Навсегда моя
Шрифт:
И тут над моей головой распахнулся зонт. Я до последнего не могла поверить своим глазам, разглядывая Гордеева. Он видимо понял это, поэтому взял меня за руку и потянул за собой. Усадил в прогретый салон машины, наклонился и даже сам пристегнул ремень безопасности.
– Зачем ты… это делаешь? – минут через пять, после того как мы отъехали, решаю спросить то, что крутится на языке. До сих пор не верю, что он тут, приехал за мной. Это что-то из серии фантастики, словно добрый сон.
– Мать должна нести ответственность за тех…
– То есть ты неожиданно почувствовал
– Я всегда его чувствовал, – тайком поглядываю на Глеба и почему-то ощущаю себя не то, чтобы счастливой, скорее спокойной. Заостряю внимание на его руках, длинных пальцах, крепко сжимающих руль, на четко очерченной линии подбородка и острых мужественных скулах. Не зря девушки всегда бегали за Гордеевым, внешностью его природа одарила сполна.
– Поэтому в детстве попросил своего друга посмеяться надо мной?
На светофоре мы останавливаемся, и Глеб поворачивается ко мне.
– Какого друга? О чем ты?
– Забыл уже, как я пошла на свидание с твоим другом, который наврал, что заболел, а сам…
– А! – кивает он сам себе. – Так я же тебе сразу сказал, – отвечает он настолько обыденно, словно мы с ним дружим, а не враждуем. Это так непохоже на нас двоих. – Держись от него подальше. Он всегда был придурком.
– Что? – теряюсь я, переваривая услышанное.
– А ты думаешь, я просто так к нему поехал? Агриппина сказала, ты у него, и чтобы не приключилась беда, мне пришлось тащится тоже.
– То есть ты… хотел заступиться за меня? – даже произносить это тяжело, необычно, словно пробуешь диковинный фрукт на вкус. – А Лана?
– Лана? – в этот раз Гордеев не смотрит на меня, теперь его взгляд прикован к дороге, хотя он уже не выглядит таким напряженным. Положил локоть на подлокотник и одной рукой ведет машину.
– Ну та, с который ты стал встречаться после того, как нашел меня в мужском туалете.
С его губ срывается короткий смешок.
– Слишком много вопросов задаешь, Дашка.
Устало вздыхаю и отворачиваюсь к окну, предполагая, что вряд ли Глеб ответит, по крайней мере, его лимит открытости на сегодня исчерпан. Но для меня стало неожиданность то, что он тогда приехал не посмеяться, а заступиться. Может быть, Гордеев просто не умеет нормально выражать свою заботу? И его фраза про Артема тоже была сказана в положительном ключе, а не из вредности?
Надо будет обязательно об этом спросить, правда позже.
– Ого! – восклицает вдруг Глеб и делает громче трек, который играет в динамиках. – Я слышал ее в другом исполнении.
Прислушиваюсь к голосу, словам, но не пойму, о чем Гордеев. Тогда он сам решает пояснить.
– Новая песня Linkin Park. Я слышал кавер с голосом Честера, его сгенерировали в ИИ, он в разы круче. Почему-то не могу воспринимать женский голос, – делится Глеб совсем по-дружески со мной. Замечаю, как он отбивает пальцами по рулю в такт песни, и мне неожиданно кажется, что ему находиться рядом со мной приятно. То есть нет, не
так, Гордеев не испытывает никакого напряжения. Магия какая-то… будто другой человек рядом.– Не знала, что ты любишь эту группу, – тихонько произношу, боясь спугнуть атмосферу, возникшую между нами.
– Любил, – он немного приглушает звук. – До смерти Честера. Теперь это уже что-то другое, хотя “In the end” до сих пор одна из моих любимых песен. А ты? – мы снова останавливаемся на светофоре, Глеб поворачивается ко мне, в его взгляде мелькает неподдельный интерес.
С ума сойти… Кто этот парень и куда делся мой приемный брат, который ходил вечно с каменным выражением лица?!
– У меня нет особых предпочтений, слушаю все, что нравится.
– Как скучно, – я могла бы оскорбится, но он говорит без сарказма. – Тебе нужно найти свою любимую группу, потому что когда плохо, музыка неплохо помогает.
– Учту, – киваю и стараюсь больше на него не смотреть, уж больно обаятельно он выглядит, когда не покрыт колючками. И тон голоса притягивает, и даже вот эти отбивания пальцами по рулю. Я невольно засматриваюсь на Глеба, и ловлю себя на мысли, что еще немного и точно попаду под его чары. А они у него ого-го какие!
Остаток пути доезжаем молча, вернее, просто слушаем музыку. Мне нравится вкус Глеба, треки словно проникают в душу, они не банальные, с каким-то смыслом. Однако, когда мы останавливаемся около дома, я внутренне вся напрягаюсь. Не представляю, как вновь переступлю порог и буду смотреть в глаза матери. Как идти по этим коридорам, ведь меня выгнали, а я снова вернулась…
Пассажирская дверь неожиданно открывается, Глеб берет меня за руку, также, как тогда под дождем, его горячие пальцы крепко сжимают мою ладонь. Он тянет за собой, и я почему-то не сопротивляюсь, молча следую его команде. Мы поднимаемся по ступенькам, входим в холл, а там тихо, словно в музее. Только звук наших шагов намекает на присутствие людей.
Идем на второй этаж, но не доходя до моей теперь уже бывшей спальни, я резко останавливаюсь. Сердце сжимается, мне становится отчего-то так обидно. Может, зря вообще вернулась? Может, надо было бежать и не оглядываться. Хотя логично, что если у тебя нет ничего, то и с побегом возникнут проблемы.
– Я сделаю тебе великое одолжение, – говорит вдруг Глеб. Перевожу на него взгляд и замечаю, что он слегка улыбается, едва заметно. И вот опять его обаяние в деле, почему-то сразу плохие мысли уходят на второй план, а сердце уже не сжимается, наоборот начинает бегать волчком, словно заведенное и подавать команду всем органам. Кажется, мои щеки полыхают огнем.
– Какое? Перестанешь огрызаться и откидывать злые шутки?
– Мысли шире, Дашка, – он разводит руки в стороны, как Брюс Всемогущий, затем разворачивается и быстро достигает своей комнаты, она у него чуть дальше моей, я в ней никогда не была. Минут через пять Гордеев возвращается, держа подушку в руках и рюкзак.
– Что… – непонимающе бормочу я.
– Поживем в летнем домике, который находится на той стороне территории особняка. Честно сказать, мне и самому давно хотелось свалить отсюда.