Назад в молодость

— Это «летний» кинотеатр, он работает с апреля по начало октября. Хожу сюда иногда с подругами.

— И как? — задаю достаточно общий вопрос.

— Уютно, атмосферно. Иногда сюда даже западное кино завозят.

Она так выделило слово «западное», что стало ясно: увидеть иностранный фильм сродни целому событию.

Это я и так знал. «Железный занавес», все дела. Иностранного кино было мало, а еще оно проходило через цензуру. И показывали его далеко не каждый день. А зачем, если своего навалом? С правильными, так сказать, посылами.

— А билеты легко купить?

— Смотря когда и на что. В выходные и праздники или на иностранный фильм проблематично. В остальные дни — проще простого. Я вот обычно хожу в будние дни. Народа почти нет, садись куда хочешь.

— Резонно, — ответил я.

Мы зашли во двор и приблизились к нужному подъезду. На лавке уже сидели две бабушки и, завидев нас, одна из них сказала другой:

— Вот, Светка хахаля нашла!

Ох уж эта манера бабушек. Говорить как бы друг с другом, но при этом так громко, чтобы объект обсуждения обязательно услышал. Провокаторши.

— Здравствуйте, — вежливо ответила Света.

— Добрый день, — поздоровался и я.

— Здрасьте, здрасьте. Светуль, у тебя с ним все серьезно или опять на один раз?

Моя спутница засмущалась и, видимо, растерялась. Оно и понятно: ей тут кинули жирный намек на то, что она «не порядочная».

Это в 21 веке отношения «на один раз» стали чем-то нормальным, в том плане, что не вызывают удивление. А тогда это была целая «аморалка».

Мне пришлось спасать положение:

— Нет, гражданочка. Мы с ней всерьез и надолго. Не переживайте.

— Ну-ну. Все так говорят.

Второй раз вляпываться в неприятности из-за одной и той же девушки, (пусть и очень прекрасной), категорически не хотелось. Но и терпеть откровенное хамство тоже.

— Модест, пошли уже… — тихо сказала Света и потянула меня за руку в сторону двери.

К сожалению, бабки ее услышали. Вторая, до того молчавшая, выдала:

— Так он еще и не наш!

А вот тут я уже знал, чем крыть.

— А вы имеете что-то против других национальностей? Насколько я знаю, такие взгляды были в моде лет 40 назад.

Обученный дискуссиями в интернете, я давно понял, на что надо давить. Иногда это вырывается непроизвольно, к сожалению. Но часто попадает в яблочко.

Тем более тут вышло очень двояко. Даже в мое время фраза про «популярные 40 лет назад взгляды» была уместна, ведь это намек на 1990-ые, когда даже обыватели знали о «скинхедах», ультраправых и других подобных личностях.

— Да нет, милок, это я так, к слову. Наоборот, это хорошо. Дружба народов — наше все!

И тут я присмотрелся к первой, самой говорливой пенсионерке. Если ее чуть состарить, перекрасить волосы в цвет свеклы (в детстве подобное меня сильно поражало) и добавить чуток усталости во взгляд, то….

Точно! Я ж ее видел! Для проформы спрашиваю:

— А Вас случайно не Галина Петровна зовут?

Она аж подпрыгнула на месте.

— Да. А как вы догадались?

Пазл сложился окончательно. Она та самая бабуля из моего детства. Со своим одним очень неприглядным секретом.

— Наслышан о Вас. Говорят, Ваш муж во время Великой Отечественной Войны полицаем был. А потом в лагеря попал лет на 25. Я ж ничего не путаю?

Она аж побледнела. Не удивительно. Даже в 21 веке подобные вещи тщательно скрывались ото всех, а уж в СССР и подавно. Все же речь идет о самых настоящих предателях, помогавших врагу убивать своих сограждан.

— А ты откуда это знаешь? — подала голос Света. Ее услышанное тоже удивило.

— Да вот у себя в Литве писал научную статью про коллаборантов. Для одного местного журнала. Кой какие материалы видел. А перед переводом в Смоленск посмотрел их снова.

Я сглотнул слюну и продолжил:

— Вдруг кого-то из них встречу. Интересно посмотреть живьем на подобный контингент.

— Молодой человек, вы же никому об этом говорить не собираетесь? — поинтересовалась Галина Петровна.

Я злобно ухмыльнулся.

— Пока нет. А там посмотрим на Ваше поведение. Согласитесь, с такой биографией как-то аморально рассуждать о чужой личной жизни. Или Вы считаете иначе?

— Никак нет.

— Вот и прекрасно. Хорошего дня вам, граждане пенсионеры.

После этого мы со Светой, наконец, зашли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. Она вставила ключ в скважину и два раза повернула. Замок щелкнул.

*************************************************************

Первым делом Света поинтересовалась, буду ли я пить чай. Получив мое согласие, она отправилась на кухню, а сама предложила пройти в зал.

Войдя в комнату, у меня появилось ощущение, что я здесь уже был. Старый (по моим временам, конечно) телевизор на подставке, классическая стенка, внутри которой располагались сервизы и прочие вещи, а также легендарные ковры на стенах. Конкретно в зале их было два: один возле дивана и второй на стене у двери, ведущей в комнату.

То, что позднее назовут «бабушкиным ремонтом», сейчас является чем-то нормальным. Даже модным в каком-то смысле.

Света появилась спустя пару минут. Она принесла две чашки чая, потом на столике появились конфеты и печенье.

Я заглянул в чашку. Там был обычный заварной чай. Густые черные чаинки на самом дне не оставляли в этом сомнений. Хотя напитка из пакетиков вроде как еще не придумали. Или не пустили в продажу.

В общем, не было их.

— Я с тебя просто в шоке, — сказала Света, расположившись рядом, — Уже второй раз за день вляпываешься.

— Ну что поделать? — задаю резонный вопрос, — Я за все хорошее, против всего плохого. А еще не люблю тех, кто лезет в чужие дела. Обычно такие персонажи строят из себя моралфагов, а сами те еще непорядочные, мягко говоря.

— А кто такие «моралфаги»? — Свету явно удивило это слово.

Вот это я хорош! Мало того, что генерирую неприятности, так еще и сыплю словами из будущего. Неологизмами, если говорить научно.

— Это моралисты. Те, кто постоянно взывают к морали. Как показывает практика, чаще всего они сами не идеальны. Как говорится: «целомудрие яростнее всех продвигают блудницы».

Подруга посмеялась. А я поймал себя на мысли, что улыбка и хорошее настроение ей идут.

Несколько минут мы пили чай молча. За это время я успел попасть в неловкую ситуацию: сделал большой глоток, подавился чаинками и закашлялся. Дышать мне они не мешали, а вот горечь сделала свое дело.