Навола
Шрифт:
— Она любит меня, — упрямо заявил я.
Отец вздохнул:
— Думай головой, Давико. Даже если бы так хотела Челия, у меня есть власть и влияние, чтобы защитить Ашью. Я могу сдержать свои обязательства.
— Думаешь, я не знаю своих обязательств? — огрызнулся я. — Думаешь, у меня скользкие руки?
Отец рассмеялся.
— Этот символ Наволы принадлежит тебе? — Он поднял печать калларино. — Нет. — Он обвел руками комнату. — Это твой палаццо? Нет. — Его лицо стало суровым. — А обязательства наших союзников?
Я промолчал, но мы оба знали ответ.
— То, что ты можешь предложить Челии, исходит от меня, потому что я содержу тебя. И что бы
— Я этого не говорил!
— «...И теперь ее будут обходить стороной, она никогда не сможет достойно выйти замуж, и нельзя исключать, что позже она ему надоест и он бросит ее, а ее дети от него, бастарды, отправятся в наши дальние ветви». Ты пойдешь к патро ди Балкоси, который сдержал свои обязательства и расстался с дочерью ради своей чести — и который теперь зависит от моих обязательств и моей чести, — и скажешь, что хочешь сделать из его дочери игрушку для постельных утех?
Меня возмутило то, какой грязной он выставил мою любовь к Челии.
— Она нужна мне не для этого!
— Что ж, быть может, не только для этого. — Он усмехнулся. — Давико, сын мой, у тебя доброе сердце, пусть и неразумное. Если ты считаешь себя другом Челии, помоги ей удачно и выгодно выйти замуж и не вмешивайся. Она в любом случае выйдет замуж, а ты найдешь свою партию. Тут нечего больше обсуждать.
— Я женюсь на ней, и будь ты проклят!
Отец умолк. Я вскочил на ноги и схватился за кинжал. Ярость вела меня. Я хотел выхватить клинок и вонзить в его сердце, наконец научить его относиться ко мне с уважением, перестать презирать меня.
Стиснув губы, отец смотрел на мой бушующий гнев.
— Прости меня, моя кровь, — сказал он. — Я думал, ты не дурак.
Я бы ударил его. Прикончил бы на месте, отправил бы его душу к Скуро и плюнул бы на труп — но тут заметил рядом, на столе, драконий глаз. И внезапно меня охватило чувство, будто он наблюдает за нами. Наблюдает — и ждет, когда прольется кровь. Он хотел, чтобы кровь моего отца пролилась на стол. Свернувшийся внутри драконий голод, шевелящееся, извивающееся змеиное желание увидеть кровопролитие. И что-то еще...
Он хотел не просто увидеть кровь, но увидеть нас сражающимися, как сражаются отцы и сыновья. Хотел увидеть, как молодой берет верх над старым, — так и должно быть в силу возраста или свирепости. Дракон знал, что старики всегда слишком задерживаются, а молодые всегда восстают против них. Молодой выпрямится в полный рост и поставит сапог юности на тощую шею старости — а позже его самого сокрушит собственный ребенок. И так далее, до бесконечности.
Дальше и дальше, сквозь века.
И внезапно я ощутил время — так, как его ощущал дракон. Он хотел вновь увидеть человеческую глупость за работой. Что бы я ни сделал, это лишь подтвердит мнение дракона о людях. Я могу сразиться с отцом. Могу пролить его кровь — или преклонить колено и смириться. Но в любом случае я не сломаю модель человеческого бытия, не разобью длинную цепь отцов и сыновей, матерей и дочерей, протянувшуюся сквозь эпохи, всегда одинаковую, всегда подчиняющуюся одним и тем же законам. Дракон видел возвышение и падение поколений, видел, как расцветают и рушатся империи, династии, даже сама земля, видел, как цветущий Зуром превращается в бесплодные пески...
Я убрал руку с кинжала.
Отец наблюдал за мной бесстрастно,
фаччиоскуриссимо. Человек, который написал пьесу, а после дергал за ниточки всех актеров. Игрок в карталедже, бросавший карту за картой, в точности зная, как на каждую из них отреагируют другие игроки. Он был непревзойденным маэстро. А я — всего лишь одной из карт.— Завтра ты отправишься в Красный город, — сказал отец. — Каззетта будет сопровождать тебя.
Я не ответил. Круто развернулся и вышел из библиотеки, захлопнув за собой двери. Пусть думает, что победил. Это не так. Я не собирался сдаваться. И хотя не знал способа одержать над ним победу, я был уверен в одном.
Что бы я ни совершил перед глазом дракона, это будет не тот поступок, какого от меня ждут.
Глава 32
Я проснулся посреди ночи. Над кроватью стоял Каззетта — осколок тени, глаза блестят в лунном свете — и расталкивал меня.
— Фаты свидетельницы, вы меня напугали! — воскликнул я, отползая от него и прикрываясь простынями.
Каззетта издал тихий смешок, но не успел я запротестовать, как он швырнул мне в лицо бриджи и рубашку и сказал:
— Одевайтесь.
Я стряхнул одежду, чтобы видеть его.
— Зачем?
— Мы покинем город, пока не рассвело. Торопитесь.
— Не буду.
Я лег спать с твердым намерением противостоять планам отца, и, если Каззетта считал себя достаточно грозным, чтобы заставить меня повиноваться, его ждало разочарование.
— Не поеду.
— Неужели? — Теперь в голосе Каззетты слышалось веселье.
Он рылся в гардеробе с теплой одеждой. На мою кровать свалился плащ для верховой езды.
— Я решительно никуда не поеду, пока не попрощаюсь с Челией, — заявил я.
Тень Каззетты, теперь искавшая в сундуке мои сапоги, фыркнула.
— И что вы ей скажете?
— Это не ваше дело.
— Ха! У вас нет слов. Вы щенок. — Он вновь принялся шумно рыться. — В любом случае ее здесь нет. Ашья увезла ее в Кальда-ди-Ливию ради тамошних бань. Челия будет отсутствовать несколько недель.
— Она уехала? Почему ничего мне не сказала?
Сапоги приземлились на мою кровать так же бесцеремонно, как и одежда.
— Потому что ей велели ехать. И она подчинилась.
— Я вам не верю. — Я вылез из постели, прихватив ворох одежды и сапоги. — Мне нужно с ней поговорить.
— Сказал же, она уехала. — Каззетта положил на охапку одежды в моих руках пару кинжалов. — Живо одевайтесь.
— Она не уехала. И я не стану одеваться.
— Значит, вы собираетесь разыскивать ее в таком виде? — рассмеялся Каззетта. — Одевайтесь, маленький господин. А как оденетесь, убедитесь сами, если не верите мне. Поторопитесь с этим, время не ждет.
Бросив на него мрачный взгляд, я натянул бриджи и рубашку. От холодного воздуха моя кожа покрылась мурашками. Я спешил.
— Ну вот, — сказал я, натянув сапоги, спрятав в ножны кинжалы и направившись к двери. — Ждите здесь. Я не поеду, пока не поговорю с ней.
Каззетта с поклоном отступил в сторону.
— Конечно, маленький господин. Как пожелаете.
Но когда я проходил мимо, он хлопнул меня рукой по шее. Я ощутил укол. Почти сразу онемение начало охватывать мои конечности. Я смог сделать еще два шага, после чего ноги подогнулись.