Не ангел
Шрифт:
— Ты недовольна тем, что она делает, так ведь? — спросила Селия. — Тебе это кажется чересчур популистским. ММ, она со своими обложками сдвинула с мертвой точки новую серию беллетристики. И просто творит чудеса при тех ограничениях, с которыми приходится сегодня сталкиваться, — ни красок, ни приличной бумаги…
— Я знаю. Да, я не в восторге, да, я считаю ее работы популистскими. Но в своей области Джилл — профессионал, а нам нужны продажи. В этом отношении я готова тебя понять. Хороший издательский дом должен располагать полным ассортиментом изданий. Во всяком случае, на данный момент.
— Так чем же ты недовольна?
— Селия,
— А зачем нам с ним разбираться? У Джилл хорошее видение и более качественных изданий, ей не захочется облачать классику в популистские обложки или делать что-либо подобное. На самом деле она как-то раз мне говорила, что мечтает выпустить несколько подборок акварелей, может быть, ограниченным тиражом, но по-настоящему высокого качества, чтобы люди могли собирать их, оправлять в рамки; и нужно приложить к ним биографии художников. Конечно, сегодня об этом и речи нет. Но я совершенно убеждена, что тебе не стоит за нее волноваться.
— Опять же это не моя забота. Но, Селия, ты подумала о том, что произойдет, когда вернется Джеймс Шарп? Мы обещали сотрудникам сохранить за ними рабочие места, и они с полным правом будут рассчитывать вернуться на ту должность, с которой ушли. Как они посмотрят на то, что ими руководит женщина? И как она будет себя чувствовать, когда ей подрежут крылья?
— Не подрежут, — заявила Селия. — Джилл молода, с массой интересных идей, она сильно продвинулась за это время. Джеймс так бы не сумел. И он не может рассчитывать вернуться на должность с правом единовластия. Он… — Селия умолкла. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Именно на это он и настроен, так?
— Боюсь, что так. Он прошел годы ада, защищая страну, а с нею и «Литтонс», и, естественно, ожидает награды. А не понижения. Если он вообще вернется, — трезво добавила ММ.
— О господи! Но, ММ, ведь «Литтонс» — это важно. Не менее важно, чем Джеймс Шарп. Нам что же, придется откатиться на прежние позиции и притворяться, будто ничего не изменилось?
— Мне кажется, именно это входит в ожидания и Джеймса, и наверняка Оливера. И даже в требования. С известной долей справедливости. И Джилл тогда придется очень трудно. При ее новой должности.
— Так, — Селия налила себе еще стакан хереса, — так, ММ, в том, что ты говоришь, действительно немалая доли правды. Но сейчас нужно, чтобы издательство «Литтонс» как угодно, но продолжало работать. Одному богу известно, как это трудно, если ты по рукам и ногам связан соображениями, которым сегодня и применения-то нет. Я думаю, что начну беспокоиться об этом тогда, когда… — она остановилась и вздохнула, — когда все — и Оливер, и Ричард, и Джеймс — вернутся назад. А пока будем поддерживать огонь в очаге, как нам постоянно твердят все певицы страны. И в «Литтонс» он будет гореть намного ярче, если Джилл останется. Прости меня, ММ, что не посоветовалась с тобой. Я не права. Это высокое назначение, а ты член нашего генерального совета, старшая по рангу, и все такое, и…
— Перестань, я тебя умоляю, — сказала ММ. — Ты права, и генерального совета не будет вообще, если «Литтонс» не выживет. И мое положение в компании волнует меня меньше всего прочего. В самом деле, ну как можно печься о должностях, когда сама жизнь сейчас под вопросом?
— Он капрал, — сказала
старшая сестра Райт. — Нет, не офицер. Ему здесь не место, и он бы сюда никогда не попал, не испытывай наша патронесса благоговения перед леди Бекенхем. Ему положено лежать где-нибудь в обычном госпитале.— Конечно, вы правы, — ответила сестра Прайс.
И долго еще убеждала сестру Райт, которая отличалась дурным характером, что совершенно с ней согласна. Сестра Прайс была обязана сестре Райт тем, что оказалась на службе в частной больнице Биконсфилда, вместо того чтобы отправиться медсестрой на фронт. Она была плохой сестрой — нескладной, забывчивой, нерасторопной, а порой даже брезгливой. В мирное время ее никогда бы не взяли на такую работу.
— А все ради того, чтобы он был поближе к своей сестренке, — заметила младшая сестра, вошедшая в помещение во время разговора. — По-моему, для него так лучше. И эта Барти просто чудесная. Бегает сюда повидаться с ним, а путь-то неблизкий, пять миль, и…
— Я прекрасно знаю расстояние между Эшингемом и Биконсфилдом, — ледяным тоном заявила старшая сестра, — а вашего мнения никто не спрашивает, сестра. И вообще, у вас нет права присутствовать при наших разговорах. Можете пойти опорожнить судно капрала Миллера, коли вы так печетесь о нем, он уже который раз звонит в колокольчик. Никакого воспитания.
— Слушаюсь, сестра.
— Я что-то не вполне уловила связь с графиней, — шепнула сестра Прайс, когда младшая сестра вышла, — этот капрал ведь никоим образом не родня ей? Может быть, он приходится родственником кому-то из дворни?
— Это все ее дочь, — объяснила сестра Райт, — у нее есть приемный ребенок, сестра капрала Миллера, вот эта самая Барти. Дочь графини — дама очень своенравная, вся в мать. Она платит за пребывание здесь капрала Миллера. Вот почему его и держат. А теперь, сестра, ступайте и позаботьтесь о перевязке майора Флеминга да удостоверьтесь, чтобы все белье попало в стирку. Мне нужно разобрать кое-какие бумаги.
— Да, сестра.
— Привет, Билли. Как ты? Я тебе подсолнухов принесла. Набрала по пути.
Барти положила огромную охапку подсолнухов на столик рядом с койкой Билли. Она улыбнулась ему, наклонилась и поцеловала. Брат посмотрел на нее унылым взглядом.
— Ну как нога? Сегодня лучше?
— Нет. Чертовская мука. И мне мало что дают от боли. Особенно ночами. А виновата эта старшая сестра, ведьма старая. Ненавижу ее. Ненавижу это место. В полевом госпитале и то лучше, точно говорю. Хоть было с кем поболтать.
— Билли, ну зачем ты так? Я прихожу и говорю с тобой почти каждый день. Наверняка и сестры с тобой разговаривают, и другие больные.
— Я других больных и не вижу никогда! — закричал Билли. — Там, дальше по коридору, есть один пацан, потерял руку и ногу, так я иногда слышу, как он воет. Я уже молчу о том, что здесь, как в морге. Лучше бы я был в морге, — добавил он упавшим голосом.
— Билли, пожалуйста! Это только пока тебе не станет лучше, и оказаться здесь — большая удача. За тобой тут хорошо смотрят. И я ужасно рада, что могу часто видеться с тобой.
— Ко мне безобразно относятся, — пожаловался Билли. — Меня терпеть не могут. Как-то раз после обеда надолго оставили одного, а мне надо было… в общем, ты поняла. Потом пришла старшая сестра и сказала, чтобы я прекратил бузить. А что я могу сделать, если мне приспичило?