Не ангел

— Да. Очень красивые. Послушай-ка. Когда тебе починят ногу, а я уверена, что починят, я сама перекинусь парой слов с доктором, ты можешь как-нибудь приехать посмотреть на моих лошадей. Хочешь? Их там сейчас не очень много. Пара охотничьих да и те, кроме травы, давно никакого корма не видели, совершенно потеряли форму. Мы теперь ведь редко выезжаем.

— Выезжаете? — спросил Билли.

— Да. На охоту. И потом, у нас еще есть несколько лошадей на ферме. Я думала, что нужно попытаться добыть для детей пони. В общем, тебе будет на что посмотреть. Ну так как?

— Хорошо, — кивнул Билли. — Да, спасибо.

— Вот и славно. И вот что. Ты не должен впадать в отчаяние. Это очень важно. Знай, половина успеха — в положительном настрое. Нужно поддерживать бодрость духа. А не предаваться горестным размышлениям. Ты, по крайней мере, не ослеп. Ты посмотри, сколько сейчас таких. А ведь им куда хуже, чем тебе! — (Билли кивнул.) — Договорились. Как только будешь готов к этому, я тебя свожу. Тебе понравится. Хорошо, когда есть с кем поговорить о лошадях. О родословных что-нибудь знаешь?

— Совсем немного, нет, — слабо улыбнулся Билли.

— Нужно узнать. Половина твоей беды в том, что у тебя голова не загружена, вот что я скажу. А лошади — это увлекательная тема. Я тебе перешлю с Барти кое-какие книги. Как ты на это смотришь? Помнится, она говорила, что ты умеешь читать.

— Конечно умею, — немного обиделся Билли. Но потом сразу забыл об этом, так его увлек разговор о лошадях.

— Хорошо. Договорились. И я пришлю тебе кое-что о восстании в Индии. Там, знаешь, есть потрясающие истории. В том числе дневник моего деда. Получишь колоссальное удовольствие. Орфография у него немного хромает, но ты не обращай внимания, это не помешает. Ба, а времени-то уже сколько! Мне пора. Там тьма животных заждалась, когда их покормят. Я приехала на мотоцикле — моя новая игрушка. Бензина ест меньше, чем машина.

— На мотоцикле! — воскликнул Билли. — Ух ты!

— Да, классная машина. У него есть коляска, штука такая, в ней можно сидеть. Ты тоже сможешь потом прокатиться в ней в Эшингем. До свидания, Билли. Выше нос.

С этого дня Билли стал преданным рабом леди Бекенхем.

— Знаешь, — сказала Селия, — а они не плохие. Даже хорошие.

— Что? — спросила ММ.

— Стихи этой женщины. Фелисити Бруер. Ну той, жены партнера Роберта.

— А… да-да, помню. Правда? Удивительно.

— Мне тоже. Хотя почему бы и нет? В конце концов, она сочиняет точно так же, как другие. Вот, взгляни. Мне кажется, можно включить пару стихотворений в антологию, которая у нас в работе. Было бы неплохо, да?

— Уровень этих произведений невысок, — скептически заметила ММ.

— Знаю. Но и не низок.

— Ну, это спорный вопрос.

— Пожалуйста, перестань, ММ, — устало сказала Селия.

— Извини. Дай-ка взглянуть. О чем эти стихи?

— Как сказать… Я назвала бы их ландшафтными. Вот одно стихотворение о контурах горизонта Нью-Йорка, подобных — как там у нее? — вот, «окаменевшим тополям». Мне нравится, а тебе? И люди сейчас сочувственно настроены к американцам, все-таки они воюют за нас. Но я не стану ничего делать, если ты не согласна.

— Нет-нет, — замахала руками ММ. — Давай. Роберт будет страшно доволен. А потом, я о поэзии судить не берусь. Боже, как холодно.

— Думаю, не так, как во Франции, — рассудила Селия.

Дорогая мама!

Самое плохое сейчас — это холод. Мы много работаем по ночам, поэтому так тяжело. Нас постепенно подтягивают к линии фронта, незаметно для немцев. Все в противогазах, лошади тоже, им это не нравится. Чай в чашке за минуту покрывается льдом… Бедные лошади замерзают в жидкой грязи, там, где стояли. Порой невесело, но мы бодримся и ждем Рождества. Держи пальцы крестом, чтобы я приехал домой.

Всем привет, не волнуйтесь обо мне,

Фрэнк.

Фрэнк не приехал домой на Рождество. Приехал Оливер. Осунувшийся, бледный, изнуренный, в ярости от перенесенного.

— Пашендаль войдет в историю как самый страшный и позорный эпизод не только этой войны, но и всех войн вообще. Говорю тебе, Селия, люди начинают ненавидеть кабинетных генералов, как они их называют. Есть подозрение — и, по-моему, вполне оправданное, — что генералы сами не понимают, что творят. Я этого Хейга уложил бы на недельку в грязную жижу и поглядел на него, каково ему будет! А эти жуткие письма, которые он пишет войскам? Да солдаты в гробу видали его болтовню о необходимости жертвовать собой! Он-то собой не жертвует. А знаешь, сколько было дезертиров после этого сражения? И я бы не стал их осуждать — есть предел всему.

— И что с ними стало? — спросила Селия.

— Что… Большинство поймали и расстреляли. Но они же мальчишки, совсем мальчишки.

Оливер часто бывал замкнут, нередко злился, но Селия утешала себя тем, что, по крайней мере, он стал больше с ней разговаривать, чем в прошлый приезд. Однако физической близости между ними по-прежнему не было, и муж не делал никаких попыток к этому.

Рождество в Эшингеме в 1917 году оказалось на удивление радостным. Здесь были не только Литтоны, но и кое-кто из Бекенхемов: два мальчика, как леди Бекенхем до сих пор называла своих сыновей, и Каролина — все с детьми. Конечно, приехали не все: муж Каролины и один из сыновей Генри находились во Франции, как и одна из дочерей, служившая сестрой в Красном Кресте, но в целом семье повезло — обошлось без потерь.

— Будем же благодарны Богу, — сказала Каролина, касаясь стола и быстро закрывая глаза. Селия присоединилась к ее безмолвной молитве.

Джек в этом году не приехал, но прислал Селии письмо.

Мне повезло: меня произвели в полковники и на Рождество пригласили с другими военачальниками в один из замков. Постараюсь ограбить подвал, чтобы пополнить погреб Оливера. Люблю, еще раз спасибо за последний отпуск, он был чудесным.

Джек

— Он был здесь, у тебя? — спросил Оливер, когда жена показала ему письмо.

— Да, — ответила Селия, — был. Как-то вечером мы сходили в город развлечься, было просто замечательно.

— Джек всегда питал к тебе легкую слабость, — улыбнувшись ей, сказал Оливер, который настолько доверял брату, что, расскажи ему Селия о домогательствах Джека, он никогда бы не поверил.

Рождественский обед получился довольно обильным: два гуся, несколько чуть жестковатых кур — теперь им приходилось доживать до старости, чтобы успевать нести яйца, — и еще леди Бекенхем приготовила два совершенно роскошных, пропитанных спиртным пудинга.

— Фруктов явно не хватало, поэтому я добавила побольше жира и бренди. Тебя бы удар хватил, Бекенхем, я буквально лила его.

Леди Бекенхем очень нравилось готовить рождественские пудинги: это являлось частью семейной традиции, и до войны Рождество было единственным разом в году, когда она заходила на кухню. Теперь там приходилось бывать куда чаще.

К огромной радости Барти, в Эшингем пригласили и Билли — не на обед, конечно, а на рождественский чай для жителей поместья, с подарками и пением гимнов в большом зале. После этого леди Бекенхем отвела Билли в помещение для грумов над конюшней, настояв на том, чтобы он сам поднялся по лестнице, и дала ему старый костыль, принадлежавший еще ее деду.