Не ангел
Шрифт:
— Например? — спросил Джайлз.
— Ну… например, разные стипендии для начала. Так, чтобы у бедных детей были какие-то льготы.
— Не знаю, на пользу ли это, — усмехнулся Джайлз.
— Да почему же нет-то?
— Другие дети, те, что не из бедных, могут плохо к ним относиться.
— Что ты такое говоришь, Литтон? Без сомнения, они хорошо станут относиться. Это же дети, а не испорченные сословными предрассудками взрослые.
— Да, тут вы правы, — разумно сказал Джайлз.
— Прекрати распускать нюни и подтянись. Ты же солдат! Не может быть, чтобы тебе снова понадобилось судно, я совсем недавно вынесла
— Я не могу сдержаться, — сказал Билли. Голос его был тих, а лицо сделалось пунцовым от смущения.
— Можешь, можешь. Ты, похоже, совсем разучился контролировать себя. Вон майор Хоторн не зовет же постоянно выносить за ним судно. Я в этом вижу только…
— Сестра, будьте любезны, немедленно дайте капралу Миллеру судно. — Самым ледяным и властным тоном, на какой была способна, Селия Литтон оборвала монолог старшей сестры Райт. — А когда ему вновь станет удобно, не сочтите за труд прийти ко мне и сообщить об этом. Я буду у заведующей в кабинете.
— Просто кошмар! — пожаловалась она матери. — У бедного Билли проблемы… с кишечником. Очевидно, это действие морфия. Его крепит, и потом нужны слабительные. И естественно, у Билли постоянная потребность в судне. А эта ведьма Райт его отчитывает. Заставляет ждать и страдать. Когда я оказалась там, он, по-моему, плакал.
— Плакал?! — удивилась леди Бекенхем.
— Да, а сестра еще издевалась над ним: велела не распускать нюни. А ты бы не заплакала, если бы у тебя в молодом возрасте осталась только одна нога, которая постоянно болела, да еще и не было никаких перспектив в жизни? Я бы точно заплакала.
— Нет, ты бы не заплакала, — твердо сказала леди Бекенхем. — Ты бы взялась за дело и справилась. Как ты делала последние три года. Наверняка тебе было нелегко. Конечно, тебе больше ничего не оставалось, но я просто восхищаюсь тобой.
Селия недоуменно посмотрела на мать. Она не могла припомнить случая, чтобы та за всю жизнь хоть раз за что-то ее похвалила. Был, правда, один случай, когда на охоте Селия упала с пони, сломала запястье, ей его с огромной болью вправили, и уже на следующий день она снова просилась на охоту. Мать сказала тогда: «Слава богу, ты не устроила суматохи на глазах у хозяина», — но Селия тем не менее угадала в этом одобрение. Однако оно ни в какое сравнение не шло с нынешней похвалой, которая совершенно огорошила ее.
— В общем, ему плохо, — наконец пришла в себя Селия. — Терпит постоянную боль и крайне подавлен. А персонал ему все нутро вынул.
— Что вынул, Селия?
— Я доложила о поведении старшей сестры начальнице, — не ответив на вопрос, добавила Селия. — Та пришла в ужас, обещала поговорить с ней.
— Да не приходила она ни в какой ужас! Впрочем, нескольких резких слов будет достаточно. Но в любом случае, я согласна, недоброе отношение к больным непростительно. Поеду-ка я сама его навестить. Похоже, он довольно милый парень. Матрона на задних лапках будет ходить, если выяснится, что я в курсе происходящего. Ужасная дама!
— Она лучше сестры Райт.
— Нет, не лучше, — возразила леди Бекенхем. — Она крайне примитивна.
Через три дня леди Бекенхем пришла в комнату Билли. Барти умоляла взять ее с собой, но та отказала.
— Я хочу побеседовать с твоим братом наедине. Расскажи-ка мне о нем, Барти, чем он любит заниматься?
— Он… Ну, он любит играть в карты. И всегда неплохо рисовал. И читать ему очень нравится. Те книжки приключений, которые ему отправила тетя Селия, здорово подбодрили его.
— Все это понятно, но чем он увлекается? — нетерпеливо спросила
леди Бекенхем.— Он… — Барти запнулась.
Она и впрямь не знала, чем увлекается Билли. Ее забрали с Лайн-стрит, когда она была еще совсем крошкой, чтобы осведомляться о подобных вещах, и вскоре она оказалась почти полностью отрезана от жизни в родительском доме. Однако ей не хотелось сознаваться в этом. Она вспомнила, что как-то на днях Билли просматривал «Дейли миррор», и о чем это он говорил? Ах да, о лошадях. Говорил, что смотреть не мог на страдания лошадей во Франции, это было хуже всего прочего: «Бедные животные. Мы хоть знаем, зачем мы здесь. А они — нет».
— Он лошадей любит, — быстро сказала Барти.
— Лошадей? Да ну? Удивительно, что он вообще что-то о них знает.
— Их там, во Франции, было много. Наверное, поэтому.
— Да. Да, конечно, много. Ну вот, это уже тема для разговора.
Когда леди Бекенхем приехала, Билли лежал, глядя в окно. Он повернул голову, сказал ей: «Добрый день» — и снова уставился в окно.
— Здравствуйте, капрал Миллер. Ну, как вы здесь?
— Хрено… Довольно плохо.
— Правда? Нога болит?
— Сильно. Надо еще часть отрезать.
— Ай-ай-ай. Сочувствую.
— А я как себе сочувствую! — сказал Билли и заплакал.
Леди Бекенхем протянула ему носовой платок, а потом сидела молча до тех пор, пока он не успокоился.
— Почему это необходимо? — спросила она.
— Она не заживает. Никак не могут вылечить. Поэтому придется отнять ее выше колена, говорит доктор.
— Понятно. Что ж… Уверена, он знает, что говорит.
— Надеюсь, — ответил Билли и высморкался. — Прошу прощения.
— Не нужно извиняться. Могу понять твою тревогу. Но, видишь ли, единственный выход — положительный настрой.
— Ха! Положительный! — воскликнул Билли. — Когда моей жизни пришел конец еще до того, как она началась? Кто мне даст теперь работу? Какая девушка посмотрит на меня? По-моему, вы не знаете, что говорите. При всем моем уважении, — добавил он после паузы.
— Я-то как раз знаю, — сказала леди Бекенхем. — Мой дед потерял ногу, будучи очень молодым человеком. В Индии. Во время восстания сипаев. Что-нибудь слышал об этом? — (Билли отрицательно покачал головой.) — Ну, как-нибудь расскажу. Интересная история. Так вот, он сражался у Дели, и ему пришлось отнять ногу прямо на поле боя. Не очень приятно, да? Однако он вернулся, получил наградной крест и покорил сердце моей бабушки. Вот была красавица! У них был замечательно счастливый брак и тринадцать детей. И он выезжал на охоту вплоть до шестидесяти лет. Так что давай-ка не будем отчаиваться. Барти сказала, что ты любишь лошадей. Это правда?
Билли молча кивнул, он совершенно лишился дара речи.
— А откуда ты о них что-то знаешь?
— Их держали на пивоварне, где я работал.
— Понятно, как тягловую силу. Красивые создания.
— Да, я иногда кормил их яблочными огрызками. А однажды помогал держать одну лошадь, когда ее подковывали. Подкова отлетела как раз, когда запрягали. Стояла как вкопанная.
— А во Франции?
— Ой, там был ужас. Особенно когда они барахтались в грязи, пытаясь выбраться. А как-то раз я видел, как тонул в этой жиже мул. Мы все пытались вытянуть его, но ничего не вышло. Постоянно приходилось слышать их ржание в бою, видеть, как потом они там лежат и умирают. Офицеры всегда пристреливали их, если могли, конечно. Хоть так. Но все равно было больно за них. А они такие красивые, лошади, это да. Храбрые.