Не бросайте бескрылок
Шрифт:
Так, так, -- пытаясь сосредоточиться, думал Ванька, -- и чего же теперь делать? Одному-то, пожалуй, в такой обстановочке не тово да и на работу уже пора... Хотя какая работа -- человек же помер!.. Внутренний голос подсказывал, что первым делом надо отправить телеграммы сынам, Михаилу и Виктору, а потом уж все остальное...
Помнится, бабка говорила, что адреса и текст телеграмм будут лежать на столе в конверте. Осторожно, чтобы не замарать пол, подошел, забрал конверт...
Да, смерть бабки нарушила все его "планы". Ванька даже на какое-то время позабыл, зачем к ней шел и, только выйдя из избы, вспомнил, что надо б похмелиться. Голова болела по-прежнему, во рту было до невозможности сухо, губы слипались. Пробираясь к серванту,
Вернувшись в сени, достал из серванта бутылку водки, налил в стакан, какое-то время подержал его перед собой, потом, морщясь, выпил. Заесть было нечем, а в избу возвращаться не хотелось. Только теперь подумал, что пить-то, наверное, и не следовало, так как придется ехать на мотоцикле и можно чего доброго, нарваться на гаишника или участкового. Но тут же сам себя успокоил в особой важности последней бабкиной просьбы. Как ее не выполнить? Да и у милиции должно быть человеческое понятие!.. Голову чуть-чуть отпустило, в животе приятно теплело, настроение поднималось. А думок сколько разных появилось!.. Взять хотя бы те же мозолящие душу мысли о жене. Ну зачем она утром так на него наорала? Всю жизнь человек в навозе, со скотиной, каждый божий день -- приготовь -- накорми -- вычисти, и снова, и снова... Ну подурачились вчера с Петром, и что? А она -- ты не человек, скотина! Ну даешь, женушка! Зато теперь, вот как узнает, что бабка померла, точно одумается. "Вань, -- скажет, -- как жить-то станем?" Да-да, Клавдия, когда тебе тяжко, ты сразу соображаешь что к чему...
Потянуло еще выпить. Ведь покойников же испокон веку поминали и будут поминать; и он бабку помянет, греха в том никакого нет, и Клава за это не отругает...
Взял бутылку за горлышко, подержал в руках... Вздохнув, отставил. Какой-то внутренний голос настойчиво шептал, что лучше воздержаться, а то, чего доброго, вчерашнее повторится.
Нет, вчерашнего Ваньке совсем не хотелось, да и можно ведь после отправки телеграмм свое наверстать. Решительно спрятав в сервант бутылку, он осторожно прикрыл дверь и вышел во двор. Разбредшиеся по двору куры как по команде рванули к нему. И зачем он их только выпустил! С криком "кши-кши, проклятые", загнал обратно в курятник и закрыл дверь на крючок.
И вдруг будто обухом ударила мысль: а что, если бабка все-таки жива? Нет, он все понимал, не может человек так крепко спать, да еще со свечкой в руках, но вдруг...
Хватит, хватит искать причины для собственного ничегонеделания. Пора ехать на почту.
А дальше все было как в тумане: завтракать не стал, вывел из сарая на улицу мотоцикл и завел. Закрыв ворота и калитку, надвинул на лоб фуражку, густо покрытую белыми разводами от пота, медленно поехал. Напротив дома бабки Меланьи остановился было, хотел заскочить к ней и огорошить смертью подруги, но раздумал. На скорости, что позволяла развороченная тракторами и машинами дорога, помчался к почте, оставляя позади себя быстро исчезающий в воздухе хвост светло-серого дыма.
Ванька спешил и выжимал из мотоцикла все что можно, и если б увидела жена, непременно выговорила -- куда же ты мчишь как угорелый! Но Клавдии рядом не было, уже через четверть часа он подрулил к почте. Поставив мотоцикл у входа в старый двухэтажный дом, Ванька снял фуражку, пригладил ладонью повлажневшие волосы. Достал из кармана пиджака сложенный пополам и уже запачканный конверт и решительно открыл давно не крашенную, с полуоторванной ручкой дверь. Обрадовался, что посетителей не было; единственная же работница почты, совсем еще молоденькая девчонка, тараторила с кем-то по телефону.
Слава Богу, вздохнул облегченно Ванька: хоть тут повезло. Он недолюбливал разные конторы, где надо что-то "оформлять", считая их сплошной морокой для нормального человека. Увлеченная разговором
телефонистка даже глаз не подняла. Решив, что у той важный разговор, Иван от нечего делать перечитал адреса, потом, зевая, оглядел пыльную, с полусгнившими полами, комнату. Но терпение скоро иссякло, и он невольно стал прислушиваться. А девушка, оказывается, вовсю заливала подружке о том, как здорово с компанией повеселились в воскресенье на речке, сколько умяли и попили, кто за кем ухлестывал. И когда она без зазрения совести начала смаковать уже явно интимные подробности, Ванька не стерпел и, просунув в окошко небритую физиономию, стараясь, впрочем, быть при этом как можно более обходительным, прогудел:– - Я извиняюсь, барышня, что помешал, но тут такое дело... Соседка моя, бабушка одинокая, ночью Богу душу отдала. Будь ласкова, отправь побыстрей телеграммы. Мне еще на работу надо...
Девчонка поначалу -- вроде как не врубилась и прищуренными глазками -- морг-морг. Потом эти глазки неожиданно стали злыми, а лицо покрылось красными пятнами.
"Выходит, не вовремя, -- огорчился Ванька. -- А может, обиделась, стерва, что барышней обозвал?"
Пока размышлял, окошко перед носом захлопнулось.
А вот это уже хамство! -- внутренне вскипел Ванька. -- Да как же так можно! Человек мертвый лежит, а какая-то молоденькая паршивка (и глянуть то не на что, кожа да и кости!) целых полчаса несет по телефону хреновину и неизвестно сколько еще будет буробить!.. А может, еще разок постучать? Эх, была бы Клава, у той не сорвешься..."
А за перегородкой -- все то же: о воскресных похождениях, коим казалось, не было ни конца ни края. Он снова постучал в окошко. Через некоторое время окно приоткрылось, и Ванька услышал противный голосок:
– - Вы что, гражданин, совсем без понятия в голове? Не видите, я занята? -- И вновь намерилась, выталкивая Ванькин локоть, захлопнуть окошко.
– - Нет уж постой, постой, не отгораживайся, -- недовольно загудел Ванька. -- Это у меня понятия нету? У тебя, выходит, есть, а у меня его нету, да?..
– - Вы, гражданин, тут не тычьте и не дышите на меня своим самогоном. Я вам не какая-нибудь! Пьяный, а туда же. Вот как позвоню щас Федору Степанычу, он с вами быстро разберется... -- Извинившись перед подругой, тут же поспешно набрала тонким пальчиком другой номер, и Ванька услышал: -- Это вы, Федор Степанович? С почты звонят, тут у нас пьяный гражданин объявился, работать не дает... Кто? Не знаю. Обзывается по-всякому... Нет-нет, не понимает... Хорошо, жду. -- И злорадно так на Ваньку поглядела -- что, мол, достукался?
Но Ванька решил, что никуда она не звонила, а просто решила припугнуть. Не на того напала!
– - Вот это, -- стукнул он кулаком по листку, что лежал на перегородке, -- срочно отправь, поняла? Срочно, иначе я всю твою клетку порасшибу и тебя отсюда в окно вышвырну, ясно? А потом хоть самого начальника милиции вызывай! -- Не церемонясь, сунул ей в нос листок с адресами и текстом телеграмм. На какое-то время девчонка опешила и, взяв листок, начала читать. Хотела что-то спросить, но Ванька уже завелся и на вопрос вопросом: -- Я непонятно разъяснил? Может, повторить?
Но повторять не пришлось. Девушка схватила ручку и бумагу. Быстро подсчитав, сказала, сколько надо заплатить, и попросила справку о смерти.
– - Это какую-такую справку? -- опешил Ванька.
– - От врача, о смерти соседки вашей.
– - А я на что? Раз приехал, вот и вся справка. Нечего мне голову дурить. Деньги возьми, а справки никакой нет.
Однако телефонистка уперлась и без справки телеграммы отправлять отказалась. Чем бы все это кончилось -- трудно представить по агрессивному настрою Ваньки, считавшему, что справка -- очередная "вредность" телефонистки. Уже собрался обложить ее как следует, но увидел в окно подъехавшего на светло-коричневом "Москвиче" участкового. Увидела долгожданного "Федор Степаныча" и телефонистка, отчего мигом преобразилась.