Научи меня любить

— Леша, слушай. Серьезных травм нет, а потому бежать в больницу мы не станем. Проблема в том, что папы и мамы рядом нет, а у меня тебя могут забрать. Насовсем, понимаешь? И я, к сожалению, сейчас не смогу твоих обидчиков наказать. Может получиться так, что сделаем только хуже себе. Ты понимаешь, о чем я?

Лешка неуверненно кивнул. Потом немного подумал и еще раз кивнул. Слушал внимательно, не отводя взгляда.

— Я не смогу тебя больше отпустить в санаторий, я боюсь. Давай как-то уживаться дома, вместе. Ты пойми, мне тоже очень трудно с тобой. И мне… Хотя это не важно. Я думаю, мы справимся, дождемся маму, и поедешь потом с ней домой.

— А папа когда приедет?

Яна замерла. Прикусила губу. Что сказать?

— Давай мы продолжим разговор, когда искупаешься, а то вода остывает. Посиди подольше, хорошо? Аккуратно потом помоешься с мылом. Если нужно будет помочь, позови. Я буду рядом, услышу.

Лешка опустил голову, засмущавшись. Ну, конечно, он не позовет. Будет все сам. Все проблемы свои решать сам. Молча. Как и папа.

Яна вздохнула и, потрепав его за волосы, вышла из ванной.

Теперь сходство Лешки и Саши не вызывало раздражения. Оно отзывалось тупой горькой болью в груди. Что сказать ребёнку? Как объяснить. Он почувствует ложь. Но сейчас получается, Яна должна объявить практически приговор. Конечно, она подберет слова, рассказывая о Сашке, как можно смягчит, но Леша слишком взрослый для своих шести лет. Он, конечно, поймёт, что теперь, возможно, он останется совсем один. И эта мысль будет висеть, как меч над головой маленького ребенка.

А Яна?

А Яна стоять на страже, чтобы меч этот не рухнул и не убил надежду и не искалечил душу маленького ребёнка.

68

Кажется, разделся, сел в воду. Яна думала, что Лешка станет хныкать, капризничать, когда вода начнет щипать ранки, но нет, он стойко вытерпел все неприятные ощущения.

На цыпочках отойдя от двери, вернулась в зал, все еще прислушиваясь к звукам.

Первая проблема. Сейчас стоило уладить этот неприятный конфликт, без последствий для Лешки. Черт с ней, с этой правдой и справедливостью. Инспектор из социальной службы вывернет правду совсем по-другому. И никому потом ничего не докажешь.

Затем что-то нужно решить с работой. На карточке чуть меньше шестидесяти тысяч. Их не просто нужно растянуть, их нужно потратьть с умом. И это будет сложно. В средствах Яна привыкла себе не отказывать. Вернуть бы день назад, и деньги за все бессмысленные покупки, но она и предположить не могла, что так случится…

Как же себя себя было жалко, только теперь упиваться этой жалостью бессмысленно. Хочется ей или нет, а Лешка будет все время рядом, о нем нужно заботиться и, как выяснилось, беречь от бед.

Но как-то же Вера с ним справлялась, значит и она справится!

Да, пример конечно неудачный, но правда есть правда. Наверное, жизнь специально тычет ее, словно котенка, чтобы понятней было…

Яна усмехнулась. Нужно позвонить Наташкиной маме, самой, и расставить все точки над И.

Еще раз подслушав, как Лешка тихонько моется в ванной, Яна ушла в спальню и набрала нужный номер.

Ждать ответа пришлось недолго.

— Да, я слушаю, — до сих пор ее голос был взволнованный и чуть надорванный.

— Ирина Валерьевна, это Яна.

— Ох, Яночка, я только тебе собираюсь звонить, все никак не решусь. Как же мне стыдно за эту ситуацию, прости не доглядела!

— Не стоит, я вас не обвиняю ни в чем.

— Нет, как же, я сама предложила забрать ребенка, думала ему тут будет лучше, да и подлечится, сейчас дети такие хилые. Яна, прости ради бога. Мы подняли записи видеокамер, но практически ничего не видно из-за кустов. И что же теперь делать! Сейчас, если ты напишешь заявление, тут такое начнется! И я отвечу за подставного ребенка, и директору не поздоровится за безопасность детей, и девочек наших, медсестру и нянечку, уволят, скорее всего. Мне так стыдно перед тобой, но ситуация…

— Не нужно ничего, я прошу вас. Ни правды, ни разбираться, кто это сделал. Только хуже будет, а в нашем случае вообще не стоит никуда заявлять, вы поймите. Мы не приедем больше, сколько нужно будет, за неделю оплатим.

— Нет, даже и не может быть речи! Никакой оплаты!

— Ирина Валерьевна, я заплачу!

— Яна, да что же это! Не думайте даже о деньгах! Я считаю, директор наш просто счастлив будет, что никакой шумихи. У нас ведь город маленький, такое раздуют! Там и ребята, скорее всего не из простых… Господи, кошмар, какая жизнь страшная стала! Яна, как мне вымолить прощение у вас.

— Ирина Валерьевна, успокойтесь. Давайте обо всем просто забудем. Царапины заживут, а Леше будет урок, что… Не знаю, наверное, просто запомнит. Никаких разбирательств, прошу. Просто закроем тему. И, спасибо за помощь.

— Да какая это помощь, — всхлипывая в трубку, пробормотала Наташкина мама.

— До свидания.

В груди клокотало на самом деле, и как она удержалась? Хотелось, конечно, обвинить Ирину Валерьевну, но Яна прекрасно понимала, что лично ее малодушие сыграло в этой истории не последнюю роль.

А если бы они его действительно покалечили? Лучше об этом не думать.

Пора Лешку вытаскивать из ванной и мазать ему болячки.

69

Чувства настолько обострились, что стерлись их тонкие грани. И теперь все было вперемешку: и гнев на мужа, и тревога за его жизнь, и своя, такая привычная боль, и даже жалость к этому мальчику, по сути своей ни в чем не виноватому, распустила свои лепестки.

Яна всю жизнь мечтала о девочке. О маленькой принцессе с большими глазами, золотистыми локонами, белоснежной, как и у нее самой, кожей. Она непременно была бы изящной, тоненькой, с идеальным музыкальным слухом, гибкими пальчиками, и вообще все в ней было бы, словно у фарфоровой куколки.

Сейчас же она успокаивала уже повзрослевшего коренастого постреленыша. Он сидел и размазывал по лицу слезы, постоянно шмыгая в плечо, в рукав только что одетой свежей футболки. Жёсткие короткие волосы слиплись от воды и торчали нелепыми иголками. Колени пестрели кровавыми ссадинами. Руки разбиты.

Яна схватила его за сжатый кулачок, ласково погладила и, дождавшись, когда ребенок доверится и раскроет ладонь, внимательно еще раз осмотрела ранки, убедившись, что в них нет заноз и стекол.

На миг провела по коротким толстым пальчикам — словно обрубыши, с маленькими обгрызанными ногтями. Такие бесполезно даже тянуть и делать гимнастику. Разве что одним пальцем по клавишам тыкать.

— Ну почему ты полез в драку, скажи? Разве нельзя решать вопросы мирным путем? Ведь они тебя чуть… не убили! Толпой! О чем ты думал?

Лешка снова молчал, как партизан. Ревел от обиды, от боли, от того, что щипало все ссадины и болячки. Яне все же пришлось их сначала прижечь и только после смазать заживляюшей мазью. Она старалась легонько подуть, но Лешка каждый раз дергался, как ужалённый.