Научи меня любить

Яна привстала с дивана, отодвинула обнимавшую ее подругу, возможно чуть грубее, чем хотелось, и пошла на кухню, поставить на плиту варить тот самый ароматный вкусный кофе. Ей понравилось. Еще бы гостей чем-то накормить, а то неудобно как-то.

Кстати, почему они здесь? Яна медленно повернулась ко входу на кухню. Там, заламывая руки, топталась зареванная подруга, а где-то сзади маячил ее взлохмаченный муж. Да уж…

— У меня пирожные вкусные есть. Кофе попьем? Хотя тебе, Наташ, наверное лучше чай с ромашкой? Садитесь. Не прыгайте там.

— Ян, давай поговорим…

— Наташ, я в обмороке была, и амнезии у меня нет. Я все слышала, Сашка в Москве. Его прооперировали. Не понятно, выживет ли. Нужно звонить врачам, мне. Кстати, когда это произошло?

— Получается, что три дня прошло, — процедил Игорь, усаживаясь первым на табурет. Кажется, его трясет.

— Если бы умер, позвонили бы, да? Значит, жив. Значит, пьем кофе и звоним сами. Вы же побудете еще? Дети-то где?

— Наши у деда, он их в шахматы учит играть, а Лешка ваш в санатории уже с утра, — затараторила Наташка.

— Он не наш. Хорошо, пусть там. Без него легче.

Переглянулись.

Осуждают.

— Я не знаю, за что мне это все. Но у меня все в порядке, правда. Просто какая разница, как терять. Мне кажется, я за эти недели себя уже подготовила…

Игорь подскочил, шваркнул по полу табуретом и вышел из кухни. Яна проводила его пустым взглядом, посмотрела на подругу. Та, словно боясь сказать что-то лишнее, опустила глаза. Ну и ладно, пусть осуждают. Пусть думают, что это шок. Кофе, кстати, готов. Хочется черного хлеба, сверху икры мойвы и кусочек кислого сыра. Она как раз сегодня все купила. Хватит запрещать себе есть, пить, жить в конце концов. Жизнь, она такая, непредсказуемая и короткая.

65

Сначала это все было не понятным, не примеримым, не доходящим ни до сердца, ни до разума. Как плохое кино. Посмотрел и вроде уже забыть нужно, а все в голове какие-то отрывки, обрывки эмоций.

Яна бродила по квартире и вела себя так, словно ничего не изменилось. Вообще. Пыталась наслаждаться тишиной и свободой. И вроде бы получалось.

Например, готовить, все что нравится. Спать, когда хочется. Заново отполировать зеркало. Перемерить наряды, послушать музыку. Прогуляться по парку, погода такая прекрасная, по-июньски нежная, согревающая. Надумать завести собаку, так хочется о ком-нибудь заботиться…

На второй день стало до нестерпимости безразлично. Все. И еда, и музыка, и даже все окружающее. Только обрывки фраз да воспоминания разговора с Сашкиным врачом выводили её из этого состояния. Но все равно Яна снова и снова погружалась в какое-то забытье. А потом, обессиленная, увалилась спать.

Ночью приснился Сашка. Нет, не так. Ночью ей приснилось, что она с Сашкой. Что он обжигает нежную кожу поцелуями, страстными, настойчивыми, и ей вдруг хочется их. Ей вдруг нравится все, что он делает, как гладит, как сжимает, как настойчив в своей любви. И даже не хочется сопротивляться, стесняться этой бесстыдной развязанности, вседозволенности. Все правильно, все так и должно быть.

В какой-то момент, все также во сне, она ощутила резкую боль. Но не как всегда, не внизу живота, а где-то в груди.

Наверное именно там и таится душа.

Проснулась. В слезах. Душило ими так, что рыдания, рвущиеся наружу, так и оставались внутри, царапая грудь.

Неужели она его больше не увидит?

Волна удушья сменилась сильной тошнотой и Яну, еле успевшую добежать до туалета, начало выворачивать наизнанку. Казалось, что боль отрывалась и выходила кусками, вместе с желчью. А потом снова пустота и тьма….

Очнулась от холода, знобило. Поднялась, умылась, сняла перепачканную одежду. Прошла на кухню. С отвращением посмотрела на недоеденное шоколадное пирожное и открытую банку оливок с креветками. С остервенением схватила и швырнула это все в мусорное ведро.

Как же она могла не заметить, не понять? Сколько уже, третий месяц?..

И раньше бы она считала каждый день, тряслась, как осиновый лист.

Почему же теперь все равно?

Наверное, когда-то должно было это случиться. Перегореть. Наверное, от потерь черствеет душа, покрывается броней, бесчувственным панцирем. Чтобы когда придет время в очередной раз терять, уже не было так мучительно больно.

Вот и все, Яна. Практически точка. Сашка на волоске, между двумя мирами. И даже не приехать к нему, не побыть рядом. Врачи запретили, сказали не тратьте зря деньги, они вам еще понадобятся. А все потому, что он там лежит в каком-то специальном боксе — реанимация с особыми условиями. Даже через стекло не взглянуть.

Как там сказал этот профессор?

"Ждите. Или вытянем, или вернем домой".

Что вернут? Тело?

Нет, нельзя об этом думать. Не надо. Сашка выживет, он сильный. За него борятся лучшие врачи. И она справится. Он верил в нее, и она в него станет верить. Лишь бы выжил.

А сейчас спать. Просто спать. Невозможно сейчас обо всем этом думать.

Можно, как у Скарлетт, ей подумать об этом завтра?

****

Четверг. Яна второй час пялилась на календарь, прикрепленный к внутренней стороне двецы шкафчика, висящего в ванной. Сама сидела на закрытой крышке унитаза и гипнотизировала ровные столбики цифр. Кажется, с завтрашнего дня у нее репитиции, а потом еще в воскресенье. Нужно бы поесть, нужно соблюдать режим. Хотя, к чему это все, пустое.

Содрала календарь одним выверенным движением, смяла, кинула на пол.

Обошла всю квартиру.

Тихо. Спокойно. Одиноко.

Все, как она хотела…

Ни ненавистного Лешки, ни Сашки, которого тоже так хотелось ненавидеть.

Что теперь? Куда ты будешь двигаться дальше, Яна?

Звонок. Сорвалась с места в поисках телефона, еле успела ответить. Звонили из детского сада. Просят прийти во вторник. Заведующая собирает собрание. Наверное, по поводу выхода на работу. Не хочется об этом думать, не хочется в этот опостылевший садик. Нужно налаживать связи, заниматься музыкой, искать продюссера любой концертной программы. Хоть что-то, лишь бы не оставаться в этих четырёх стенах.

Вечером позвонила в Москву, в назначенное время. Ничего хорошего. Сашка в тяжелом состоянии. Операцию откладывают. Из исскуственной комы вывели, но в сознание он не пришел.

Неправда.

Это все неправда.

Так не может быть.

Яна дошла до постели, измятой, незаправленной. Белье бы сменить, но зачем? Прямо в одежде нырнула под одеяло.

Завтра пятница. Нужно будет ехать за Алексеем, забирать его домой на выходные.

Хоть одно радует, только на выходные…