Не говорите с луной

Где–то рядом залопотали пули, застревая в саманной стене крайнего, углового дома.

Раскинув ноги и взяв наизготовку автомат, он терпеливо ждал, пока сидящий на горе стрелок обозначит своё место вспышками выстрелов и веерами трассирующих пуль. Ждать пришлось недолго. В этот раз стреляющий выбрал себе какую–то другую цель. Пули воткнулись где–то в стороне от позиций отделения. Автомат задёргался в руках, под щекой, и в тот же момент темень на горе расцвела редкими нитями искр, когда пули разбивались о камни. Александр в уме отсчитывал выпущенные короткие очереди и прекратил стрельбу, когда счёт был на «пяти». Пол рожка в самый раз! Он ещё раз осмотрелся. Два его бойца во что–то увлечённо стреляли, также используя короткие очереди. Посмотрев по направлению стрельбы, он ничего не заметил. Обожжённый нервным светом ракеты кишлак был недвижим.

— Прекратить огонь! — закричал он. — Прекратить огонь!

А когда смолкли выстрелы, добавил:

— Перезарядиться! Сотка, ко мне!

К нему никто не прибежал. Вместо этого, грубо, бескомпромиссно и унизительно, так же, как и совсем недавно, его схватили и быстро поволокли. Только в этот раз хватали не за разгрузку, а за ноги. Оказавшись в тени, рядом с двумя бойцами, он провёл рукой по подбородку. Эта часть тела сегодня настрадалась больше остальных. На ладони, блестя чёрным лаком на ярком свету, была кровь. Он растёр её другой рукой. Не место и не время, чтобы обращать внимание на такие пустяки. Но подбородок, которым он только что проехался по щебню дороги, болел довольно сильно.

— Я звал Сотку!

— Здесь я, старлей! Тебя Немец приволок. Ты разлёгся посреди дороги, как дурак.

— Как ты? — спросил Александр, с ужасом смотря на отёкшее лицо старшины, на его изорванные окровавленные губы.

— Ничего, — просипел солдат. — Терпеть можно.

— Извини, но ты достал…

— Потом сочтёмся, — спокойно ответил старшина. — Если память не изменит или тебе снова не повезёт. Бл…ть!

Наконец потухла ракета. Дождливая ночь снова навалилась слепотой.

— Все целы?

— Все, — ответил Сотка. — Даже не царапанные, если не считать разбитой морды, — от смачно сплюнул и глухо застонал, почти зарычал. — Не помешала бы таблетка аспирина.

— Аспирина нет. Есть анальгин.

— Давай, старлей. Сам калечил — сам и лечи.

Александр достал пластиковую, непромокаемую коробку со средствами индивидуальной помощи, наощупь, по памяти нащупывая и доставая туб с таблетками.

— Руку дай, — попросил он. — Ни хрена не вижу.

Тут же в лицо ему влезли чьи–то пальцы.

— Я тоже, — простонал старшина. — Люстра зенки забила.

Через секунду он хрустел таблетками, разжёвывая их.

— Запей.

— Нечем. Флягу пробило.

Александр пошарил по своему поясу, но фляги тоже не было.

— Я где–то посеял свою.

— Ладно. Так уже глотнул. Чего звал?

— Вы всё, что нужно нашли в кишлаке?

— Что могли — то нашли, — был неопределённый ответ. — Что дальше?

— Если всё — надо отходить. Отправляй ослов по дороге.

— Уже отправил. Здесь нас осталось четверо. Ты, я, Немец и Шевалье. Остальные минут пять, как ушли.

— О минах предупредил?

— Сами учёные. Разберутся.

— Немец и Шевалье с пулемётами?

— Только Шевалье. Немец с подствольником. Чего спрашиваешь?

— Не слышал, как стрелял.

— Не было целей. Не хрен патроны тратить. Могут пригодиться.

–

Чего ж вы сеяли?

–

Так, — отмахнулся Сотка. — Надо было показать, что не мальчики.

— Определил, сколько их? — спросил Александр, имея в виду напавших.

— Не точно. На горе двое. Или уже один. И в посёлке где–то около пяти. Может меньше. Где–то затаились или крадутся.

— Ладно, Сотка, порядок такой: ты с Немцем идёшь за погонщиками. Мы с Шевалье вас прикрываем. Отдашь мне автомат Немца с подствольником и пару рожков сверху. Сазонов наверняка видел эту иллюминацию и уже выдвинулся. Идите ему навстречу, не останавливаясь, даже если услышите стрельбу. Когда встретитесь с Сазоновым, а мы будем связаны боем — пойдёте с бронёй нам на выручку. Остальные пусть

займут круговую оборону и ждут нас. Ты меня понял?

К этому времени глаза привыкли к темноте и можно было различить близкий дувал, за которым они укрывались. Лица старшины не было видно, но очертания его огромной фигуры нависали над присевшим офицером, отчего тот чувствовал себя неуютно.

— Как скажешь, старлей, — без эмоций ответил Сотка и тихо позвал:

— Шевалье! Немец! Ко мне! Прибежали солдаты.

— Немец, отдай свой автомат старшему лейтенанту. Его забери себе.

Один рожок я тебе дам, старлей, другой займёт Немец. Обмен оружием занял меньше минуты.

— Бывай, старлей, — бросил старшина и откатился в темноту. Немец

скользнул за ним. Шевалье повернул голову в сторону Александра.

— Что, Евгений, как тебя там по батюшке…

— Васильевич, командир.

— Теперь дело за нами. Давай уйдём отсюда. Я, пока горела ракета, приметил в метрах пятидесяти пару хороших валунов, где можно укрыться. Слишком долго мы тут сидели, чтобы прикормить гадов.

Они неторопливо, стараясь не шуметь, дошли до намеченного места. Шевалье медленно и тихо откинул сошки на пулемёте и занял позицию. Александр перешёл на противоположную сторону дороги. Оставалось ждать. Если против них выступили не глупцы, от этой позиции толк будет один — их обойдут по склону горы и попытаются напасть на угнанный караван. Лёжа в засаде, Александр то и дело замирал, стараясь расслышать в шуме ветра, как скатываются камни вверху по склону, но было тихо. По–прежнему шумел ветер с дождём. В горячке скоротечного слепого боя думать о холоде было некогда. Теперь же снова стал изматывать озноб.

Один за другим прозвучали два взрыва. Короткая яркая вспышка озарила то место, где они были недавно. Тут же ударили долгие автоматные очереди. Их преследователи, видимо, рассчитывали под прикрытием темноты подкрасться, забросать гранатами врага и добить из автоматов кинжальным огнём. Классическая схема зачистки. Александр отчётливо видел вспышки с трёх автоматных стволов. Выждав несколько секунд, он стал на колено, и, вскинув автомат, выпустил гранату. Она ушла, с капроновым звуком, как волан для бадминтона от ракетки. Разрыв его гранаты оказался ярче. Стрелял он, не целясь, намереваясь лишь напугать, раскидать в панике преследователей, но граната взорвалась почти в том месте, где чуть раньше играли вспышки выстрелов. Вместе со звуком взрыва донёсся чей–то истошный… смех. Это было так неожиданно и неестественно, что Александр отшатнулся и упал на зад, выронив оружие. Тут же справа, из валунов ударила длинная пулемётная очередь. Когда она смолкла, странный хохот продолжался, но постепенно перешёл в захлёбывающийся болью крик. Так кричать мог только смертельно раненый человек.

Подхватив оружие, он подбежал к Шевалье.

— Вставай! Пошли.

Евгений встал.

— Ты кого–то ухлопал.

— Потом будем разбираться. Пошли.

Первые тридцать метров они бежали, держась обочины. Затем остановились и тихо перешли на противоположную сторону.

— Нам бы всё–таки держаться колеи, — шёпотом посоветовал Шевалье. — Под колёса могут положить противотанковые мины, а на обочину — противопехотные или натыкают растяжек.

Совет был, наверное, хорошим, но идти в середине дороги было всё равно неуютно. Если откроется стрельба, можно было не успеть добежать до спасительной обочины и поймать пулю на ходу. Но они продолжали вдоль дороги, каждый по своей обочине. В сравнении с кишлаком, дорога здесь была менее разбитой, поэтому идти удавалось практически без шума, не спотыкаясь и не оступаясь. Всё остальные неосторожные звуки сносил ветер, заворачивая в свой упругий, беспрестанный гул.