Найди меня в темноте

– Ты совсем рехнулась? Что ты несешь?

– Не надо, Дэрил. Ты можешь говорить, что угодно. Наскакивать на меня, как угодно. Но это все равно ничего не поменяет. И ведь ты только недавно снял этот браслет. Я думала тогда… думала, что…, - она замолкает, то сплетает, то расплетает пальцы нервно. – Я думала, что все кончено, когда ты снял наконец этот дурацкий браслет, понимаешь?

Он не может смотреть на нее сейчас. Поэтому отводит глаза в сторону. Он никогда не знал, как вести себя в таких ситуациях, потому никогда у него таких длительных потрахушек не было. Потому что знал, что все в итоге заканчивается всегда одним и тем же.

Он никогда не сможет дать то, что от него хотят получить. Потому что он просто не создан для этого. Не создан давать…

И он не снимал этот браслет. Он его тупо проебал, как проебывает все самое дорогое в своей жизни. Вернулся с одной из вылазок и, только раздеваясь в комнате, чтобы идти в душ, обнаружил пропажу. Перетряхнул тогда все свое шмотье, облазил каждый долбанный дюйм в комнате, на лестнице и в холле дома, надеясь, что все-таки браслет найдется. Твою мать, а ведь знал же, что тонкая кожа уже слишком перетерлась за это время…

Знал, но никак не мог заставить себя снять его с запястья. Как тонкую нить, связующую его с прошлым…

– Я не ожидала, что она будет такой, - говорит Джи. – Она ведь такая… такая… хрупкая… такая маленькая!

Она была маленькой? Такие сейчас долго не живут… возникает в голове тут же голос Лена, который он гонит от себя прочь. Потому что даже сейчас, когда он знает, что Бэт жива, эти слова больно бьют прямо в сердце.

– Зачем ты здесь? – спрашивает Дэрил ее, покусывая в волнении палец. Говорить с Джи о Бэт ему кажется сейчас охренительно неправильным. А слово «маленькая» заново перепахало память, взрывая целые пласты. Будоража каждый нерв в теле.

– Я вчера столько всего передумала. Все ждала тебя. А потом поняла, что ты уже не придешь. Или придешь, но…, - она снова смотрит на свои переплетенные пальцы, делает глубокий вдох и в то же мгновение меняется на глазах.

Уходит Джинджер, которая была так уязвима перед ним. Возвращается доктор Робардс.

– Я даже представить не могу, сколько ей всего довелось пережить, судя по тому, что я слышала вчера. И черепно-мозговая травма не обошлась без последствий. Я не знаю, бывают ли у нее приступы эпилепсии, но, по словам ее спутника, такого не было никогда. Только мигрень. Самый драгоценный подарок от природы – постоянная головная боль – при характере ее травмы. Могло бы все гораздо хуже. Слабоумие, потеря подвижности, потеря возможности краткосрочной памяти, слепота…

Неужели она не понимает сейчас, что словно иголки загоняет ему под кожу сейчас, говоря все это? Потому что впервые ему так четко озвучивают, что могло быть, не окажись Бэт Грин такой охренительно везучей, если можно так сказать. Впервые он понимает, что могло еще произойти…

– Не бойся ее обмороков. Они психоматического характера, - а потом ловит его взгляд и объясняет иначе. – Мозг отключается, когда чувствует некую опасность. Я думаю, что она сама приучила себя отключаться. Как выбивает предохранитель при перенапряжении. Полагаю, что любая сильная эмоция может привести к этому отключению. Чаще всего – это гнев. Нельзя доводить ее до сильного гнева. Потому что иногда предохранитель может не сработать…

Она ловит на себе его внимательный взгляд и улыбается уголками губ.

– Говорю тебе, потому что вряд ли меня пустит в свой дом снова Маргарет Ри. Вчера она во мне чуть дыру не просверлила своим взглядом. Я бы, наверное, тоже так делала на ее месте, - а потом снова становится серьезной.

– Потому что ты должен знать. А еще ты должен знать, что лучше бы ее разговорить. Чтобы не копила в себе того, что не следует. Чтобы знать, что может привести к тому, что выбьет предохранитель…

Он смотрит на нее и не видит сейчас. Вспоминая слова Мэгги и Рика, недавно произнесенные в этой комнате. Думает о том, что Рик в который раз оказался прав, несмотря на то, что что-то внутри него самого – долбанное ощущение чего-то неправильного - кричит об обратном. И даже радуется, что голосование прошло так, как случилось. А потом снова вдруг обращается в слух, чтобы услышать каждое слово, в который раз больно ранящее его. Но он сидит и слушает терпеливо, пытаясь запомнить каждое.

Потому что ему охренительно важно. Даже важнее того, чтобы Бэт узнала обо всем, что было тогда. О том, что он пережил, когда ее проебал. О том, как сожалеет. О том, что он чувствовал. Обо всем…

Ему важно, чтобы Бэт стала такой, как прежде.

– Ты ведь говоришь мне все это не только потому, что Ри больше не пустит тебя на порог, верно? – спрашивает Дэрил, когда она замолкает.

– Нет, - признается она. – Я хочу помочь ей. И тебе. Потому что это важно для тебя. Это до сих пор для тебя важно. И потому что ты тот самый человек, который может вытащить ее из всего этого, как мне кажется.

Она смеется над ним сейчас? Он – тот самый человек, который наоборот затащит на самое дно такой тьмы, что даже и представить себе невозможно!

А затем понимает, что она ошиблась. Потому что она добавляет медленно:

– Потому что вы оба носите эти браслеты… потому что вы были когда-то… И потому что я все еще помню, каково это, когда ты любишь.

Она охренительно ошибается. Просто охренительно!

Но Дэрил не разубеждает ее почему-то. Просто молчит. И так же молча провожает до двери, когда она завершает их разговор и прощается с ним. У самой двери кладет ей руку на плечо, благодаря без слов, одним взглядом за то, что она нашла в себе смелость прийти сюда и рассказать все, что хотела. А еще за то, что уходит сейчас. Без драм. Без слез. Хладнокровная, как обычно.

– Со мной все будет хорошо, - отвечает она на его невысказанный вопрос. И оба знают, что это неправда, что ей больно сейчас понимать, как рушится надежда, которая проснулась в ней с его потерей браслета. – Скажи Ри, чтобы сестра приходила проверять давление хотя бы дней пять-семь. Чтобы мы поняли, что с сосудами мозга все нормально. Хорошо? Да, у нас маловато средств для диагностики, но измерить давление мы все-таки можем…

– А что насчет лекарств? Нужно что-нибудь? Напиши мне, что нужно. Я найду.

– Анальгетиков у нас пока достаточно. Но и лишними они не будут при ее мигренях. И… может быть, что-то еще… что выявится позднее. Я пока не могу сказать. Потом, ладно?

Дэрил пожимает ей плечо на прощание.

– Если… если вдруг…, - начинает неловко говорить Джи, но замолкает и уходит, улыбнувшись ему в последний раз.

А Дэрил поднимается к себе, не желая говорить даже с Риком, который настойчиво караулит его, то и дело выглядывая из дверей кухни. Где лежит на кровати и смотрит в потолок, прокручивая в памяти каждое долбанное слово, что сказала Джи.