(не)хорошая девочка
Шрифт:
Вот и что тут скажешь — моя подруга, мои же мысли и озвучивает. Видимо, у Маринки тоже было настроение сбежать куда-нибудь. Куда? К каким-нибудь знакомым в универское общежитие? Ага, прям так нас туда и пустили, там комменда злющая.
— Вернутся, конечно, — Иван пожимает плечами и протягивает Маринке пустую чашку. — Я только время выигрывал. Налей еще чаю, конфетка.
У Маринки на его “конфетку” дергается глаз. Впрочем, чай она наливает, молча, бухает в чашку три ложки сахара, мы уже знаем, что наш спаситель любит такой сладкий чай, чтобы все внутренности слипались от
— Так что, нам вещи собирать? — нерешительно спрашиваю я. Почему я вообще спрашиваю? По идее — это же наше дело, но мужик этот… Он почему-то кажется заинтересованным лицом, я правда не понимаю почему. Но… Он окликал Баринова по имени. Значит, знал, с кем имеет дело. Он очень четко добился нашего освобождения, и я сомневаюсь, что ему была нужна наша помощь. Да и сейчас, сидел он здесь, абсолютно никуда не торопясь, что вообще-то не свойственно мужчинам его возраста.
— Дальше будут разбираться на другом уровне. Сидите ровно, девочки, начальство не сказало делать ноги — значит, мы их делать пока не будем, — тем временем терпеливо сообщил нам с Маринкой Иван.
— Начальство? — осторожно переспрашиваю я, старательно превозмогая собственную трясучку. — Вас случайно не Дягилев ли прислал?
Нет, можно, конечно, подумать, что мой отец решил, что я поехала к Маринке и послал туда своего человека, но… Но почему-то мне кажется, что он скорей всего Сереженьке бы раньше сообщил, где я, если бы знал. Блин, как же паршиво мы с ним вчера поговорили…
Иван смотрит на меня, щурит веселые глаза.
— Думаешь, зря прислал? — насмешливо спрашивает он. — Думаешь, не стоило?
Я качнула головой. Нет, я так не думала. Помощь нам с Маринкой пришлась очень кстати.
И все-таки Дягилев…
Я только выдохнула, расслабилась, а Вадим Несторович уже меня выследил. И приставил человека, чтобы следить дальше. Капец. К вопросу: ну вот нахрена ему это вообще сдалось? Я сомневаюсь, что в Москве прям были перебои с готовыми к сексу девушками, и что у него там случилось глубокое чувство с одного взгляда на мои заячьи уши.
Но, тем не менее — ему это сдалось, почему-то. Он будто снова натянул поводок на моем ошейнике. Будто шепнул мне на ухо своим глубоким, почти парализующим шепотом: ”Я рядом, зайка”.
Я пыталась удержать себя в руках, но от этих мыслей меня натурально бросило в жар. И так-то голова кружилась, а тут еще это. Блин, все-таки я ужасно хочу полежать. И поспать…
— Зачем Дягилеву приставлять ко мне охрану и решать мои проблемы? — произнесла я, пока мои пальцы мяли край Маринкиной скатерти.
Иван, уже успевший вновь повернуться к Маринке, бросил на меня косой взгляд.
— Босс передо мной не отчитывается, — сухо сообщил он. — Подожди, он приедет часа через два, спросишь у него лично.
Сердце мое подскочило как заяц, и кажется, застряло где-то в горле.
Приедет? Лично?
А можно как-то без этого?
Только Вадима Несторовича лично для полного счастья мне сейчас и не хватает!
Разумеется, моего личного мнения Дягилеву не хватает так же, как и мне — его присутствия.
Разумеется, он приезжает —
через два часа, как и сказал Иван. Я, сидящая на кухонном подоконнике, прекрасно вижу его серебристый мерс, паркующийся у Маринки под окнами, и темный затылок его, выходящего из машины, я вижу тоже. С четырнадцатого этажа, такой мелкий, но все-равно узнаваемый. И он звонит в домофон…Все уже знает, и номер квартиры в том числе. Боже, в этом мире хоть где-нибудь можно спрятаться?
— Марин, может, не надо ему открывать? — слабо спрашиваю я, надеясь хоть на какую-то поддержку от подруги.
— Может, не надо было Баринову звонить? — едко откликается Маринка. — Нет уж, Сонь, надо хотя бы спасибо сказать. И узнать, что нам с тобой делать дальше.
Ага. Надо. Очень надо.
Вот только я отчаянно хочу спрятаться куда-нибудь в шкаф. А лучше выпрыгнуть с балкона. Опять?! Не опять, а снова, Соня!
Две минуты, пока он поднимается в лифте, проходят омерзительно быстро. Я только один раз успела вдохнуть, а звонок уже начинает пронзительно крякать.
Иван от этого звонка начинает ржать, прикрывая глаза ладонью.
— Иди, открывай, — ворчливо бросает Маринка и с вызовом смотрит на сидящего на табуретке Ивана. — Что смешного? Расскажите, я тоже хочу посмеяться.
Я не слушаю, о чем они там продолжают разговаривать, выхожу на своих слабеющих ногах в прихожую, но краем уха задеваю очередное: “Ох, конфетка…”
Ничего не скажешь, Иван, кажется, очень любит нарываться на неприятности. Именовать Маринку именно так — это же еще додуматься надо.
Ноги, пальцы — меня не слушается все, абсолютно. И сердце лихорадочно барабанит где-то в саднящем горле.
Впрочем, со второго раза мне удается справиться с ключами. И дверь открыть, хотя именно этого я боюсь сильнее всего.
Дягилев стоит там. И боже, я вздрагиваю от одного только его взгляда. Спокойного, уверенного взгляда, который обшаривает меня так по-свойски, будто я принадлежу ему. И меня это жутко бесит, но в то же время, что-то во мне сладко замирает от этой мысли.
Я принадлежу ему.
Чушь, конечно, но из-за этой чуши у меня покалывает на кончиках пальцев.
— Добрый вечер, — мягко улыбается Дягилев. — Зайка пригласит Хозяина войти?
— Д-да, входите, — оторопело выдыхаю я и только по кривой усмешке Дягилева понимаю, что лажанула. Нужно было сказать это самой, без этих идиотских эпитетов, не подыгрывать, а так вышло… Вышло, будто я согласна называть его Хозяином. Тьфу. Соня Афанасьева — человек-провал. Да не просто провал, а провал тысячелетия.
Я делаю два шага назад, Дягилев — вперед. Вроде просто вошел в квартиру, а ощущение — будто на мою территорию вошли вражеские войска.
Опустил на торчащую в прихожей табуретку дипломат, глянул на меня искоса, а потом скользнул пальцами по выключателю, вырубая свет.
— Зачем? — тихо пискнула я, а потом он шагает ко мне, заставляя прижаться к стене спиной. И темнота окутывает нас с головой. Я не вижу его глаз в этом полумраке, но чувствую дыхание на своей коже. И у меня бегут мурашки от этой близости. С ума можно сойти.