Найденыш
Шрифт:
В покоях, куда отнесли Оливетт, находилась Сэлли, пытающаяся привести в чувство свою госпожу. На приход Ромейн женщина даже не повернула головы и сварливо сказала:
– Где тебя носит? Не видишь, что творится? Подай мне нюхательную соль.
Ромейн не стала спорить и протянула ей требуемое. Сэлли поднесла баночку к носу Оливетт. Несколько секунд ничего не происходило, потом королева тихо застонала, поморщилась и открыла глаза. Мутным взглядом посмотрела на Сэлли и повела рукой:
– Убери это. Что происходит?
Должно быть, потеря сознания на некоторое время лишила ее памяти.
– Что с вами, госпожа?
– встревожено спросила Сэлли.
– Ничего. Ступай вон, - резко отозвалась королева, - и ты тоже, Роми, - заметила она наперснице, - обе вон.
Сэлли покачала головой и взяв Ромейн за руку, потянула к двери.
– Да что такое с ней творится, не пойму, - пробормотала она, когда оказалась в приемной, - ты-то хоть знаешь?
Женщина взглянула на Ромейн.
Та открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Входная дверь распахнулась и в комнату вошел король. Не взглянув на обеих женщин, он прямиком направился в покои королевы.
– Матерь Божья!
– глаза Сэлли стали большими и круглыми, - ты видела его лицо?
Когда муж вошел в ее покои, Оливетт старалась вести себя достойно. Она выпрямилась, села, и даже попыталась улыбнуться помертвевшими губами, но улыбка тут же сползла с ее лица.
– Сэр, - прошептала она.
Король, не говоря ни слова, подошел к ней и размахнувшись, ударил по лицу. Оливетт прижала к горящей щеке ладонь и зажмурилась, дожидаясь нового удара. Но его не последовало. Тогда она решилась взглянуть на мужа и тут же пожалела об этом. Его лицо будет сниться ей в кошмарах.
– Как низко пала королева Инвера, - заговорил король, - до такой степени низко, что устраивает безобразные сцены ревности, не думая о том, что ее могут увидеть.
– О нет, - королева замотала головой.
– Вы, должно быть, думаете, что я слепой. И глухой. Но это не так. Или, может быть, вы думаете, что я идиот?
– Нет, - Оливетт сжалась в комок, прислонившись к высокой спинке кровати, словно желая пройти сквозь нее.
– Тогда вы должны понимать, что за этим последует. С сегодняшнего дня вы будете находиться под присмотром. И не воображайте, что это будет ваша избранная наперсница. Нет, присматривать за вами будет Мэгими. Неотлучно присматривать. И докладывать мне о малейших изменениях в вашем поведении.
Королева закусила тубу. Ее бледность уже граничила с благородной синевой.
– И если я замечу хоть малейший признак неповиновения или вы захотите с кем-нибудь связаться, - продолжал король, - дать кому-нибудь поручение, к примеру, передать записку, то лучше мне не говорить, что тогда я с вами сделаю. Подумайте об этом сейчас.
И прежде, чем королева успела опомниться, он вышел, прикрыв за собой дверь. Оливетт даже не шевельнулась. Она сидела, окаменев и смотря в одну точку.
Когда шаги короля в корридоре затихли, Сэлли, повернувшись к Ромейн от двери, к которой в данный момент приникла ухом, заметила:
– Как думаешь, он вернется?
– Не сегодня, - отозвалась девушка.
– Тогда я иду к ней. Представляю, в каком она состоянии. Господи, и еще ты. Что молчишь, словно в рот воды набрала? А, Роми? Тебе что, трудно рассказать
мне, что произошло?– Я не могу рассказать. Если ее величество захочет, она сама тебе все расскажет.
Сэлли сердито фыркнула.
– Не злись, - примирительно заметила Ромейн, - но я давала слово, что ничего никому не буду рассказывать.
– Ладно, - служанка махнула рукой и решительно вошла в королевские покои.
Девушка опустилась на стул. Она прекрасно понимала, что происходит, но сочувствие к королеве не было основным и единственным чувством. К этому примешивались другие, довольно мелкие и подленькие мыслишки.
Она сама во всем виновата. Ну, кто просил ее бросаться к принцу и чего-то от него требовать? Ей уже не меньше двух раз объяснили свое отношение. Так чего же она хотела? И потом, из-за нее досталось и Филиппу, ни за что, ни про что. И хотя Ромейн в последнюю очередь принялась бы его жалеть, все же она считала происшедшее несправедливым. Каким бы вредным и противным он ни был, в этом его вины нет.
Однако, Ромейн было жаль Оливетт. О нраве короля при дворе говорили много и совершенно ничего хорошего, Уж кто-кто, а он ничего не простит и не забудет. Он будет напоминать об этом жене каждый божий день, а она будет всю жизнь расплачиваться за свой опрометчивый поступок. Заслужила она это или нет, все равно, хуже ничего нельзя представить. Просто мурашки по коже.
Распахнулась дверь и в приемную вышла Сэлли, с очень оскорбленным и обиженным видом. Она хотела, было, уйти, но натолкнулась взглядом на Ромейн и мотнула головой.
– Иди, она тебя зовет. Но вообще-то, - понизила голос служанка, - я бы тебе не советовала. У нее ужасное настроение.
Ромейн в этом нисколько не сомневалась. Она кивнула, но все-таки направилась к двери королевских покоев.
– Закрой дверь поплотнее, - бросила ей Оливетт.
Девушка выполнила это и обернулась.
Королева сидела в кресле с ногами, закутавшись в длинный плед, словно на дворе была зима, а в комнате плохо топили. И более того, женщину слегка подтрясывало.
– Я пропала, - сказала Оливетт, обхватав себя руками, - он узнал. Он все узнал.
Ромейн не знала, что ответить на это. Она лишь с сочувствием смотрела на королеву и молчала,
– Я не знаю, что теперь делать, - она прерывисто вздохнула, - садись, Роми. Сегодня мне плевать на дворцовый этикет и вообще, на все. Господи, что же делать?
– женщина вцепилась пальцами в волосы.
Девушка села на стул.
– Может быть, выпьете воды, госпожа?
– спросила она на всякий случай.
– Зачем она мне?
– фыркнула Оливетт, - а вот вина бы я выпила. Да, как следует выпила бы. Роми, если тебе не трудно, налей мне вина. Бутылки там, - она указала на противоположный конец комнаты.
Ромейн прошла куда было указано и достала одну из бутылок из шкафчика. Девушка прекрасно понимала желание госпожи выпить и ничего не имела против, но вот все бутылки были запечатаны и для того, чтобы открыть их, нужны были определенные навыки и инструменты, если уж на то пошло. Впрочем, Ромейн не стала заморачиваться на эту тему. Она вытащила пробку, применив свои способности, да так ловко, что Оливетт ничего не заметила.