Не оставляй меня

— Ох...

— И не надо стоять над душой! Я сама в состоянии налить себе кофе или сока. И добавку положить. Иди!

Горничная сделала книксен. Адель с напряжением следила, как она уходит из столовой, слушала, как удаляются шаги... Едва они стихли, тарелка отправилась на другой конец стола. Кофе, тосты, сыр и джем — вот что стало завтраком принцессы. Проглотив горку бутербродов, она прихватила стакан сока и вышла на улицу.

Ротанг кресел покрывали подушки. Столы казались невесомыми — так сверкало стекло, из которого их отлили. Им вторили блики на поверхности бассейна.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество! — горничная вернулась. Она держала телефон — розовый, и стразы Сваровски переливались всеми цветами радуги.

— Привет, сестренка!

— Привет! — Адель отставила стакан.

— Не заскучала там? Собирайся, через час за тобой вертолет пришлют. Родители уже на месте. Ох, мало мне с ними секретов, еще с тобой...

— Я ценю твою помощь, братик. Сам знаешь, если обо мне узнают — прощай спокойная жизнь. А главное, придется помахать ручкой Академии. Я этого не переживу!

— Главное, чтобы родители эти две недели пережили. Оставишь страну без правителей!

— Ай, — отмахнулась Адель, словно брат мог её видеть, — ничего с ними не случиться. Могут и потерпеть, мы почти год не виделись!

— Ну да, — хохотнули на той стороне трубки, — их ждет большой сюрприз! У их паиньки прорезались зубки!

— Эй, ты там не проболтался?

Ответа принцесса не услышала — связь прервалась.

— Пркажете собирать вещи? — поинтересовалась горничная.

— Разве они еще не собраны? — удивилась Адель.

— Да. Но может, вы захотите взять...

— Все необходимое есть на месте назначения. Остальное не важно, и Адель направилась в свою комнату.

Через полтора часа она вышла, полностью готовая к перелету. Штат прислуги выстроился у входа, провожая молодую госпожу. Она попрощалась с каждым, каждому сказала несколько теплых слов, начиная с управляющего, заканчивая садовником. Десять человек — десять улыбок.

Он обернулась к ним еще раз — когда шла к вертолету. Помахала рукой и взбежала по лесенки внутрь. Мужчина в костюме поднялся следом.

Адель сидела в кресле. Она любовалась на воды океана. Далеко внизу прозрачно-голубое полотно перечерчивали белы черточки песчаных островов. Иногда виднелись темные пятна — деревья умудрились выжить и среди соленой воды. Смотреть в иллюминатор казалось приятнее, чем видеть лица телохранителей. Суровые, с полным пониманием важности доверенного дела...

С губ уже рвалось язвительное замечание, но Адель прикусила язык: мужчины работали. Телохранителям некогда зубоскалить, даже здесь, над океаном, может случиться все, что угодно. И она смотрела в окно.

Цвет воды менялся в зависимости от глубины, оттенки перетекали один в другой, плавно, текуче... Адель всегда нравилось наблюдать за этим гигантским калейдоскопом. Он успокаивал, и перелет проходил спокойно. Но не в этот раз.

Адель вглядывалась в океан, выискивала черточки дельфиньих стай, любовалась на острова — изумруды в бирюзе, но вскоре заболела шея. Принцесса повернулась, чтобы включить встроенный в спинку кресла массажер, и осеклась: телохранитель прижимал к лицу платок.

— Что случилось?

— Ничего страшного, простите... — телохранитель встал. На его место тут же уселся второй. Но не прошло и трех минут, как из носа потекла красная струйка.

Адель огляделась.

Стюардесса зашла в кабину пилотов со стаканов воды. Уже в третий раз за несколько минут... Адель вспомнила, что именно держала та в руках... тонометр! Этот чемоданчик ни с чем не спутаешь.

— Что происходит?

— Ничего серьезного, Ваше Высочество. У второго пилота поднялось давление...

— Померь его остальным, — кивнула Адель на телохранителей, — и принеси плед.

Принцесса вытянулась на диване. Руки вверх, над головой, хорошо потянуться, так, чтобы почувствовать каждую мышцу. Потом — соединить пальцы. Сделать дыхательную гимнастику. Вдох-выдох, вдох-выдох... Плед укутал теплом. Адель закрыла глаза. Не думать. Ни о чем. Просто считать...

Удерживать мысли в нужном направлении всегда было трудно, но в этот раз она справилась — до Острова добрались без приключений.

Телохранители остались у вертолета — королевская семья отдыхала даже без прислуги. Эти несколько дней отпуска го Величество посвящал только семье: жене и дочери. Сын оставался во дворце — по закону, Король и Наследник не могли отсутствовать в столице одновременно. Исключение делалось, если дома оставался кто-то из младших детей, но Принцесса уже много лет не появлялась на родине.

— Деля! — объятия матери пахли теплом, морем и совсем чуть-чуть — ванилью. Королева предпочитала один вид духов уже много лет. А еще она часто сама пекла сладкие булочки, балуя детей и мужа.

— Ты изменилась, — отец поцеловал дочь в щеку.

— Да. Изменилась, — подтвердила мать, — Худая стала. И черная. Посмотри, как лицо осунулось! И обветрилось! Ты совсем перестала за собой следить!

— Ну мам, я все-же в армии! Там нет спа-салонов! — рассмеялась Адель, — Но обещаю — за время отпуска приведу себя в порядок. Вот, видишь — она указала на саквояж — даже все необходимое привезла!

— Ну и хорошо, — лицо королевы осветила улыбка, - пойдем в дом. Я пирожных напекла.

— С шоколадным кремом?

— С шоколадным кремом!

Адель не шла — плыла по тропинке. Мама, папа... Она не видела их больше года, да и последнее свидание было мельком, чуть ли не в аэропорту. А теперь у них целая неделя впереди.

— Жаль, Кост не моет приехать. Надеюсь, ты увидишься с ним после? Знаешь, он сейчас почти все время проводит в кабинете. Работает. Даже загар сошел. Знаешь, мне казалось, он навсегда таким останется — почти коричневым. Ты сейчас гораздо смуглее... Деля? Что? — королева осеклась, заметив взгляд дочери.

А принцесса любовалась матерью. Несмотря на возраст, Её Величество сохранила и живость походки, и веселых нрав. Всегда ухоженная, с тщательно уложенными волосами, так, что не выбивается ни одна прядка. И с макияжем. Даже здесь, на Острове, где кроме мужа и дочери её никто не увидит... Королева позволила себе лишь одну поблажку: носил не строги костюмы, а легкие, не стесняющие движений платья или шорты. Тем более, что фигура позволяла ей эту вольность.

— Ничего, мама. Я так тебя люблю!