Не будите Гаурдака

— Но?.. — жалобно вскинул брови граф Курнан. — Но как же?..

— Десятник, отберите оружие у пленных и уведите их, пока наши союзнички не забили мост своими рыдванами на полдня, — уже раздраженно и нетерпеливо закончил король и однозначно нахмурился (Это другие могли хмуриться многозначительно, или просто так, или как у кого получится. Мелор Добрый хмурился исключительно с одним значением, всегда одним и тем же, и лишний раз это значение его подданным напоминать было не нужно).

Командир арбалетчиков нервно сглотнул и вытаращил глаза.

— Да, сир! Ну, чего встали? Оружие сюда! Руки за спину! Шаг вправо — побег! Шаг влево — возвращение из побега! Стреляем без предупреждения! Считаю до пяти!..

— Но нас можно обменять! Получить выкуп! — пришла вдруг в голову сокрушенному, потрясенному превратностями злодейки-судьбы графу обнадеживающая идея. — За нас дадут большие деньги! Товары! Драгоценности! Что угодно!..

— Всё это очень скоро я возьму сам — как военную добычу, — пренебрежительно отмахнулся король, и холодная жестокая улыбка заиграла на его тонких бесцветных губах. — Но это уже не ваша забота, улады. Уберите их отсюда. А будут пытаться изображать героев — убейте. Мне они, по большому счету, не нужны.

— Ты еще об этом пожалеешь, Мелор, — буравя злым горящим взглядом самодовольно усмехающегося короля эйтнов, процедил сквозь зубы Морхольт, выдернул из петли ремня ножны с коротким мечом, потом еще одним, и еще — из-за спины — и яростно швырнул его врагу под ноги — тот еле успел отскочить. — На. Подавись уладской сталью.

Глаза короля вспыхнули бешеным гневом, и на одно мгновение свидетелям сей сцены показалось, что он крикнет арбалетчикам стрелять, или сам набросится на наглого улада с мечом или кинжалом…

Но, похоже, в отношении недалекого и недлинного будущего своего строптивого недруга у Мелора Доброго появились другие планы. И, ласково улыбнувшись, так, что по спине Бриггста забегали, безуспешно пытаясь согреться, холодные мурашки, его добрейшее величество терпеливо кивнуло десятнику:

— Подбери уладские железки. Отдашь в замке мастеру-кузнецу. Пусть он их приберет. До моего особого указания.

— Так точно! Будет исполнено!

— Ступайте, — мягко улыбнулся король и повернулся к своему магу. — Пойдем к коням. И позови короля Габрана и его охрану — с женушками поворкуют после победы. Пообедаем в Холмищах с офицерами. Я приказывал без меня не начинать.

Иностранные дела на сегодня были завершены.

— Гости Эйтна, заморские путешественники, вас ждут лучшие покои Сторожевого замка, прошу проследовать за мной, — из-за спин арбалетчиков вынырнул наряженный в шелка и вельвет говорливый придворный, с галантным поклоном подхватил под локоток Эссельте, кидающую угрюмые взгляды то на молчаливого Иванушку, то на уныло погрузившегося в себя Друстана, и повлек за собой к мосту. — Нам туда, ваши величества, ваши высочества, направо, на тот берег. Замок из-за холма не видно, но он не так далеко. Горячие ванны, восхитительный обед, мягкие постели — всё готово к вашему прибытию… Десять минут — и мы на месте. Приятно прогуляться таким славным деньком. Налево не обращайте внимания, там Холмищи, простая деревня, хоть и большая, там сейчас стоит наше войско. Война, понимаете ли, война… суровые времена, суровые люди, суровые законы…

Толпа радостно гомонящих беженцев к этому времени тоже пришла в движение, понукаемая интендантами-эйтнами и, сиххё впереди, возы — сзади, неспешно тронулась к обещанному отдыху.

Иванушка плелся в самом хвосте и без того не слишком энергичной и воодушевленной группы побывавших в Сумрачном мире людей, искоса бросая ядовитые, но бессильные взоры на велеречивого эйтна, полностью завладевшего вниманием принцессы.

Что теперь делать, как жить дальше — он не представлял.

Неожиданная утренняя холодность Эссельте сводила его с ума, заставляя перебирать в мыслях сотни причин и тысячи способов, которыми можно было бы его непостижимую перед ней вину искупить. Но при повторном рассмотрении ни один из методов возвращения улыбки на лицо возлюбленной и благоволения — в ее сердце не выдерживал и самой снисходительной критики. Как бы ни начинались его воображаемые действия, как бы ни проходили, результат пред внутренним взором представал всегда один, и только один: отстраненное недоумение прекрасной гвентянки, и его неизменное поражение.

Она никогда меня не простит.

Они никогда на меня не посмотрит.

Она никогда меня не полюбит.

Как я ее.

В смысле, не полюбит так, как я ее люблю, а не в смысле, что я ее не люблю тоже…

Я ведь люблю ее?

Да, конечно, я ее люблю, какие тут могут быть вопросы!!! Ибо как можно не любить такую красивую, такую… такую… такую…

Мысли Иванушки, соскочивши с оборвавшейся вдруг накатанной дорожки, заметались истерично кругом в поисках дополнительного эпитета, восхваляющего принцессу и объясняющую, почему даже самый бесчувственный чурбан должен влюбиться в Эссельте с первого взгляда.

Такую нарядную?..

Такую модную?..

Такую болтли…

Нет!

Такую грациозную?..

Да! Грациозную, изящную, стройную, готовую по полчаса вертеться перед каждой встречной лужей и прудиком как перед зеркалом, разглядывая свое личико и поправляя прическу…

Но так делают все женщины!

Даже если по пятам за тобой гонится враг и дорога каждая секунда?.. Это же идиотизм…

Или кокетство?..

Или это одно и то же?

Нет, это хорошо, это прекрасно, они, женщины, просто обязаны так поступать, во всех рыцарских романах они ведут себя именно так, когда отдавший им свое сердце герой спасает их из лап очередного колдуна, великана, дракона, Змея…

Кхм.

Причем тут Змей?

Змей, Змей, Змей, Змей…

При чем же тут Змей?..

Да, Господи, какая разница! Просто все дамы так устроены, что их постоянно надо защищать, оберегать, заботиться о них…

Вот!

А еще она беззащитная!

Если это считается за комплимент, конечно…

Конечно, считается! Ведь я себя чувствую рядом с ней самым настоящим богатырем, витязем былинным, ратоборцем легендарным, готовым горы своротить и реки вспять повернуть… зачем-то… А без нее…

Нет.

Если быть честным хотя бы перед собой, то рядом с ней я себя больше всего чувствую гиперпотамом в посудной лавке: хочу, не хочу — но обязательно что-нибудь да задену, сворочу, разобью, растопчу, испорчу…

А без нее — Иваном.

Просто Иваном.

Родства не помнящим…

Как всё просто и хорошо было в Сумрачном мире… и как все непонятно и необратимо исковеркалось в этом…

Испустив тяжелейший вздох с видом приговоренного к пятнадцати годам смертных казней, царевич остановился на самой горбушке неширокого каменного моста, положил руку на плоские неровные перила, приятно-теплые от полуденного солнца, и ностальгически оглянулся назад, надеясь отыскать хотя б едва заметный след от закрывшихся уже наверняка межмирных Врат, чтобы бросить последний взгляд на ставший для него и счастьем, и бедой мир…

И замер.

Портала не было.

На его месте зияла серыми тучами огромная, неровная, с каждой секундой увеличивающаяся дыра, уже выросшая до размера купеческого дома, и ничуть не собирающаяся на этом останавливаться.

Из чужих небес в испуганно отодвигающийся голубой небосвод Эйтна то и дело залетали, косясь на странно-зеленую землю настороженными оранжевыми глазами, любопытные земляные орлы…

Удивиться загадочному явлению Иванушка не успел.

Дальний крутой склон реки Широкой, источенный норами птиц и чуть видный с моста, вздулся вдруг, вспух, взбух, словно изнутри к яркому эйтнянскому свету пробивались какие-то чудовищные ростки, и стал осыпаться землей и суглинком прямо в воду, открывая широкие черные тоннели.