Навола

Госпожа Фурия прищурилась. Я почувствовал, как подобрались ее воины. Их мускулы трепетали, натянутые, словно взведенные арбалеты. Неужели пара неосторожных слов вновь затопит улицы Наволы кровью? Городские палаццо и башни были построены во времена хаотичных войн чести между наволанскими семействами. При жизни моего деда отряды Фурий и Регулаи сходились на улицах в ожесточенной схватке. Я затаил дыхание.

Фурия рассмеялась.

— Ай! Ну ты и шутник, старый солдат! Ай! — Она шлепнула себя по бедру. — Ай. Да. За словом в карман не лезешь. Зуромский язык жалит как пчела. Но я не держу обиды. Если когда-нибудь лишишься своего праведного хозяина, твой добрый меч всегда ждут гостеприимные ножны в палаццо Фурия. Теплые, гостеприимные ножны.

Аган Хан побагровел, сраженный не чужим мечом, а двусмысленностью. Прежде чем я успел сообразить, что крылось за словами Фурии, та обратила свое внимание на меня и Челию.

— Что ж, они хотя бы красивая пара. — Фурия по очереди оценивающе оглядела нас. — Я могла бы продать их за сундук солнц. Брат и сестра. Невинные. — Она улыбнулась. — Лакомые.

Полонос и Релус ощетинились. Аган Хан жестом угомонил их.

— Осторожней, сиана Фурия. Вы говорите о Регулаи.

— Конечно, я говорю о Регулаи. О детях Регулаи, в цепях. — Она скривила губы. — Дети Регулаи, в загоне. Дети Регулаи, на коленях...

— Вы зашли слишком далеко!

Это был Полонос. Они с Релусом обнажили мечи.

— Назад! — приказал Аган Хан. — Назад, псы!

Лошади забеспокоились, сверкнула воздетая сталь.

— Назад!

В последний момент Полонос и Релус неохотно отступили. Наши лошади гарцевали в узком переулке. Превосходно вымуштрованные солдаты Фурии не двинулись с места, но дрожали, как волки, алчущие наброситься на козленка. Кони ржали, люди выкрикивали оскорбления. Аган Хан и его бойцы невольно толкали нас с Челией, пытаясь защитить, и лишь Фурия на скакуне казалась островком спокойствия в кипевшей вокруг стальной буре.

— Ай. Какое наслаждение, — сказала она, натягивая поводья. — Лакомство. Увидеть, как архиномо ди Регулаи, дрожа, опускается на колени и ублажает покупателя...

— Сфачирритай! — Челия мазнула тремя пальцами по щеке. — Однажды ты сама наденешь собственные цепи, сфаччита феската! Наденешь цепи и подавишься членом!

Взгляд Фурии упал на Челию, словно ледяное одеяло, гасящее пламя. Челия умолкла.

— Перилис36, дитя мое. — Фурия легко улыбалась. — Перилиссиссимо. — Она коснулась щеки тремя пальцами. — Я так легко могу пометить твое лицо. Твое и твоего брата. И прежде чем я покончу с вами, вы оба будете умолять меня о том, чтобы ощутить огонь сфаччире на своей коже.

Челия дрожала от ярости, но Фурия уже перевела взгляд на меня.

— Чи. — Она издала презрительный звук. — Юный Бык. — Усмехнулась. — Даже не тень великого человека.

Фурия дернула поводья, и ее скакун тронулся с места. Проезжая мимо нас, она сказала:

— Мои поздравления с приближающимся днем имени, юный Бык. Да хранит тебя Сиа Фортуна.

Она рассмеялась и уехала со всей своей стражей.

Никто из нас не пошевелился.

Стук копыт Фурии затих вдали, оставив нас в тишине, густой, как лесные заросли, куда в ужасе забился кролик, молящийся о том, чтобы волк действительно ушел.

Постепенно улица вновь оживала. Торговцы выбрались из магазинов. Подмастерья принялись собирать осколки стекла. Я поймал себя на том, что почти застыл. Моргая, мы все переглянулись, Казалось, будто мы побывали в кошмарном сне и лишь сейчас пробудились.

— Во имя Амо, она меня пугает, — нарушила молчание Челия.

— Рабы и лошади. — Аган Хан сплюнул. — Я видел ее загоны, и это мерзкое зрелище.

Но мне показалось, что он сердится не только из-за предмета ее торговли.

— Мне не понравилось, как она на нас смотрела, — сказала Челия. — Точно змея, размышляющая о том, как проглотить мышь.

— Так она смотрит на всех людей, — объяснил Аган Хан. — Ее семейство нельзя назвать ни добрым, ни благородным, и она пришла к власти вовсе не из-за своей доброты и благородства. — Он пустил лошадь вперед. — Девоначи оторвал бы мне голову, если бы я позволил вам попасть в лапы Фурии. Нам пора ехать.

— Вы же не думаете, что она действительно нарушит мир? — спросил я.

— Я думаю, что она похожа на кошку. А кошки едят мышей. Я не стану дразнить эту кошку — а потому мне не придется выяснять, что сделает и чего не сделает сиана Фурия. Вашему отцу давным-давно следовало велеть Каззетте всадить кинжал ей под ребра и покончить с этим.

Мы все поспешили к городским воротам, желая оказаться как можно дальше от госпожи Фурии. Но в то время как остальные вскоре снова смеялись и наслаждались прекрасным днем, я не мог избавиться от тревоги, которую вселила в меня эта женщина. Она словно воплощала все то, чего я боялся, и даже больше. Она была угрозой, которая возникла из ниоткуда и всегда маячила неподалеку, готовая обрушиться, если я утрачу бдительность.

Глава 12

–Видишь? — спросила Челия, остановив лошадь рядом со мной на вершине холма. — Приятно быть на солнце. — Она до отказа наполнила легкие воздухом. — Запах моря. Цветов и моря. Что за восхитительное время года!

Выбравшись за внешнюю стену, мы сразу пустили лошадей в галоп и понеслись, стряхивая с себя город и воспоминания о Фурии, летя по ярко-зеленым лугам и полудиким садам, пока наконец не сбавили скорость и не позволили Ленивке поравняться с нами — ненадолго, потому что она принялась гоняться за кроликами и фазанами, наводя на них ужас. Когда я свистел, Ленивка возвращалась, вывалив язык в довольной широкой ухмылке, но стоило мне отвернуться, как она вновь бросалась прочь, радуясь игре.

Теперь, когда мы, запыхавшись, остановились на вершине холма, казалось, будто внизу раскинулся весь мир: синяя река Ливия, извилистая и неторопливая на плодородной равнине; Навола с ее многочисленными башнями, сверкающими на солнце; бескрайняя Лазурь, уходящая за горизонт...

— Как думаешь, что это за корабли?

Челия указывала на многочисленные парусники, пришвартованные в порту Наволы, на лодки, испещрившие окрестные воды, на торговые суда, стоящие на якоре мористее и дожидающиеся места у пристани. Одно крупное судно разворачивало квадратные паруса, направляясь в открытый океан.

— Похоже, это «Фортуна дель Дельфино», идет в Торре-Амо. Гвоздика и шафран — к нам из Хуса, затем лен и вино — от нас в Паньянополь, затем сувианские оливки и керамика — обратно в Хус.

Я был рад, что мне это известно. Годы неутомимого наставничества Мерио не прошли впустую. Я знал торговые пути, имена капитанов, названия судов; знал грузы и цены... Я проследил глазами за удаляющимся силуэтом «Дельфино» с его яркими, веселыми белыми парусами; голубой океан манил, и лишь несколько барьерных островов стояли между судном и свободой...