничего понять, даже протянуть руку… и только закрывает глаза.
Я смотрю, и впечатление, что теряю сознание. Как ослепили. Я даже толком не вижу линий ее тела, просто тело, стыдливо лежащее в простыне, прижимая одно колено чуть выше другого, — как зачарованный стою я.
— Наталья, ты как богиня…
— Санечка, — она открывает глаза.
Господи, какое тело, думаю я.
Впечатление, что оно существует вне ее и к нему не прикоснуться. Но я касаюсь рукой, трогаю его, глажу. Оно отвечает мне движениями.
— Наталья, у тебя правда божественное тело.
— Оно твое, Санечка…
Мое, мое, мое…
Я провожаю ее, когда поздно, когда совсем уже темно.
Какие-то дни проходили, бежали куда-то, убегали, я ничего не замечал кругом, везде и во всем была она. Только она.
Наконец я решил объявиться в институте и узнать: не выгнали ли меня.
Оказалось, еще нет и пока моей персоной и ее персональным отсутствием на проходящих занятиях никто не интересуется. Я даже числюсь как студент.
Наталья поехала с утра выяснять какие-то отношения с преподавателем по английской лингвистике, называется зачет, перед госэкзаменами.
«Ты оденься скромно, — посоветовал я, — ты не можешь ему не понравиться, если ты сразила меня». Она засмеялась, сказав, что послушается опытного совета.
Потом Наталья должна была заехать за мной в институт и найти, так как не знала точно, когда освободится. Я ей сказал три места, где точно можно найти меня: в туалете, в буфете и на «теплой лестнице», где все курят обычно и собираются с моего курса такие же рьяные ученики, как и я. Первое место для нее отпадало.
И тут я встретил Шурика. Он такой забавный, что я всегда улыбаюсь, когда встречаю его. Он вечно как под кайфом ходит, глаза такие плывущие-плывущие, но днем он не пьяный никогда.