Не брак, а так
Шрифт:
— Твой день рождения, — ответила Алиса, чуть смутившись. — Число и месяц. Я скоро поменяю.
Все оказалось так, как она и сказала. На мобильном Германа, разумеется, все было стерто.
— Что тебе наплела Ольховская?
Алиса замотала головой.
— Не хочу говорить! Ты… ты живешь с ней там, да?! Как муж и жена? Она… она…
Герман увидел, как у Алисы и без того красные глаза снова наполнились слезами. Внутри у него что-то болезненно сжалось, ему вдруг стало жаль эту девочку, которая просто оказалась не в том месте и не в то время.
— Она…, — Алиса
Герман помедлил, а потом кивнул. Да, он любил Яну. И пусть эта любовь не всегда приносила ему счастье, была нервной и зависимой, отказываться от нее он не собирался.
— Янка, она… как часть меня уже, — зачем-то признался Литвинов. — Столько всего пережили вместе. Она всегда была рядом, несмотря ни на что.
— Ясно, — Алиса кивнула, словно и не ждала ничего другого. — Но я не понимаю… а как же эти девчонки в Сочи? Ты же с ними… тоже…
Первым желанием Германа было грубо одернуть Алису — не ее это дело. И нечего к нему в душу лезть в своем “белым пальто”. Что она вообще о них с Яной знает?
— Я с ними, да, — все же не стал отмахиваться от вопроса Литвинов. — Но Яна со мной всегда.
Алиса обняла себя за плечи, чуть поморщившись, словно от боли.
— Если бы я знала, что ты любишь другую, я бы никогда не вышла за тебя замуж. Мне очень жаль, что так получилось, — добавила она тихо. — Прости.
Герман чуть не задохнулся. Она так легко просила прощения за то, в чем, как оказалось, совсем не была виновата.
И снова томительная пауза. Но Алиса не спешила ее нарушать.
— Я думал, ты все знаешь и только прикидываешься простушкой, — скривил, наконец, губы в улыбке Герман. — Но что сделано, то сделано. Ладно, тебе спать пора. Отдыхай!
Он уже встал с кровати, но Алиса его остановила.
— Подожди, пожалуйста! А зачем ты на мне женился? Тебя же заставили, да?
— Заставили!
Герман прошелся по комнате, решая, рассказывать ли правду. Они никогда так не разговаривали друг с другом, как сейчас. Вряд ли это повторится.
— Однажды вот такая же примерно трусливая мразь как твой папаша избил Яну в ночном клубе. Мне срок светил, потому что я его покалечил. Меня отмазал батя твой. Как-то так…
Алиса слушала с приоткрытым ртом.
— Я не знала.
— Он сказал, ты расстроишься сильно, если меня закроют, — Герман не стал обратно садиться на кровать. Устало опустился рядом на пол, оперевшись спиной на стену. — Что, правда, так сильно влюбилась в меня?
Алиса трогательно вспыхнула, покраснела, но отрицать не стала. Кивнула.
— Ты… ты был целой вселенной для меня. Принцем на белом коне, — она мечтательно улыбнулась. И засветилась вся. — Самый красивый мальчик в школе. И самый популярный. Ты был самым умным, самым ловким и играл в школьной волейбольной команде. Я знала наизусть расписание всех твоих игр, но мне не всегда удавалось поболеть за тебя. Только когда у нас в школе шли соревнования. Никогда не забуду, как ты сделал блок в игре с 51-школой. И мы тогда выиграли кубок!
— С 27-ой школой, — поправил Герман, немного ошалев
от таких воспоминаний.— Нет, с 27-ой была другая игра, они сами в аут последний мяч запулили, — нетерпеливо перебила Алиса. — Ты тогда еще очень коротко подстригся, совсем ежик на голове был, но тебе шло. Тебе всегда все шло.
Герман уже и забыл обо всем этом. Многое из его школьных лет уже стерлось из памяти, он не всех одноклассников смог бы назвать по именам, а она помнила такие мелочи.
Каждый день он проходил мимо нее и не замечал. А Сабуров заметил. И здесь он оказался лучше Германа.
Конечно, ничего бы не изменилось, знай Литвинов о чувствах странной стеснительной девочки-подростка. Скорее всего, они с Ольховской еще бы и потроллили Алису. Ему и сейчас не нужны были ее чувства, но что-то неприятно скребло душу. Что-то, что уже не исправишь, не вернешь…
— А я оказался вовсе не принцем на белом коне, да? — усмехнулся Герман, закинув вверх голову. — Разочарована?
Алиса горестно вздохнула, будто виновата перед ним.
— Ясно, — протянул Литвинов, стараясь не показывать, что правда его задела. — Значит, все? Не любишь меня больше?
Он почему-то хотел, чтобы она снова смутилась, покраснела, отвела взгляд. Промолчала. Но Алиса ответила.
— Нет. Больше нет. Но так ведь лучше для всех, верно?
Герман кивнул, чувствуя как досада разливается по телу. Но ведь он сам этого хотел. И все сделал для того, чтобы это случилось.
— Верно!
— Но мне было очень больно, когда я увидела сегодня Яну в твоей квартире. Наверное, это была последняя капля…
— Извини! — вырвалось у Литвинова, хотя он и не собирался просить прощения. — Прости… Надо было самому сказать! Не нужно было приводить Янку в нашу брачную ночь. Я… повел себя как свинья. Решил, ты так быстрее поймешь, что тебе со мной ничего не светит!
— Я поняла, — грустно улыбнулась Алиса. Она больше не плакала. — Я тогда увидела тебя настоящего… жалко, что не знала тебя таким раньше.
А вот это было уже обидно.
— Ты… когда… когда ты толкнул меня… там, в номере, и я упала, испугалась, что ты изобьешь меня как папа. Он часто на маму руку поднимает, не так как сегодня, но…
— Что?! — Герман возмущенно вскочил с пола. — Я тебя не трогал! Я не твой мудила-папаша. Я баб не бью.
Литвинов завелся с пол-оборота. Да как она смеет его сравнивать с прокурором! Он вообще не помнил в деталях, что именно говорил и делал. Но не бил точно! Но может и толкнул. Так сильно ее ненавидел!
Алиса не настаивала на своем, сидела на кровати, опустив голову, уткнувшись взглядом в покрывало.
Если бы она спорила, Герману было бы легче. Но на него никто не нападал.
Она не покупала себе игрушку по имени Герман Литвинов. Она и игрушкой его не считала…
А он вел он себя с ней безобразно. Конечно, она его боялась. Может, и не бил ее, но унижал постоянно, смеялся над ней, демонстративно игнорировал…
В отличие от прокурора, который, как выяснилось, ничего не помнил, протрезвев, Герман врать самому себе не стал. Алиса была права.