Не хочу в рюкзак

В это время от замершей в ожидании толпы отделилась девочка и со всех ног бросилась в школу...

Лида заканчивала переписывать на доску слова с пропущенными непроверяемыми гласными, когда в класс ворвалась тоненькая, маленькая кореянка Лена Сюй Фа Чан и, задыхаясь от восторга, крикнула:

— Ли-фин-генна! Косовский на самой-самой верхе!..

— На самом верху, — машинально поправила ее Лида, не отрываясь от доски.

Но тут до нее дошел смысл услышанного, Лида бросила мел и подскочила к девочке:

— Где? На каком еще верху?!

Лена показала тонким пальчиком в потолок, и ее узенькие щелочки глаз почти совсем исчезли.

— На крыше? — упавшим голосом спросила Лида и выбежала из класса.

Она хотела бы немедленно закричать: «Кто ему разрешил?! Ну, погоди!», но в этом крике не было бы ровно никакого смысла: никто никогда никому не разрешает, а нарушения все же случаются, и ежедневно.

Во дворе толпились ребята. «Странно, — подумала Лида. — Моих почти нет, одни первочата».

Косовский поглядел вниз. Сверху Лидия Афиногеновна казалась очень маленькой, нестрашной, и он непринужденно помахал ей рукой.

Лида не знала, что делать. Полезть за ним на чердак? А вдруг он начнет прятаться, убегать да заспешит... Кричать нельзя. Да и что кричать: «Слазь счас же!»?

Прошли две-три томительные минуты, пока Юрка добрался до слухового окна и исчез в его черном квадрате.

У Лиды отлегло от сердца.

— Ну, погоди! — вырвалось у нее.

Через некоторое время на пороге школы показался все тот же Косовский. Малыши так и бросились к нему. А он, сияя гордой улыбкой сильного и щедрого человека, стал выуживать из-за пазухи мячики — черные, красные, из гуттаперчи и вопрошать:

— Чей?

— Мой! — обрадованно отвечал ему кто-нибудь из толпы.

— А этот чей?

— Серегин! Он в изоляторе!..

— Отнести немедленно! А этот чей?

— Мой...

И к Юрке тянулись нетерпеливые руки первочат.

Лида медленно пошла в школу. Проходя мимо облепленного ребятишками Юрки, она сказала негромко:

— Косовский, придешь в класс, когда закончишь свои дела.

— Ладно, — пообещал Юрка.

Лида еще раз посмотрела на всю эту живописную толпу ребят и решительно отправилась к завхозу.

— Федор Иванович! Нужно немедленно закрыть чердак! А то дети... — еще с порога потребовала она.

— Дети, дети, — заворчал завхоз. — Сразу же и кричать...

— Но, Федор Иванович, в какой же школе оставляют чердак открытым?! — возмутилась Лида.

— Замков нет, — сказал завхоз.

— Так забейте!

— Эдак все на свете позабивать придется! — повысил голос завхоз. — Следить надо толком...

Лида не уходила.

Тогда он встал, нехотя взял топор, гвозди и пошел забивать чердак.

Лида плотно прикрыла дверь его каморки.

Она не обиделась на Федора Ивановича. В сущности, он добрый человек. На его плечах вон какое хозяйство! Да и правильно он говорит. Конечно, надо хорошо следить за ребятами, неотлучно быть с ними. Знать каждый их шаг... Но как это сделать?! Двадцать шесть ребят — двадцать шесть самых противоречивых «шагов».

В раздевалке крутилась без дела Сюй Фа Чан, чему-то улыбаясь. Она улыбалась всегда: и на уроке, и во сне, и в столовой. А глаза — полузакрытые, темные... Лида долго не могла привыкнуть к ее улыбке.

— Лена, — окликнула она ее. — Позови Косовского! Чего он медлит?!

— Сицяс! — ответила с готовностью Сюй Фа Чан.

Лида вернулась в класс. Надо кончать это «чердачное» дело. Как педагог, она обязана строго поговорить...

Через несколько минут в дверь постучали. Вошел Юрка. Без страха, но и без вызова: вы пригласили — вот я и пришел.

Лида подошла к нему. Положила руку на худенькое плечо. И... неожиданно даже для самой себя сказала:

— Юра, а ты храбрый мальчик!

Плечо под ее руками заметно распрямилось. Косовский ожидал выговора, а тут — хвалят. Он был самолюбив и в душе считал, что его поступок заслуживает только одобрения. И все-таки от воспитательницы не ожидал признания!

— Но... мне кажется,— продолжала Лида,— ты залез на крышу еще и потому, что захотел покрасоваться, быть выше всех, что ли...

Юрка дернулся.

— Я не права? — мягко спросила Лида. — Ты скажешь, пожалел малышей... Тогда почему тебя не затащишь, когда мы помогаем им собираться в баню?

Косовский опустил голову. — Иди, Юра, подумай.

***

После уроков дежурный воспитатель повел Косовского к директору.

Через полчаса туда же вызвали и Лиду.

В кабинете директора сидели Мария Степановна и завуч. В углу плакал Юрка.

Лида остановилась у двери. Что здесь происходит?

— Проходите, Лидия Аф-финогеновна, — пригласил директор.

Лида уже знала его манеру — разговаривать ласково-ласково, как наркозом усыплять. А потом вдруг — не допускающее возражений директорское решение.

— Юра, — ласково обратился директор к Косовскому. — Выйди.

Мальчик, пряча ото всех лицо, вышел.

— Косовский заявил, что вы похвалили его за вояж по крыше. Мы сказали, что он лжет.

— Зачем вы так?! — вскрикнула Лида. — Почему не спросили у меня?! Он не солгал... Верните его!

Директор искренне удивился.

— Богдан Максимович, — обратился он к завучу. — Вы ставили товарища Петрову в известность, что она несет у-го-лов-ную ответственность за жизнь вверенных ей детей?

— Нет, — глухо ответил завуч. — Это моя ошибка.

— Ну, что вы! — вмешалась Мария Степановна. — В первую очередь я виновата! Лидия Афиногеновна старательный педагог. Мне нужно было чаще делиться с ней опытом... Поймите, товарищи, она же так молода!..

Лида вспыхнула. Разыграли! Как по нотам прорепетировали. Завуч — на себя вину, эта — тоже.

— Я сознательно не наказала Косовского! — взволнованно сказала Лида. — И могу доказать... Пройти по крыше — нужна храбрость? Да. В таком случае я могла бы ему сказать: «Дорогой мальчик! Храбрость — вещь хорошая, но она должна быть непременно ради чего-то!» Но Косовский как раз полез «ради чего-то». Он достал малышам мячи, заброшенные старшеклассниками... Не могла же я наказывать только за мой страх из-за него!