Не будите Гаурдака
Шрифт:
Странно реагировал на появление многострадального Селима, почему-то, только Кириан. Обреченно прошептав «я так и знал», он тихо опустился на выводок упитанных подушечек под ногами, сел по-тамамски и, обхватив голову руками, начал раскачиваться из стороны в сторону, тихонько подвывая себе под нос:
Допился я ныне В проклятой пустыне До глюков сильных, До чертей синих…— Селим-ага, позвольте узнать,
— О, Абуджалиль, успокойся! Это вовсе не мерзкие ассасины, это наш многомудрый Агафон-ага!
— З-зач-чем?.. — потеряв всякое самообладание, разинул рот и вытаращил глаза Абу.
Но вспомнив, что другая пара широко открытых карих глаз сейчас неотступно следит за развитием событий, он взял себя в руки, приосанился, откашлялся, повернулся к чародею и строго, с расстановкой произнес:
— Разреши спросить, коллега-ага, какое запрещенное законами магии и людей заклинание ты наложил на несчастного Селима?
Узнав, что это было ни что иное, как безобидный отвод глаз, помноженный на укус осы, придворный волшебник взглянул на красного и надутого как надувной рак специалиста по волшебным наукам с неприкрытым ужасом и восхищением.
— Не думаю, коллега-ага, что добиться такого эффекта при наложении банального отвода глаз вышло бы и у самого ректора Уллокрафта…
Не знающий, принимать ему сие высказывание за изысканный комплимент или не менее изысканное оскорбление, Агафон-ага кольнул пытливым взглядом конкурента, и решил игнорировать его вовсе.
— Селим, расслабься. Думай о хорошем. Сейчас я его буду снимать, — тоном именитого хирурга при виде банального аппендицита сообщил он, отступил на шаг, закатал рукава…
— Постой, Агафон-ага! — вдруг прозвучал голосок Яфьи за его спиной. — Если Абуджалиль-ага говорит, что такое заклинание не наложить и их… лектору… аге… хоть он и самый сильный чародей их… училища… но ты смог это сделать… значит, Абуджалиль-ага должен суметь его снять!
— Нет необходимости… — снисходительно начал было специалист по волшебным наукам.
— Агафон, послушай, так нечестно! — поспешно пришел на помощь бывшей наложнице калифа и закаменевшему от ужасных предчувствий Охотнику Иван. — Дай же доказать Абу, что он разбирается в магии ничуть не хуже тебя!
— Я?.. — взвился возмущенно сулейманин, раскрывая истинную сущность своего речения.
Но было поздно.
— Ну, конечно, ты! — ласково взял его за руку Олаф. — Мы в тебя верим. Правда, Яфья?
— Правда, Олаф-ага! Абуджалиль ведь такой… умный!
«Кто у нас тут умный, ребята, так это ты, девочка. Агафон на бедняге Селиме и впрямь порезвился уже достаточно. Гаурдаку не пожелаешь», — подумала Сенька, приобняла его премудрие за плечи и оттащила в сторону от операционного поля.
— Дорогу молодым.
Абу сейчас был похож на паука, запутавшегося в собственной паутине.
Он хотел покрасоваться перед Яфьей — пожалуйста.
Снимай чужое, запутанное-перепутанное неизвестно как заклинание, и красуйся.
Самодовольный индюк.
Напыщенный
павлин.Не набитый никем болван.
Бросив на Агафона испепеляющий взор, Абуджалиль вздохнул и вызвал перед глазами страницы конспектов на тему «заклинания иллюзии, их особенности, и две тысячи четыреста один возможный сбой при наложении»…
Хотя к ляпу, допущенному его премудрием, ни один из двух тысяч четыреста одного его неуклюжих предшественника подступить не смогли даже близко, как ни старались, с возвращением нормального облика старому стражнику Абу справился всего с шестой попытки.
С облегчением ощупав ставшее вновь знакомым лицо перед устало сотворенным придворным чародеем зеркалом, Селим расплылся в глупой счастливой улыбке облегчения.
— Благодарю тебя, о, юный чародей, Исполненный деяний и идей! Лицо моё вновь, после всех мучений, Похоже на лицо всех остальных людей!И продолжил:
— Не в обиду никому будь сказано, но я с собой прежним уж было совсем распростился…
Выжатый, как простыня в руках энергичной хозяйки, выпускник ВыШиМыШи смог только вежливо склонить голову в ответ и пробормотать: «Если что — обращайтесь, Селим-ага… второй раз проще будет…»
И на этой оптимистической ноте вся компания, с облегчением переведя дух, уселась за приготовленный тем временем Эссельте и Яфьей завтрак и обмен новостями. Рассказала Сенька и про прототипы Селимовой маскировки.
После этого совершено случайно оказавшиеся в меню сливы и арбуз игнорировались компанией, как могли, но то и дело взгляд то одного, то другого путешественника падал на них, и тогда по лицам народа начинали плавать тут же тактично задавливаемые улыбки.
Которые, тем не менее, боевой чародей отряда каждый раз успевал увидеть и безошибочно принять на свой счет.
Чтобы снова начавший подкисать его премудрие так не расстраивался, добродушный Охотник за чашкой кофе сделал попытку подбодрить его.
— Агафон-ага, а вот послушай, какие я тебе стихи сочинил!
— Про сливы и арбуз? — пасмурно отозвался отчаянно не желавший подбадриваться маг. — Давайте, дразнитесь…
— Нет-нет, ты что! Забудь про это! — отмахнулся Селим. — Если бы не твои фрукты, нас бы, может, отправили в лучший из миров еще до состязания, о северный светоч мудрости и знаний!
— Кто — я? — недоверчиво уставился на старого стражника волшебник.
— Конечно же! — ласково улыбнулся Селим. — Вот, ода тебе!..
— Мне — ода?.. — забыл отыскивать во всем сказанном подвох, и растерялся Агафон.
— Ну да!
Пусть посрамится каждый злобный дух, Имеющий хоть на два фелса слух! Ты мастер посоха и ты же мастер удда — Второе мастерство лютейшее из двух!И Охотник замолк, довольный собой.