Не говорите с луной

Он вернул флягу солдату, быстро подсветив фонарём его лицо. Это был Немец.

— Что случилось, старший лейтенант? — слегка встряхнул его солдат.

— Ничего, Немец, — перевёл дух Александр. — Сотка обосрался. Заберите его оттуда. Только осторожно. В дерьмо не влезьте. Оно повсюду. Автомат его вот. Валяется.

— Сотка стрелял?

— Он, гад.

— И не уложил?! — изумление солдата было искренним. И осознание этого факта, вновь стало стягивать желудок в тошнотворный жгут. Пришлось снова отпить, но в этот раз из своей фляги, торопливо снятой с пояса. Простой воды.

— Нет, б…ть, не уложил, — с шипящей на зубах злостью ответил Александр. — Повезло. Мне, Немец…

— Это точно… Как же мы теперь туда зайдём? Он нас похерачит гранатами.

— Нет. Я его вырубил.

— Ты?!

— Я. Завязывай с вопросами, Немец. Давайте, выносите его, и организованно валим отсюда. Местные жители из нас кишки повытягивают

за то дерьмо, которое… Короче. Быстро! Быстро уходим, Немец. Все здесь?

— Все, командир.

— Хватайте этого урода и валим. Валим–валим–валим, Немец! Ну же, не стойте, мать вашу!

Он оттолкнул рукой солдата в сторону и пошёл к выходу из двора. Его шатало, как пьяного. Так близко встречаться со смертью ему ещё не приходилось. Раньше она мерзко и медленно подкрадывалась к нему, вливаясь в жилы алкоголем, въедаясь табачным дымом. Теперь решила одним прыжком добыть себе жертву. Промахнулась, сука, просчиталась. Не на того напала! Не сегодня. Не сейчас. Потом. Как–нибудь потом.

Он вышел на дорогу. Кто–то мимо провёл на привязи целый ряд вьюченных ослов. Он не видел идущего, но слышал в темноте его шаги, запах табака и тяжёлое дыхание полусонной скотины.

— Боец! — окликнул он. — Сигареты есть? Мои вымокли.

Человек коротким «тпррру-у» остановил покорных осликов и подошёл. Прямо под носом офицера оказалась сигарета.

— Кто стрелял? — обычным, спокойным голосом спросил солдат, словно ничего из ряда вон не случилось.

— Сотка, — ответил Александр, принимая сигарету, и стал шарить по карманам, разыскивая зажигалку.

— На, прикури, — ему протянули тлеющую сигарету и посоветовали: — В кепке прикури и в неё же и дыми. Иначе схватишь пулю прямо в глотку.

Ещё один дельный совет. Прикурив, Александр снял кепку, и, прикрывшись нею, сделал несколько быстрых и глубоких затяжек. Солдат вернулся к животным, и они ушли в темноту.

Чтобы не стоять на дороге, Саша отошёл на противоположную сторону улицы и присел возле дувала, стараясь успокоиться. Только сейчас он заметил, что на него льётся вода. Сначала удивившись, но затем вспомнив, он сам себе усмехнулся. Шёл дождь. Кажется, гораздо сильнее прежнего, но в этот раз Александр подставил лицо, наслаждаясь отрезвляющим холодом небесной воды.

Сначала он увидел, как какой–то веер ярких нитей мелькнул на головой, и через мгновение долетел треск автоматной очереди. Пули, сочно впиваясь в глину забора, выбивали большие куски, которые посыпались на непокрытую голову офицера. Александр повалился ничком в небольшую канавку, которая проходила между дувалом и дорогой, и была полна дождевой воды. Упав, в мгновение подчинившись инстинкту, он ошалело таращился в темноту, но видел только где–то рядом, прямо под своими глазами застрявший, дрожащий комочек красного света. Когда ударила вторая очередь, брызнув камнями на дороге, Александр сообразил, что тлеющий комочек был огоньком его, зажатой судорогой в губах, сигареты. Поспешный удар ладонью пришёлся по щеке, но сигарета выпала в воду. Быстро перекатившись дальше по канавке, он замер, выставив оружие и сняв его с предохранителя. Стреляли явно не из того двора, где были бойцы и Сотка. Били трассирующими пулями, когда ни у кого из бойцов таких не было. Об этом было предупреждено задолго до выхода. Стрелял кто–то чужой, или свой — свой для этого кишлака, благоразумно дождавшийся, когда закончится зачистка, и пришедшие в ночь чужаки немного расслабятся.

Снова ударила очередь. Распушённый веер пуль пролетел вдоль улицы, и где–то оттуда, из темноты донёсся громкий, разрывающий сознание мукой крик. Кричал не человек, а животное. Определить огневую точку не удалось. Бойцы, цедя маты сквозь зубы, перепрыгивали через дувал в соседний дворик. Александр слышал, как громко и сочно шлёпались в грязь их ботинки.

— Автомат мой где? Автомат мой, б…ть!!!

По голосу можно было узнать Сотку. Он сильно шепелявил, крича не «автомат», а «аффтомат», и говорил, словно его рот был чем–то набит. Наверняка причина была в выбитых зубах. Жалости к нему не было. Александр поднялся, и, глубоко пригнувшись, пробежал метров двадцать, прежде чем снова упал в воду канавы, которая в этом месте сильно воняла навозом и мочой. Проблемой было то, что в такой темноте можно было запросто перестрелять друг друга. Раздались ещё выстрелы — короткие, отрывистые очереди, но не было видно летящих жал. Стреляли куда–то в сторону, но судя по тому, как скупо отрезали порции свинца, били прицельно. Неужели они видели его отряд в такой глухой темноте? Первые очереди были направлены на огонёк сигареты. В этом сомнений не было. Если у врагов есть приборы ночного видения — дело было дрянь.

Короткая пробежка по канаве, и снова плашмя, с разгона в холодную и вонючую грязь. Справа, по дворам, перемахивая дувал за дувалом, бежали бойцы. Лишь один он двигался возле дороги, время от времени укрываясь в неглубоком зловонном арыке.

Где–то совсем близко разорвалась граната. Вместе с дождём по земле застучали камни и какие–то палки. Они падали где–то далеко. Никто не кричал. Решив перебраться на другую сторону улицы, перебегая через дорогу, Александр налетел на что–то мягкое и тёплое, дёрнувшееся от удара и захрипевшее. Не устояв на ногах, он со всего маха упал на дорогу, сильно и больно ударившись об острый щебень. Теперь кто–то, тяжело и натужно дышал ему прямо в лицо, обдавая тёплым и кислым смрадом. Неожиданно взвилась белая осветительная ракета, и в её свете он увидел, что лежит рядом с ослом. Животное тяжело дышало, время от времени едва–едва дёргая передними ногами, соскребая копытами камни на дороге. Скотина умирала.

Он собирался уже подняться, когда кто–то сильно и бесцеремонно ухватил его за шейный ремень разгрузочного жилета и поволок в сторону от линялой от яркого света дороги, и так же грубо сбросил в канаву.

— Живой? — спросил кто–то громким шёпотом.

Александр хотел ответить, но задавил слова в горле, глубже вжимаясь в мягкую грязь укрытия. Длинная очередь, выбивая камни из дороги, осыпая искрами ночь, легла рядом с ним.

— Да живой, — ответил кто–то другим голосом. — Что с ним будет? Живучий гад!

Саша подумал, что говорили именно о нём. Он перевернулся на спину и в мерцающем свете ракеты увидел опухшее и окровавленное лицо Сотки.

— Чё, старлей? — сплюнул старшина. — Повоюем? Даже посрать нормально не дал. Теперь самое время просраться всем… Погаснет эта шипучка и побежим. Двигай за мной. Не отставай.

Едва он договорил, как сверху, навалилась плотная темень. Он услышал, как кто–то рядом начал движение; почувствовал, как в лицо ударили гравий и грязь, вылетев из–под чьих–то ботинок. Это, наверняка, вскочил и побежал Сотка… Глаза ещё не успели привыкнуть к темноте, чтобы хоть что–то можно было рассмотреть, но Александр также вскочил и побежал, стараясь двигаться на звук бегущего впереди человека.

Несколько раз он оступался, попадая ногами в выбоины дороги, в канавы, но балансируя, матерясь, оставался на ногах, продолжая бежать. Что–то ударило его, твёрдое и холодное, налетев из темноты и сбив с ног. Удар был такой силы, что остановилось дыхание, а в глазах поплыли электрические сполохи.

— Столбов, б. ть, не видишь, старлей?! — заорал кто–то на него, заставляя подняться. — Двигай, долб…б! Сейчас повесят ещё одну люстру и перещёлкают, как собак в загоне.

Он снова поднялся и побежал, стараясь выдавить сознания наверх, в ясные и логические мысли, но оно упрямо пыталось провалиться в вязкое беспамятство. Падая, он вновь поднимался и бежал, уже практически ничего понимая. Это продолжалось бесконечно, пока были силы, а когда они иссякли, внезапно, словно отвалились, как лишний груз, он упал, окунувшись вместо темноты беспамятства, в ослепительное свечение, выжигающее сознание. Лишь спустя мгновение он осознал, что он по–прежнему при памяти, просто лежит навзничь, уставившись глазами в небо, где посреди чёрного бездонного провала, в сетке дождевых капель висит осветительная ракета. Внезапно в уши ввалился грохот близкого боя. Он приподнялся на локте, но снова упал, плотнее вжавшись в холодную и мокрую землю, когда рядом с собой увидел подскочившие кусочки грунта, отбитые рикошетившими пулями. Как можно плотнее прижавшись к холодной поверхности, он стал отползать, остановившись лишь тогда, когда оказался за каким–то бугром. Осмотревшись, он понял, что находится вместе с другими бойцами на краю села, в точке сбора, ранее намеченной для отхода. С нависающей над кишлаком горы, рассыпаясь веером, сыпанули трассёры пуль. Стреляли примерно с того самого места, где совсем недавно они сидел вместе с Шевалье. Он снова подумал о везении. Задержись они там на минуту–две дольше, сейчас бы наверняка остывали на холодных камнях под струями ледяной воды с перерезанными глотками.