Найди меня в темноте
Шрифт:
Она его дождь… Она его жизнь…
Бэт вдруг оборачивается и замечает, что он стоит в дверях и смотрит на нее. Он не может не смутиться при этом. Как долбанный юнец.
– Не могу открыть, - улыбается она и протягивает ему банку и консервный нож. Он идет к ней, бросает арбалет на пол и открывает ей эту долбанную банку. Причем, неудачно. Кроваво-вишневая жидкость плещется из банки прямо на него, заляпывая его футболку пятнами.
– Я видела наверху мужские вещи, - говорит Бэт. – И они определенно твоего размера. Ты счастливчик, Диксон.
– Да уж…
Потом
Когда приходит очередь Дэрила нагнуться над ванной, чтобы помыться, она вдруг решает помочь ему. Он не может не напрячься, когда она намыливает руки и начинает водить по его спине.
– Что ты делаешь?
– Ты сам не смоешь… у тебя тут столько натекло под футболку… и засохло…
– Прекрати…
Но звучит совсем неубедительно, и он сам это понимает. Она водит и водит по его спине и плечам ладонями, а он цепляется за край ванны, чтобы не развернуться и не схватить ее. Как прошлой ночью.
Когда взял ее слишком грубо… почти сразу… настолько ему было нужно в тот момент почувствовать ее. Ее тепло. Ее всю. И себя в ней… раствориться… забыться… и забыть ту боль, которая вчера вдруг нахлынула из прошлого сметающим все на своем пути потоком.
Она льет на его спину воду из бутылки и смывает остатки мыла. Потом обхватывает руками и целует в спину.
– Что с тобой? С тобой все в порядке?
Он только мычит в ответ, потому что не может даже говорить сейчас с ней. Потому что она натянула майку прямо на голое тело, без лифчика, и он ощущает это кожей спины. Но когда можно было отделаться от Бэт Грин, когда ей что-то втемяшивается в голову? Вот и на протяжении ужина она гоняет его вопросами, от которых он едва успевает уходить.
– Ты обиделся на меня за то, что я ударила тебя на дороге? Но я так разозлилась на тебя тогда. Ты же сам все понимаешь…
– Ты недоволен тем, что я увела ходячих и чуть не застряла на рельсах? Но я не знала, что там рельсы… и я же выехала… я сумела вырваться… я сделала это.
– Ты злишься, что я пошла в тот дом? Но понимаешь, там везде была крапива… и не было нигде видно никого. Ни живого, ни ходячего. Дом казался пустым. И я пошла… я спряталась в доме потом, и они бы не нашли меня, если бы не этот парень…
– Чем ты вообще недоволен, Диксон? Какого черта ты все время молчишь? Что стряслось?
Он то что-то мямлит в ответ, то мычит, то пожимает плечами. Разговаривать с ней не хочется сейчас. Не сейчас… когда он понимает, что это их последняя ночь вне стен Александрии. И когда понимает, что не знает, должен ли он что-то делать или нет. И что вообще будет дальше.
Бэт оставляет попытки разговорить его, и после ужина в гостиной воцаряется тишина, прерываемая только скрежетом ложки о дно банки, когда он вылавливает последние вишни. Бэт же только молча сидит, подтянув к себе колени и уставившись
куда-то в одну точку.– Сколько тебе лет, Дэрил? – вопрос бьет прямо в лоб, и он застывает с ложкой в руке.
– Ну… ну…
– Ради Бога, не мямли только сейчас! Это такой простой вопрос!
– Намного старше тебя, Грин.
– Намного – это насколько? На сорок лет? На тридцать?
– Мог бы быть твоим отцом… наверное, - он быстро подсчитывает в уме разницу, а она ошалело смотрит на него.
– Тебе больше сорока? Не может быть!
– Меньше…
– Меньше - это сколько? Дэрил, ты напоминаешь городскую кокетку, которая пытается выбить комплимент о том, как она прекрасно сохранилась! Сколько тебе лет?
– Тридцать шесть.
– Да уж… отцом ты мне мог быть! – фыркает она. – В пятнадцать лет?
Он опускает взгляд в банку, пытаясь спрятать от ее пристального взгляда свои мысли.
На самом деле, если бы он не пользовался защитой, то возможно и стал бы отцом в пятнадцать лет. После своего первого раза. Когда его потащил с собой в одну из квартир Мэрл. К одной из своих красоток, которых любил за легкодоступность, вытравленные перекисью волосы и третий размер груди. Все случилось тогда так быстро, но настолько охренительно, что он запомнил на всю жизнь. И эту квартирку, и эту девицу с родинкой у рта. И то, что она вытворяла этим ртом. То с ним, то с Мэрлом…
– В пятнадцать лет?! – переспрашивает Бэт. Она точно читает его долбанные мысли! – Хотя у нас тоже многие в классе начинали рано. Кто-то из девочек вообще в четырнадцать. А мне всегда хотелось, чтобы это случилось как-то особенно…
Это «особенно» на фоне сегодняшней встречи с техасцем, с его долбанными светлыми глазами под седой прядью, падает камнем в его душу. Очередной камень, который потащит его на самое дно, когда придет время держать ответ на все совершенные проступки в его жизни. Не то, что бы он верил в ад или рай… Но вот… охренеть, «особенно»…
– И это было особенно. С тобой… Особенно, потому что это ты. Ты – Дэрил Диксон…
– Ладно, надо ложиться, - прерывает он ее.
Потому что собственное имя в одной фразе с этим долбанным «особенно» ему кажется совсем… Охренеть…
Бэт только поджимает губы недовольно. И снова между бровей залегают знакомые морщинки.
– Я не хочу спать.
– Мы сегодня толком не спали. А до Александрии еще ехать. Ложись. Я покараулю. Потом разбужу, - он облизывает пальцы, зная, как ее это раздражает. И добивается своего – она отворачивается от него без единого возражения, начинает стаскивать ботинки. Потом аккуратно ставит возле импровизированной постели.
Ботинок к ботинку, мать их. Носочек к долбанному носочку. Все ровно…
Он пытается смотреть в окно между щелей досок, чтобы уловить хоть какое движение. Но улица совершенно пуста. Даже листик на кустарниках у дома напротив не шелохнется, не прошелестит брошенный когда-то газетный лист. Хочется курить. Потому что нервы натянуты до предела. Потому что позади лежит на подушках она в своей долбанной маечке с широкими лямками, под которой нет лифчика. Хорошо хоть уступила его требованию и не стянула джинсы, обнажая ноги.