Найти свой остров

– Леш, что ты ищешь?

– Этот сукин сын телефон выронил, хочу его найти.

– Какой сукин сын?!

Черт подери, он забыл им сказать.

– Да тот гад, что спихнул вас. Я его гвоздодером угостил по темени, связал и бросил в багажник. Он телефон выронил, и надо его найти…

– Леш, ты реально крут!

Булатов сделал вид, что не обратил внимания на похвалу, но поймал себя на том, что довольно улыбается. Всегда приятно выглядеть суперменом в глазах любимой женщины, даже если эта женщина изъясняется подростковым сленгом и только что ругалась, как портовый грузчик.

– Да любой бы ругался, случись такое…

Он возвратился к машине и нашарил в боковушке фонарик. Освещая вытоптанный снег, метр за метром исследовал место, и наконец злосчастный сотовый обнаружил.

– Отдам Олешко, пусть развлекается. Макс, я хотел сказать, что…

– Я знаю. Сейчас отдышусь и позвоню Павлу, узнаю, как они там. Но если Сашка…

– Максим, огромное невезение – потерять лучшего друга. – Ника гладит его волосы. – Но вдруг…

– Ладно, дайте мне минуту, и я позвоню Олешко.

– Забей, я сама сейчас позвоню.

Ника выудила сотовый из кармана полушубка – привычка таскать там деньги, сотовый и ключи не раз выручала ее, не подвела и сейчас.

– Ника, вы где? – спросил Олешко.

– Мы… где-то. Паш, как там Саша?

– Пока держится. Ника, Максим с тобой?

– Да. Сейчас дам ему трубку.

Превозмогая нарастающую боль, Матвеев кратко описал произошедшее и примерное свое местонахождение.

– Все, понял. Будьте там, никуда не съезжайте, через час вас оттуда заберут.

Булатов хмыкнул:

– Как же, через час! Да тут ночь ехать. Околеем от холода.

– Если Олешко сказал «через час», так и будет. Подождем.

Боль в сломанной руке стала нестерпимой, ныла раненая нога. Он снова и снова прокручивал в уме случившееся: удар, машина слетела с трассы, и еще удар, завертевший «Хонду» на скользком месте, крен – и понимание, что машина уперлась носом во что-то, что вполне может и не выдержать. Рывок к двери, треск кости – тяжело оперся на запястье, стальные пруты арматуры под ногами – и обрыв внизу. И машина летит вниз, взрыв. Спокойный голос, деловито отчитывающийся кому-то, что, дескать, да – оба, облегчили ему задачу. Матвеев поежился – ему сейчас очень пригодился бы Никин жуткий горлодер, но если бы знать…

– Что у тебя было в той фляге? Ну, которая в машине ездит?

– А, это один интересный рецепт, который я нашла в старой книге по траволечению: литр спирта пополам с дистиллированной водой настоять на стакане тертого хрена, смешанного с ложкой жгучего красного перца и стаканом меда. Три дня выдержать, процедить, залить в серебряную флягу – и все, забыл о простудах.

– Мне это сейчас не помешало бы…

– Осталось сорок минут. Интересно, как Олешко доберется за час.

– Кажется, я знаю. – Матвеев улыбается сквозь дергающую боль. – Но тебе не скажу.

– И не надо, не очень-то и хотелось.

– Да хотелось, конечно, но – не скажу.

Булатов слушает их препирательства и думает о том, что точно так же они препирались бы, если бы выросли вместе в одной семье и не разделили их годы. Что-то очень общее есть у них, возникло практически сразу, словно не было десятилетий разлуки и они знали друг друга всю жизнь.

Свет мощного прожектора осветил участок дороги, где стояли две машины.

– Вертолет?! – Ника удивленно вытаращила глаза. – Ну, Макс, Олешко реально крут!

– Ты уж реши, пожалуйста, кто крут – Леха или Олешко. – Матвеева забавляло ошеломленное лицо Ники. – Только Пашке не говори, что он крут, – еще возгордится.

– Кто возгордится?

Олешко открыл салон машины, впустив струю холодного воздуха.

– Эй, холодно же! – Ника зябко поежилась. – Ты возгордишься, если я скажу тебе, что ты реально крут.

– Да, я Человек-Паук и Бэтмен в одном флаконе. А вы – самые счастливые недотепы, каких я только знал. Леха, где этот… соратник Элтона Джона?

– Да ладно, мог бы и прямо сказать, – Ника хихикнула. – Церемонии…

– Не приучен ругаться при дамах. – Олешко сдернул покрывало с пленника. – Да, приложил ты его изрядно…

– Да в сердцах же…

– В сердцах… Теперь то ли сможем допросить, то ли нет. Ладно, разберемся. Грузите, его ребята.

Дюжие мужики выволокли связанного из багажника.

– Ой, я же видела его! – Ника даже отступила подальше.

– Где? – Олешко взял ее руку и сжал ладонь. – Ника, пожалуйста, вспомни.

– А чего вспоминать. Этого типа я видела в коридоре гостиницы в Красном Маяке, аккурат накануне того дня, когда Максим с парнями нырнули под лед.

– Ты ничего не путаешь?

– Я что, похожа на слабоумную? Нет, не путаю. Горничная принесла мне полотенца, я открыла дверь, а этот гражданин вышагивал по коридору – сумка у него в руках была еще, большая такая, черная. Он мне не понравился, я дверь быстренько закрыла и забыла о нем.

– Как видишь, не совсем забыла.

– Да потому что не понравился он мне.

– Так, а здесь у нас что? – Олешко открыл темную машину. – «Тойота Камри», седан, цвета мокрого асфальта. На ней он приехал, ею он толкал «Хонду», вот вмятины и следы краски. Значит, так. Сейчас мы грузим это дерьмо и Максима в вертолет и улетаем – Матвееву нужно в больницу, а этого я заберу с собой, порасспрашиваю о том о сем. Ника, вы с Алексеем добираетесь своим ходом. Вслед за вами на машине нашего гостя поедут четверо моих ребят. К утру доберетесь, самое позднее – к обеду. Но я бы советовал вам вернуться в город, переночевать в гостинице и выдвинуться посветлу.

– Нет, я хочу ехать сейчас. – Ника всхлипнула, вспомнив свою «Хонду». – Паш, я тебя прошу. Набей этому гаду морду, только хорошенько. Видал, что он с моей машинкой сделал?

– Видал. Не расстраивайся, Никуша. Кстати, вот – Семеныч передал и под страхом отлучения от летних шашлыков велел тебе пить.

– О-о-о, таблетки…

– Леха, проследи, чтоб она их пила. – Матвееву уже вкололи обезболивающее, и он снова мог думать и дышать. – Иначе она нипочем пить не станет.

– Предатель!