Наулака - История о Западе и Востоке
Шрифт:
– Да, чтобы убить человека, есть способы и похитрее, - сказал он тихо.
– Верните-ка сюда моего приятеля, - добавил он уже громче, обращаясь к одному из конюхов. Когда жеребца привели, Тарвин так сильно затянул подпругу, как несчастное животное не затягивали с тех самых пор, когда оно впервые почувствовало на себе седока.
– То-то же, - сказал он и вскочил в седло в то самое мгновение, когда король выезжал со двора.
Жеребец взвился на дыбы, неловко пал на передние ноги и неожиданно лягнул воздух задними. Тарвин крепко сидел в седле, как настоящий ковбой, и спокойно обратился к мальчику, с интересом наблюдающему за
– Не задерживайтесь, махараджа. Не слоняйтесь здесь без дела. Мне хочется, чтобы вы сейчас, при мне, отправились к мисс Кейт.
Мальчик повиновался, с сожалением поглядывая на бесившегося скакуна. А тем временем фоксхоллский жеребец прилагал все усилия, чтобы сбросить своего седока. Он не желал уезжать со двора, хотя Тарвин "убеждал" его сначала ударами хлыста по крупу, а потом - по голове, между ушами. Приученный к тому, что конюхи падали с седла, чуть только он начинал показывать, характер, жеребец пришел в ярость. Рванувшись с места, он пролетел под аркой, круто развернулся и помчался догонять кобылу махараджи. Очутившись в открытом поле, на песчаной равнине, он почувствовал, что здесь может проявить себя во всей красе. Тарвин тоже решил не упускать свой шанс. Махараджа, в молодости стяжавший славу великолепного наездника у своих подданных, которых по праву причисляют к самым лучшим наездникам в мире, развернулся в седле и с интересом наблюдал за тем, как Тарвин воюет с лошадью.
– Вы ездите верхом, как настоящий раджпут, - закричал он, когда Тарвин стрелой промчался мимо него.
– Направьте его прямо в открытое поле.
– Нет, пусть сначала поймет, кто его хозяин, - отвечал Тар-вин и рывком развернул лошадь.
– Шабаш! Шабаш! Отлично! Молодец!
– вскричал махараджа, когда жеребец повиновался безжалостным поводьям.
– Сахиб Тарвин, я сделаю вас кавалерийским полковником своей регулярной армии.
– Десять миллионов чертей!
– вскричал Тарвин грубо.
– Назад, скотина, назад!
Узда натянулась так туго, что конь прижал голову к взмыленной груди; но прежде чем подчиниться наезднику, он снова пал на передние ноги и брыкнул воздух задними, да так злобно, что напомнил Тарвину его собственных необъезженных мустангов. "Передними ногами упирается в землю, и грудь точно так же выгибает", - весело думал он, взлетая вверх и падая вниз, как на качелях. Он чувствовал себя в своей стихии - словно вернулся в родной Топаз.
– Маро! Маро!
– кричал король.
– Ударьте его как следует! Бейте сильнее!
– О, пусть повеселится вволю!
– сказал Тарвин так, словно удержаться в седле ему не составляло никакого труда.
– Пусть его! Мне это даже нравится.
Когда жеребец устал, ему пришлось ярдов десять пятиться назад по приказу седока.
– А вот теперь можно ехать вперед, - сказал Тарвин и поскакал рысью рядом с махараджей.
– В вашей реке полно золота, - помолчав секунду, заявил он, как бы возвращаясь к прерванному разговору.
– Когда я был молод, - сказал король, - я охотился здесь на свиней. По весне мы гонялись за ними и били их саблями. Это было еще до появления англичан. Вон там, у той скалы, я сломал себе ключицу.
– Здесь полно золота, сахиб махараджа. Как вы предполагаете добывать его?
Тарвин уже не раз имел случай убедиться в болтливости короля и потому не собирался поощрять беседу на посторонние темы.
– Откуда мне знать?
– мрачно
– Спросите агента-сахиба.
– Нет, все-таки интересно, кто же управляет этим государством - вы или полковник Нолан?
– Вы знаете ответ на этот вопрос. Вы сами все видели, - отвечал махараджа.
– Там, - сказал он, указывая на север, - проходит одна железная дорога, там, - указывая на юг, - другая. Я же подобен козленку между двумя волками.
– Пусть так, но, во всяком случае, земля, лежащая между этими двумя дорогами, принадлежит вам. И вы можете делать с ней все, что вам заблагорассудится.
Они отъехали от города на две-три мили и двигались вдоль берега .реки Амет; ноги лошадей по щиколотку увязали в рыхлом песке. Король смотрел на лужицы, в которых отражалось солнце, на белые, кое-где поросшие тростником кочки, на отдаленную цепь гранитных гор, с которых брал свое начало Амет. Увы, это был не тот пейзаж, который мог развеселить королевское сердце.
– Да, я владыка этой страны, - сказал он.
– Но смотрите, четверть всех моих доходов поглощают те, кто их собирает; еще одна четверть остается за смуглолицыми кочевниками-скотоводами, погонщиками верблюдов, живущими в пустыне, - они платить не желают, а я не имею даже права воевать с ними; еще четверть я, пожалуй, получаю; но те, кто должен заплатить последнюю четверть, не знают, кому отдать эти деньги. Да, я очень, очень богатый король.
– Что же, в любом случае река должна утроить ваши доходы.
Махараджа внимательно посмотрел на Тарвина.
– А что сказало бы на это правительство?
– спросил он.
– Я не вполне понимаю, при чем здесь правительство. Ведь смогли же вы, не советуясь с правительством, разбить апельсиновые сады и проложить канал вокруг них (в глазах его величества появилось что-то похожее на понимание)? Работы на реке обойдутся вам намного дешевле. Вы ухе пробовали искать здесь золото, ведь так?
– Да, как-то летом на реке начинали мыть золото. Мои тюрьмы были переполнены преступниками, и я опасался бунта. Но ничего любопытного там не было, если не считать этих черных собак, копающихся в песке. В тот год мой гнедой пони взял на скачках большой приз - кубок Пуна.
Тарвин в досаде всплеснул руками. Какой смысл говорить о важном деле с этим изнывающим от скуки человеком, который, чтобы увидеть хоть что-нибудь интересное, готов заложить в ломбард все, что уцелело в его душе, разрушенной опиумом. Впрочем, Ник быстро взял себя в руки.
– Да, согласен: смотреть здесь не на что. Вам нужно кое-что другое нужна небольшая плотина в районе Гунгры.
– На подступах к горам?
– Да.
– Никто и никогда не делал запруды на Амете, - сказал король.
– Река вытекает из земли и снова уходит в землю, а когда идут дожди, она становится широкой, как Инд.
– А мы еще до дождей оголим ее дно - на протяжении двенадцати миль, сказал Тарвин, внимательно наблюдая за тем, какое впечатление произведут эти слова на его собеседника.
Ответ был все тот же:
– Никто никогда не перекрывал Амет.
– Да, никто. И в самом деле, никто и не пробовал. Дайте мне рабочую силу - столько, сколько я попрошу, и я вам перекрою Амет.
– А куда же уйдет вода?
– поинтересовался король.
– Само собой разумеется, что я отведу ее в другое русло, как вы отвели канал от апельсинового сада.