Не доверяй мне секреты

Пол вынимает из кармана какую-то книгу и начинает читать вслух. Слов мне не разобрать, но в интонациях его звучит нежность и еще что-то забавное. И вдруг мне становится ясно. Все эти долгие месяцы я мучилась, ломая голову, куда это он ездит. И мои подозрения оказались постыдны. Ну конечно, как можно было не догадаться, что он предпочтет потратить свободное время, чтобы посетить место, где прошли последние минуты жизни его горячо любимой дочери. Конечно, он приедет сюда посидеть в тишине и предаться воспоминаниям. Как только мне могло прийти в голову, что он завел какую-то пошлую интрижку?

Я вдруг прихожу в ужас: а вдруг он меня заметит? Со всех ног бегу обратно к машине. Возвращаюсь домой и весь день занимаюсь домашними делами: убираю, готовлю, играю с девочками, читаю с ними книжки.

Пол возвращается с работы, ведет себя как обычно. И я тоже не подаю виду, что о чем-то знаю. В три часа ночи я, как всегда, просыпаюсь, но на этот раз иду вниз. Из кармана его пиджака достаю тетрадку. Она в твердой обложке, страниц на двести или даже больше. Открываю первую страницу. Твердым почерком Пола выведен заголовок: «Письма к Розе». Перебираю страницы. Тетрадка почти полностью исписана. Со дня ее гибели он почти каждую неделю пишет ей письмо. Не читая, закрываю тетрадь и кладу обратно, где она лежала.

Его тайна, как и моя, тоже связана с Розой.

Глава 15

Пол с Эдом отсутствуют почти четыре часа. После телефонного разговора с Юаном я сижу на одном месте, все думаю о том, что натворила и что теперь будет. Сердце не на месте от беспокойства и стыда, от страха перед надвигающейся катастрофой. Перед глазами все еще стоит застывшее от боли и разочарования лицо Пола перед уходом. А все остальное – с этим как? Что делать с ненормальной Орлой, которая полна решимости открыть тайну той роковой ночи в лагере? Что тогда станется с моей семейной жизнью? Может, меня вообще упрячут в тюрьму. И что потом будет с моими девочками? Разве можно любить мать, которая изменяет их отцу? А уж тем более – мать, которая, не думая о последствиях, толкнула их сводную сестру в воду, и та утонула?

Я не знаю, что делать дальше. Такое чувство, будто я иду по туго натянутому канату в полной темноте. Все утро пытаюсь дозвониться до Пола, звонила уже шесть раз. Каждый раз оставляю сообщение. Он не отвечает, и я всякий раз посылаю ему текст, прошу позвонить… умоляю. Знаю, я не имею права просить, но мне нужно с ним поговорить. Понятия не имею, что скажу, но мне невыносимо тяжело думать, что я причинила ему боль.

Мерфи сидит на диване рядом, смотрит мне в лицо. Время от времени гладит лапой мою руку. Будто сочувствует, но я-то знаю, это он напоминает: пора гулять. В нашем садике ему негде развернуться. Псу прекрасно известен заведенный порядок: в это время он уже должен вовсю носиться по берегу моря. Надеваю плащ, выпускаю его на улицу. Он бросается вперед. Выходим на берег, я кидаю палку в море, он плывет за ней и приносит обратно, отряхивается, разбрасывая вокруг себя брызги, виляет хвостом и улыбается, радостный и счастливый. Обычно его бурный телячий восторг передается и мне, но сейчас все внутри переворачивается от мысли, что меня ждет в будущем. Разоблачение началось, мой обман раскрывается во всей красе, как персидский ковер, который скоро станут топтать все кому не лень, и от понимания того, что я сама во всем виновата, легче не становится. Я уже не жду ни от кого сочувствия, и меньше всего от мужа.

Весь день я ничего не делаю и наконец, уже к вечеру, сажусь в машину и еду в яхт-клуб на встречу с Юаном. На сердце безрадостно, но настроена я решительно и твердо, душа моя сурова, как сурово свинцовое море, бушующее за окошком автомобиля. С каждой милей внутренняя решимость становится тверже. Никаких больше игр. Никакой больше Орлы. Хватит терпеть угрозу своей семейной жизни. Пора это прекращать.

Въезжаю на стоянку, выбираю площадку поближе к берегу. Парусники уже вернулись. Это совсем маленькие, двухместные лодчонки. Я помню, как училась плавать под парусом примерно на такой же лодочке, и мне это занятие никогда особо не нравилось – сидеть, вцепившись сведенными пальцами в пластиковый борт и с напряженной улыбкой наблюдать, как восторгается Юан. Я оказалась совершенно не способна научиться управлять парусом. Юан то и дело выкрикивал команды типа «Держи по ветру! Не зевай! Полный бейдевинд!», но, как я ни старалась исполнять все как надо, у меня ничего толком не выходило.

Только выбираюсь из машины, как подкатывает Каллум.

– Я же сегодня должен отвозить твоих девчонок домой. Моя очередь. Пол вчера подвозил Джеми.

– Да я просто ехала мимо, – отвечаю. – С Юаном надо поговорить. По работе.

– Им повезло, отличный денек. Завтра обещают бурю. Говорят, с севера движется штормовой фронт.

Мы отправляемся на берег, где на песчаном пляже лежат лодки.

– Вон там Юан, гляди! – Каллум протягивает руку. – С кем-то беседу проводит.

Вижу ярдах в пятидесяти Юана. Один из мальчишек говорит, а он отвечает, что-то рисуя руками в воздухе.

– Поворот оверштаг объясняет, – компетентно замечает Каллум. – Не до всех сразу доходит. Учитель из него хороший, это я тебе говорю. Терпения у него прямо как у святого. Придешь на сентябрьский праздник?

– Конечно, – отвечаю я, а сама понимаю: очень даже не исключено, что не приду.

Ох, как я надеюсь, что мы к тому времени будем уже в Мельбурне, но Юану я об этом еще не говорила, да и вообще, теперь, в сложившейся ситуации… что, если Пол решит ехать без меня? А девочек заберет с собой? Они уже вполне взрослые, чтобы решать за себя.

Вижу, возле складского сарая стоят Элла с Джеми, обжимаются. Руки его у нее на ягодицах, толчками он прижимает ее к своему паху. Отвожу глаза.

Зато Каллуму хоть бы хны.

– А вам что, особое приглашение нужно? Кто будет помогать укладываться? – строго говорит он, и они неохотно отлепляются друг от друга. – Давай-давай, лоботряс, шевели задницей! – Он довольно сильно подталкивает Джеми. – Там еще полно работы. – Потом поворачивается ко мне: – Вот ты бы, например, посмела обниматься с парнем на глазах у собственной матери?

– Да ты что! Да ты что! Со стыда бы сгорела. Но времена меняются, сейчас у них все по-другому.

– И не говори. Везет же им, черт побери. Эх, где наши шестнадцать лет, скажи, Грейс? Вернуть бы снова золотые деньки…

– Нет уж, спасибо, Каллум, это не для меня.

«Разве что если б можно было все изменить», – мелькает мысль.

– С меня хватило одного раза, – бормочу я.

Каллум и Джеми уходят к берегу.

– А что мы такого делали? Мы тоже ходили под парусом, если хочешь знать, – говорит Элла.

– Что-то непохоже.

– Просто вернулись немного раньше, вот и все.

Она отряхивает кроссовки от песка и смотрит на меня сквозь упавшие на глаза волосы.

– Когда Моника высадила Сару, она спрашивала меня про Орлу. Она тоже ее не любит. Очень даже. – Глаза ее расширяются. – А все-таки скажи, чем она так уж плоха?

– От нее одни неприятности. Вечно мутит воду, – отвечаю я и тут вспоминаю про фотографии у нее под кроватью, фотографии моих девочек, моих самых близких людей, моей семьи. – Так что, Элла, держись от нее как можно дальше, понимаешь?

Я беру ее за плечи, и она вынуждена посмотреть мне в глаза.

– Заруби себе на носу, доченька, это очень важно.

– Ладно. – Она освобождается от моей хватки. – Как скажешь.

Мне хочется кое-что добавить, однако… положа руку на сердце, я бы вообще заперла обеих девчонок и не выпускала из дому, пока Орла не уберется, но нет желания их пугать, да и, с другой стороны, не верится, что Орла станет их преследовать. Наказать она хочет меня, и никого больше. Впрочем, нет. Нас с Юаном.