НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ.

Опять капли бежали по его груди, обгоняя друг друга, мощные мускулы перекатывали алмазные капли по бронзовому телу. Огонь, поднимающийся из глубины, рвёт грудь, жжет голову и заволакивает туманом глаза. Если б сразу не смотреть на него, может, и обошлось бы всё, но момент упущен, поборовшись с собой без особого успеха, Дашкины руки птицей взметнулись на его шею.

– Детка, что тебя опять так завело с полуоборота.
– Насторожился Бугров.
– Я торчу с тебя, нет, так распыляет, скажи, малышка?

– Тебе кажется...

– Не финти, малыш, - загорелся Бугров.
– Ты не только плавишься рядом, а рвёшь меня.

– Пусть это будет моей маленькой тайной, - стонала она, - чтоб ты не использовал ЭТО каждый день.

Роман медлил, и у неё всё дрожало от нетерпения, губы сушил огонь. Облегчение и влагу мог принести только он. Поцелуи, что она с него срывала, долгие и страстные, сладки, но ими не напьёшься, жажды не утолишь, а уж огонь точно не потушишь. Металась Дашка в таком угаре, слизывая капли с его плеч, груди, живота. О, в пупке целый колодец. Бугров с любопытством наблюдал за женой, загораясь, как лучина. Огонь хозяйничал по Дашке, моля о помощи и покое. Жажда стала невыносимой, когда его губы коснулись её груди. Легкие прикосновения кончика языка к соскам, вызывали блаженство и не произвольный стон, наслаждения слетел с Дашкиных измученных жаждой губ.

– Ромаша, я сгорю..., - шептали сухие губы ягодки.

Бугров начинал неровно дышать, теряя голову от неё такой, с радостью влезая в хомут и становясь рабом своей хозяйки. Через безумный час любви, как сытая кошечка, утомлённая Дашка сонно потягивалась на широкой лавке, принимая умиротворённые ласки мужа, мурлыча себе под нос:

– Котик, я спать хочу. Отнеси меня баиньки в нашу спаленку.

Роман пронёсся мимо удивлённых родителей с дремлющей на плече женой, закутанной в простыню.

– Ром, а раки, - кричал вдогонку отец.

– С Дашей всё нормально, шалопут?
– достала его спину и Зинаида.

– Шампанского принесите холодного в спальню

– А ты раки, Фёдор. Неси, помоги мужику, бежит, аж язык на плече треплется, похоже парок совсем головку затуманил.

– А чего я, пусть Степанида?

– Своими глазами оцени обстановку. Помощь не нужна там?

Через десять минут вернувшийся Фёдор Егорович недовольно ворчал на жену.

– Это мне помощь нужна, сгонял туда сюда. Им от секса плохо не бывает, чем больше, тем лучше. Пей мать пиво и не морочь голову.

– Отнёс, что сынуля просил?

– Под дверью оставил, постучал ему, догадается. Пусть отрываются, завтра чёрный изматывающий день - похороны.

Хоронить действительно тяжёлое зрелище, но дело соседское, надо пройти и через это. Дашу брать не планировалось, но она, вцепившись в руку мужа, увязалась со всеми.

– Ох, Зиночка, соседушка, - упала Бугровой на грудь мать Кольки.
– Вместе они росли с Ромочкой, вместе учились и баловали. Уж и не ведаю какими молитвами ты Богу молилась. Может, я таких и не знаю, только сейчас твой сыночек стоит рядом с тобой. Благополучный, женатый, а у нас горе такое.

У Даши побелели пальчики, как Роман сжал её ладонь.

– Детка, если б не ты тогда на дороге, возможно, и моя судьба брела сейчас рядом с Колькиной.

– Пол-улицы шалобродничают твоих дружков, - вытерла слёзы мать.
– Кто сидит, кто спился. Время неспокойное, мутное, люди разгубились, в особенности, молодёжь.

– Девочку берегите, хорошая у вас девочка, - погладила руку Даши несчастная женщина.

– Стараемся. Права ты, соседушка. Не чаяли такому счастью. А Коленька? Судьба видно такая.

– Спасибо за помощь, Фёдор.
– Склонил голову сосед.

– Пустяки, по-соседски. Ребята опять же дружили.

Пройдя не только похороны, но и поминки, Ромка с вечера завалился в постель. Даша без возражений прикорнула рядом. Их никто не беспокоил. Всё когда-нибудь кончается. Кончится и эта ночь.

Шаловливое утреннее солнышко нежило переплетённые руками и ногами утомлённые ночными ласками тела щекотало щёки и целовало губы. Но его старания не принесли успеха. От его вмешательства ребята ещё крепче прижимались, друг к другу, не желая просыпаться.

– Степанида, что там с молодёжью делается?

– Спят голубки, нагишом, не растащишь.

– Заглядывала?

– Стучала, не отвечали. Сунуть нос пришлось. Пусть спят, раз им так хорошо.

Его тёплое дыхание касалось её щеки, коснись она его губ, и розовый туман одурманит голову, наполнит желанием тело. Горячая нога его, вот она под рукой. Проведи пальчиком по ней вверх, и сладкий сон ночи повториться. Воспоминания были такими реальными, что из груди её вырвался стон.

– Я сделал тебе больно?
– поднялся на локтях Ромка.

– Ты дразнишь меня.

Даша потёрлась щекой о его подбородок, как котёнок, который хочет, чтобы его приласкали. Поколебавшись и вдруг решившись, обвила руками его шею, скользнув губами по горлу.

– Жёнушка, ты сводишь меня с ума.
– Его губы жадно и страстно прикасались к её шаловливо почмокивающим губам, не терпеливые руки заскользили по извивающейся спине. Притянув Дашку к себе и проводя медленно рукой по её бедру вверх к соблазнительному изгибу, затем в бок к полной округлости груди.
– Какая же сладкая, жёнушка маленькая моя, - шептал Роман, поглаживая дрожащий животик, заводя и порождая пламя внутри её, чтоб потом тушить. А подкупленное его ласками тело с готовностью отдавало себя в его властные руки.
– Даша, Дашенька, шептали его губы, не в силах остановить её трепещущиеся руки, мечущиеся по его спине и плечам, скользящие по ногам к заветному месту. Страсть плутала и властвовала, волны желания захлёстывали тонущие в пьяном тумане тела. И вновь розовые соски набухали под его пальцами, сладко ломила грудь.

– Не мучай меня, - умоляла разгорячённая Даша.

– Потерпи ещё чуть-чуть, милая. Его руки безжалостно скользнули к пояснице, они искали и находили самые сокровенные и чувственные места. Возбуждение достигло высшей точки, когда он стал ласкать низ живота и ноющее от жажды лоно. Безумие плавило их, как огонь свечи.

– Ромаша.

– Всё, моя девочка, всё, я иду...

Измученная разогреваниями и бестолковыми приготовлениями игнорируемые ребятами завтрака и обеда, Зинаида взбунтовалась.

– Степанида, иди, буди. Ничего слышать не хочу. Сколько можно валяться.

Но идти никому никуда не пришлось, в проёме появились Роман с Дашей.

– Мамуля, не шуми, мы идём. Давай, корми, коль кормить собралась, - поцеловал мать заявившийся Роман.
– Съем всё.

– Оно и понятно.

– Какая ты понятливая, жуть. Мам, мы завтра уедем.

– Куда тебя несёт, до конца отпуска ещё далеко.

– Не могу. Лизавете со дня на день рожать. Миша просил подстраховать.

– Дашу оставь.