Назад в СССР: демон бокса 2

Все женщины приникли к стеклу, Дядьпаша метнулся на выручку сыну, и только Лев Игнатьевич не стронулся с места, мрачно уставившись в тихо бубнящий телевизор.

С высоты седьмого этажа при свете уличных фонарей три зрительницы увидели, как Гоша упал на колени перед Викой, преграждая дорогу к УАЗу с открытой дверцей, что-то горячо пытался объяснить, Вика отпихивала его. Валерий, в нетерпении ждавший развязки, подошёл и сказал что-то резкое. Гоша вскочил и бросился на него, пытался ударить, но промахнулся и улетел в сугроб. Пока выскребался из грязного снега с песком, пытался восстановить равновесие, стоя на обледенелом асфальте в лаковых туфлях, и что-то выкрикивал, УАЗ уехал.

Дядя Паша взял непутёвого сына под руку и уволок в подъезд, привёл в квартиру Щегловых жалкого, мокрого от тающего снега. Там применили испытанное антистрессовое лекарство: напоили водкой до отключки. Когда Гоша затих на диване в гостевой комнате, на всякий случай — с тазиком на полу, остальные вернулись к проводам Старого года и встрече Нового.

Глядя на откровенно скучающую младшую дочь, Алевтина Павловна пожалела, что не отпустила её с Викой.

В полночь распечатали подарки. К предложению гошиных руки и сердца Нора Казимировна приложила свой презент невестке — собственноручно связанный мохеровый джемпер. По сравнению с бриллиантом на пальце он не произвёл бы впечатления.

Но Вика в полночь была уже в другой жизни.

* * *

Виктория опаздывала всего минут на пять, и это меня очень нервировало. Если заминка не техническая, а папа-генерал лёг тушей в лампасах поперёк выхода с криком «только через мой труп», у меня проблемы. Только отправил рапорт командованию пограничного округа о предстоящем браке с указанием данных невесты и её родителей для проверки — достаточно ли благонадёжна семья избранницы для офицера КГБ, и на тебе, эта самая семья против свадьбы.

От тревожных мыслей меня отвлёк «Вышний».

— Валерий, ты включён в команду на матч СССР-США в Лас-Вегасе.

— Естественно. Ну и кто там победил?

— У меня есть старые данные. Внезапно они исчезли. В твоей категории победителем был Джеральд Куни, что необычно: он уже несколько лет боксировал с профессионалами, по регламенту не должен был встречаться с вами, так сказать, любителями. Сейчас в «Википедии» и на прочих ресурсах, где приводилась турнирная таблица, стоит «ссылка недоступна». Из оцифрованных подшивок американских и советских газет исчезли номера с репортажами из Лас-Вегаса и Шривпорта о ваших боях. В биографии Куни вообще нет упоминания о матче СССР-США восемьдесят первого года.

— Что это означает?

— Что-то случилось. Пока оно не носит характер необратимого. В прошлом действует неучтённый и непредсказуемый фактор — ты. Предполагаю, после января в твоём субъективном времени сообщения о турнире восстановятся и двадцать четвёртом году.

— Буду внимателен. Что ещё?

— Ты останешься в США.

Вот хрен тебе в зубки! У меня свадьба.

— Нерационально. Для американских промоутеров я — никто и звать меня никак, им нужен тяжёлый вес. Паблисити зависит от моего участия и успеха на Кубке мира в ближайший год. Тогда имеет смысл просчитывать варианты. Кроме того, соберу сумму, достаточную для существования вместе с тренером в первые месяцы, пока не капнут гонорары с профессиональных боёв.

А по-хорошему, на ближайшее время эта Америка мне нахрен не упала. Как любая другая западная страна. Жена, дом, собака и чистый сосновый лес на берегу озера у меня есть в Белоруссии, денег хватает более чем, если не задумываться о заработке в сотни миллионов. Союз скоро начнёт разваливаться, отъезд за рубеж не повлечёт клеймо предателя-невозвращенца, не будут лишать гражданства… Надо держаться за Минск любыми средствами!

«Вышний» любезно свалил, когда Вика с большой сумкой в руках вышла из подъезда, но не успела и пяти шагов ступить, как её настиг Гоша, умильно-смешной в штатском костюме фабрики «Большевичка» или «Красный Мозырянин», точнее не скажу. Грохнулся перед ней на колени и начал ныть, что Виктория Щеглова — свет его жизни, что без неё он ноль без палочки, но с ней вдвоём, наоборот, та-а-акого достигнет…

— Гоша, ты всё время говоришь и думаешь только о себе — что тебе плохо, что тебе хорошо. Обо мне подумай и поймёшь — мне с тобой не по пути. А теперь дай пройти.

— Я себе вены вскрою, если ты уедешь… с этим…

Последовало непечатное слово в мой адрес, вынуждая вклиниться.

— Гоша, если бы каждый дуралей мог подойти к красавице и сказать: будь со мной, или наложу на себя руки, все красавицы принадлежали бы дуралеям. Но так это не работает. Любая понимает: если парень готов покончить с собой от несчастной любви, он — слабак, а слабаки никому не нужны. Отвали с её дороги.

Он встал, повернулся ко мне, набычился, поднял кулаки. Выше ростом сантиметров на десять, вес больше центнера, даже пьяный, он смотрелся устрашающе. Какого-нибудь неподготовленного заморыша ушатает вполне.

Я, кстати, накачался до двухсот фунтов, то есть до девяносто двух килограммов, рост достиг ста семидесяти девяти и прекратился. Был готов к бою с любым сильнейшим тяжеловесом Америки, выступающим под флагом любительской ассоциации, а тут на меня пёр курсант ракетного училища… которого я не вправе ухайдакать в мясо, опасаясь обвинений в жестокости.

Его лаковые ботиночки, очень похожие на одноразовые, что покупают для прихорашивания трупа перед прощанием и похоронами, заметно скользили, достаточно было отпрянуть вправо и выставить ногу, чтоб он споткнулся. Когда отъезжали с Викторией, в зеркало было видно, как к Гоше подскочил незнакомый мне пожилой мужчина и помог укрепиться в вертикальном положении. Нас это уже не касалось.

— Противно, правда? Но всё позади, дорогая. Едем праздновать. И ты остаёшься у меня навсегда. Только потом съездим за остальными твоими вещами или просто купим недостающее.

Она обняла и поцеловала меня прямо на ходу. Обдало таким жаром, что, наверно, готов был остановить УАЗ прямо на Ленинском проспекте, начать целовать её в ответ, да и не только, наплевав на общественную нравственность, тем более машин, милиции и прохожих практически нет, за два с половиной часа до Нового года все уже разбрелись по квартирам и уничтожают оливье под водочку и советское шампанское. Наверно, надо так было сделать, в жизни выпадают минуты, которые не повторить, пусть сиденья УАЗа — самые неподходящие для плотской любви в мировой автомобильной истории.

Нет, всё же доехал до Жданович, где нас уже ждал стол и друзья с подругами, увёл девушку на второй этаж переодеваться, стащил с неё свитер и джинсы, позволил одеться далеко не сразу. А когда всё же привела себя в парадный вид, меня снова накрыло, словно воздержание длилось неделю, а не полчаса. От набора массы и прилива сил гормоны били в уши набатом кровяного давления. Я просто швырнул Вику на кровать, налетев сверху как коршун, едва сдерживался, чтоб не разорвать её на куски, задрал подол, добился сладких судорог и низкого страстного рычанья партнёрши… Лишь тогда принялся сам.