(не)хорошая девочка

— Я не знал, — глухо отвечает мне Дягилев, — но, честно говоря, был почти уверен в том, что твой отец попытается вернуть тебя мужу. И ты, судя по всему, возвращаться не захотела. Исход был предсказуем.

— Откуда вы могли это знать вообще? — бессильно уточняю я. — И что вам от меня-то нужно? Зачем вам мне помогать?

Сложно поверить, что он знает моего отца лучше меня. Но так и получается. Это я не предсказала родительской встречи, а он… Он же еще в отеле сомневался, что отец будет мне помогать. Тьфу…

— Все разговоры будут, только если ты сядешь в машину, — безапелляционно сообщает мне Дягилев, — и поживее, зайка, я уже сам мерзнуть начинаю.

Его водитель замер у дверцы машины с пледом в руках, а я все еще никак не могу решиться. С чего ему помогать мне?

— Сонь, я уже мог тебе навредить. Ты же понимаешь? — замечает Дягилев и протягивает ко мне открытую ладонь. — Иди уже сюда.

У меня нет ровным счетом никаких причин идти к нему, доверять ему свою жизнь, но… Из моих заманчивых перспектив — ночевка в обезьяннике в компании проституток или возвращение под папочкино “теплое” крыло. Может ли быть хуже? Ну, наверное, может.

А не наплевать ли мне сейчас?

Самое паршивое, что пока я это думаю, мои ноги уже делают первый шаг к Дягилеву, с его протянутой вперед раскрытой рукой. И второй тоже делают. Почему-то мне интуитивно кажется, что вреда он мне не причинит. Почему? Я не знаю. Я вообще замерзшая дурочка сейчас. Ну, а какие еще могут быть причины для этих далеко не самых логичных мыслей.

— Довезете до полиции? — Тихо спрашиваю я.

— Куда захочешь, зайка, — терпеливо улыбается Дягилев, и я нерешительно касаюсь его ладони. Довериться ему? Ну хоть кому-то бы… Хоть на пять минут забыть о происходящем вокруг меня аду.

Вообще самая внятная из всех причин не доверять Дягилеву — он враг моего отца. Причем именно враг, а не просто конкурент, у них там реально одна бесконечная война, такая, что удивительно, как они еще обходятся без криминала.

Но… Ну да, враг моего отца. И, думаю, прекрасно понимает, что без папочки я — ноль без палочки. Особо с меня ничего не поимеешь.

А если он хочет доконать с моей помощью отца — я неожиданно ловлю себя на мысли, что не так уж и против. Гораздо больше “за”, чем в тот момент, когда пробкой вылетала из машины Дягилева, чтобы попасть домой. Мелочно с моей стороны, кто бы знал, что я такая мстительная дрянь. Но мне не стыдно.

Дягилев стискивает мою руку крепко, до боли в пальцах, а потом уже сам преодолевает последний разделяющий нас шаг. И все-таки прихватывает меня за бедра, заставляя вцепиться ему в шею.

— Ледышка, — замечает он, прямо уставляясь своими темными, почти черными глазами на меня.

Ох, уж этот взгляд. Раз поймала, и теперь даже пискнуть ни слова против не могу. Не знаю, что со мной. Не знаю, почему он так на меня влияет. Настолько оглушительно, что я практически не замечаю, как он шагает обратно к машине и ныряет на задние сиденья, укладывая меня на них. И… Наваливаясь на меня сверху. И вот тут останавливается абсолютно вся вселенная, потому что в этот момент уже и Дягилев смотрит мне в глаза и, кажется, не дышит.

Твою ж мать, Соня. Кажется, ты снова прокололась…

8. Слово не воробей

Ладонь скользит по голой ноге девчонки. Без особой задней мысли, просто путешествует по затянутой в сетку гладкой холодной коже. И хоть Вадим не собирается набрасываться на девушку прямо сейчас, все равно он этому своему движению совершенно не препятствует. Просто смотрит в глаза зайки. И не вздохнешь-то лишний раз, чтобы не спугнуть её. Зрачки у девушки медленно расширяются.

Почему она так взволнована? От страха? Или все-таки от чего-то еще? Вадим перекладывает ладонь на внутреннюю сторону бедра, и теперь уже пальцы двигаются не вниз, а вверх. Малышка вздрагивает, совершенно отчетливо сглатывая и явно подавляя стон. Чувственная какая… А ведь она замерзшая, должна плохо ощущать.

— Не надо, пожалуйста, — тихо выдыхает девушка. Едва слышно, Вадим даже мог бы прикинуться, что не расслышал, но нет так нет. Жаль, конечно, но девчонку можно понять. Вряд ли её настроение вообще располагает к сексу, тем более — с первым подвернувшимся под руку Вадимом. Хотя он её все-таки трахнет. Просто чуточку попозже.

Дягилев приподнимается на руках, слезает с Сони, садится нормально, забирает уже из рук замершего у автомобильной дверцы Бориса плед, накрывает им дивные ноги Сони. Вот болван же Афанасьев, такое длинноногое чудо пускает гулять в одиночку. Нет, Вадим уверен, что у старика Афони не было желания выставлять дочь из дома. Скорей всего, он Софию просто решил припугнуть, рассчитывая, что она замерзнет и вернется домой послушно следовать отцовской воле, но…

Вот этому и намерен помешать Вадим. Тем более, что Соня явно может подхватить воспаление легких и еще что-нибудь не особенно аппетитное, бегая по улице босиком и почти без одежды. Так что Афанасьев Вадиму еще "спасибо" сказать должен бы за такую заботу о его дочери.

Представив, как Старик все-таки созревает на это, Вадим не может удержаться от смешка. Картина представляется бы колоритная по самой своей сути.

— Боря, у тебя горячее что-нибудь есть? — произносит Вадим, разглядывая синеватые губы зайки. Нет, у самого Вадима тоже были методы согревания окоченевших женщин, вот только эта конкретная — со стыда наверняка сгорит во время секса в присутствии водителя. И без особого повода такую нервную встряску ей устраивать не стоит.

— Кофе, — откликается водитель. — В термосе. Подойдет, Вадим Несторович?

— Давай сюда, — деловито качает головой Вадим.

Термос Боря достает тоже из багажника, по пути сделав таинственный крюк к скамейке. Что-то оттуда берет и возвращается к машине. Вместе с термосом в руки Вадима ложится и маска, которую он выдавал Соне, чтобы спрятать её симпатичную мордашку от соглядатаев Баринова. Надо же, какой Борис ответственный — хозяйское имущество примечает. И надо же — зайка сохранила масочку!

— Ошейник выбросила? — с мягким укором спрашивает Вадим, бросая на девушку косой взгляд. Спрашивает абсолютно без раздражения. Она еще не понимает ценность такой вещи как ошейник, Вадим и надевал его на неё не как на свою сабу. Так. Девочка-игрушка, случайно попавшая ему в руки.

— Простите, — виновато шепчет Соня, отчаянно ежась, и укутываясь в плед по шею. — Не могла же я домой прийти еще и в ошейнике.

— Да-а-а, твой папочка вполне мог поинтересоваться, кто на тебя его надел, — произносит Вадим, наливая кофе в крышку термоса. Наливает и принюхивается — от кофе ощутимо паънет алкоголем. — Коньяк? Боря, ты что, бухаешь на работе?

У водителя пылают уши. Ну, еще бы, такое палево. Теперь понятно, почему кофе в термосе, хотя в каком-нибудь МакАвто подавали же наверняка в стакане. Но кофе в стакане про запас не отложишь, да и коньяка в него не дольешь.