Найди меня в темноте
Шрифт:
И шелест дождя за окном, который льется на землю той ночью. И то, как она мягко водит по его плечу пальцами, валясь после в подушках. Выражение ее лица. Такое умиротворенное. Такое счастливое. Она вся светится. Он готов в этом поклясться. Она вся светится…
И он ловит эти пальцы. И ее в свои руки. Прижимает ее снова к подушкам, чтобы целовать эти губы. Ловить этот свет. Вбирать его в себя. Пока у него есть такая возможность. Пока она его…
Солнечный свет, идущий издалека… Дэбасиге… Бэт…
Ужинают они гораздо позже запланированного. Уже остывшим рагу из овощей и свиными ножками, которые он точно заслужил, даже не пискнув, когда она обрабатывала раны. Они почти не говорят. Просто сидят рядом, иногда соприкасаясь плечами. Она заканчивает
За окном шелестит дождь, и ему очень хочется думать, что Бэт не планирует сейчас, как бы ей свалить, пользуясь этим подарком природы. А потом понимает.
Пусть валит. Он все равно найдет ее. Только тогда у нее уже не будет ни малейшего шанса увильнуть от того, чтобы идти в Скотленд. Тогда она узнает, что он может быть далеко не таким, каким она привыкла его видеть. Пусть она возненавидит его за это, но этот долбанный балаган пора прекращать.
– Пошли спать? – говорит Бэт, когда он заканчивает ужин. Вот так просто. Пошли спать. Вместе. Словно они делают это каждый долбанный вечер.
Он понимает, что ему нельзя спать. Что кто-то должен остаться и следить за окрестностями. Но почему-то уступает ей и идет вместе с ней наверх, в спальню. Правда, ложится только она, а он занимает место у окна, чтобы окинуть окрестности взглядом. Широкое пространство перед домом абсолютно пустое. По крайней мере, единственная тень, которую он видит через стену дождя - тень трактора вдалеке.
– Я хочу рассказать тебе, - вдруг доносится голос Бэт со стороны кровати. – Про того… кого убила первым в своей темноте. Тогда на дороге ты не спросил, почему я убивала живых. А ведь это важно. Ты же сам понимаешь, как это важно понимать, почему была отнята человеческая жизнь. Я убила двадцать… двадцать четыре…
– Двадцать три, - обрывает ее Дэрил. Ее голос полон такой боли, что у него сжимается сердце. – Не приписывай себе лишнего, Грин. Того, которого ты только пощекотала своим ножом, пришлось убить мне.
– Я рада… ой, в смысле, не тому, что ты его убил… а что не я… Потому что я боюсь. Всех их. Думать о том, что ты сделал… понимать это…
– Сейчас…
– Да-да, чертово время такое, что либо ты, либо тебя. Но… Двадцать три человека. Из них только девятнадцать – потому что они были ублюдками. И вопрос стоял именно такой. Ты или они. Но остальные… Одного я убила по ошибке. Самого первого. Ты читал про это. Первая жизнь, отнятая мной. Еще двое – из милосердия. И последний… я убила его из-за таблеток. Я тогда только-только восстановилась после ранения. Голова болела нещадно. Тебе даже не описать как. Когда каждый звук, свет, движение – это боль. А не двигаться ты не можешь, потому что умрешь иначе. И я тогда искала обезболивающее. В каждой аптечке машины. Потому что в домах искать не могла еще. Была слабая. И однажды я встретила его. Он подошел со спины, когда я нашла упаковку. Целую упаковку. У меня даже руки затряслись… как у наркомана. Он потребовал отдать. Все отдать ему. Я просила. Умоляла. Оставить мне хотя бы половину… треть… хотя бы пару таблеток. В тот момент я сделала бы все ради них, клянусь… эта боль… позднее она стала терпимее. А тогда… это был ужас. Пытка. Каждую секунду. Я действительно была готова на все ради таблеток тогда. Но никогда не думала, что буду готова на убийство… он начал кричать на меня, стал угрожать… достал пистолет… я попросила одну-единственную таблетку. Он сказал, чтобы я валила к херам. А потом я разозлилась…и все… хлоп, я в темноте… думала, что просто свалилась в обморок. Иногда такое бывало. У меня, видимо, низкий болевой порог. Но тогда… я его застрелила. Когда я очнулась, у него была дырка во лбу. А у меня в руке пистолет. Я его убила… ради таблеток… Видишь, какая я стала теперь…
Дэрил ложится рядом с ней и привлекает ее к себе, позволяя спрятать свои слезы на его плече. Очередной рассказ из ее прошлого, и снова она выворачивает и закручивает узлом его внутренности.
Триста долбанных шагов… триста долбанных шагов, и она никогда бы не пережила этого.
Ее слезы обжигают сейчас его кожу. Его сердце.
–
Готов поспорить, что это был долбанный нарик. Для варки какой-нибудь херни. Типа, винта, - глухо замечает Дэрил.И потом - кто может спокойно смотреть, как она мучается? Будь он тогда рядом с ней, Дэрил бы точно свернул шею тому долбанному мудаку.
– Правда? – шепчет Бэт в его плечо.
– Правда. Так что… не все так, как может казаться.
Они некоторое время лежат молча, слушая, как шелестит за окном дождь. А потом Бэт произносит:
– Знаешь, мне тогда показалось, что он выглядит странно… но я… я решила, что это мне это показалось, а теперь… Ты можешь быть прав. Это, конечно, ничуть не…
– Бэт, ты уверена, что он первый не попытался грохнуть тебя? Я видел тебя, когда ты …не в себе. Ты вряд ли бы завалила его без причины, – прерывает ее Дэрил. Она только молчит в ответ, а потом подносит его руку к губам. Просто целует ее и шепчет тихое «Спасибо», еле различимое на фоне шума дождя.
Этот шелест и ее тепло рядом действуют на него настолько убаюкивающе, что помимо воли, он проваливается в сон. И ему снится логово волчьей стаи. Не только взрослые волки, но и маленькие щенки, еле стоящие на ногах. И почему-то он знает, что это не просто волки. Потому что в волчице с белой отметиной в шерсти прямо у острого уха он узнает Селену. И эта отметина на волчице ни что иное, как ее седая прядь в волосах. Он видит, как к логову подходят охотники, медленно крадясь между деревьев. И недоумевает, почему волки не чувствуют их приближения. Ведь волки за мили чуют человека, и хер их поймаешь просто так. А потом видит настоящую бойню, когда охотники стреляют по волкам, не жалея никого – ни малых, ни больших. Кровь… визги и хрипы… щенячий скулеж, от которого стынет кровь в жилах. Последнее, что Дэрил видит прежде, чем проснуться, это то, как умирает волчица с белой отметиной у уха. Защищая совсем не своих щенят. Пытаясь закрыть их своих телом.
Этот сон оставляет горечь во рту и какое-то неприятное ощущение в душе. Волки – хищники, но видеть жестокую смерть как-то радости не доставляет. Особенно при понимании, что волчицей была Селена. А еще он понимает, что рядом нет Бэт, и дождь, льющий стеной всю ночь напропалую, закончился с первыми же лучами солнца, которое ласково пробует дотянуться до него одним из своих лучей.
Она свалила. Она взяла и свалила. Это первое, что приходит ему в голову. Второе – это, что надо одеться и идти следом за ней по следам, которых сейчас полным-полно будет на мокрой земле. Потому что накал дождя, когда он проваливался в сон, был уже не такой, как в самом начале.
А мелким дождиком ни за что не смоет следы, мисс Я-Умнее-Всех. Ни за каким хером.
Дом весь залит первыми солнечными лучами. В нем по-прежнему царит умиротворение и покой. Но ее арбалета в холле нет, как отмечает Дэрил, быстро спускаясь, по лестнице. Правда, в кухне стоит на столе кружка с недопитым чаем. А еще до его уха доносится странный скрипящий звук. Еле слышный в тишине утра.
Он медленно открывает дверь и выходит на крыльцо, чувствуя, как спадает напряжение, охватившее его в спальне. Потому что Бэт никуда не делась. Сидит на качелях, подогнув под себя одну ногу, а второй отталкивается от пола и раскачивается. Качели чуть слышно скрипят, впервые за долгие годы пустившись в движение, и Бэт иногда морщит носик, когда скрип становится резче обычного.
– Привет, - произносит она, замечая Дэрила. Качели тут же останавливаются. – Я разбудила тебя? Прости… я знаю, что они нещадно скрипят, но не думала, что ты услышишь.
– Неа, - отвечает он. Достает из кармана джинсов смятую пачку, чтобы притвориться, что вышел просто покурить. А не спускался вниз, перепрыгивая через ступени. Потому что хотел догнать ее и оторвать голову.
– Мне не спалось, - говорит Бэт. – Так что я караулила. А потом на рассвете вышла сюда…
Она в длинной мужской футболке и в своих ботинках на босу ногу. Кутает плечи в вязаное покрывало, которое, скорее всего, откопала среди всяких поделок этой старой леди, которая осталась лежать в пикапе при въезде на ферму. Волосы собраны в узел на затылке, открывая взгляду тонкую шейку. И от ее вида у него снова перехватывает дух.