Не отворачивайся
Шрифт:
— В каком?
— Вот это мне и самому хотелось бы знать. — Я помолчал. — Послушай, когда ты будешь у бабушки и дедушки, то, может, случайно по телевизору или по радио услышишь, как про меня говорят что-то нехорошее.
— Что?
— Ну например, что я плохо относился к твоей маме. — Сказать насчет убийства у меня не повернулся язык.
— Так это же неправда, — удивился Итан.
— Мы это знаем, а другие нет.
Итан задумался, затем потянулся и погладил мою руку.
— Хочешь, я расскажу им, как все было
Мне пришлось на секунду отвернуться. Защипало в глазах, словно туда попали соринки.
— Спасибо, пока не надо.
— А ты знаешь, — вдруг сказал он, — мама тоже мне говорила кое-что.
— Что именно?
— Люди могут про нее рассказывать, что она плохая. Чтобы я не верил и помнил: она любит меня. — Итан нахмурился. — А вдруг и про меня все станут говорить, будто я плохой?
— Никогда! — Я наклонился и поцеловал сына в лоб.
Когда я вышел с Итаном во двор, в свой джип «Чероки» садился сосед Крейг. Мы жили здесь уже три года, и ни разу не было, чтобы Крейг не поздоровался, не сказал что-то о погоде, не спросил, как дела. Он вел себя очень приветливо. Если брал машинку для подрезания живой изгороди, то возвращал ее в ту же минуту, как только заканчивал работу. А сейчас бросил на меня хмурый взгляд и ничего не сказал. Я поздоровался, но Крейг не ответил. Сел в машину, пристегнулся и включил зажигание.
Вот такие дела.
Я отвез сына к родителям и отправился на работу. У меня еще было время до встречи с Натали Бондуран. В отделе новостей, когда я вошел, все сотрудники уставились на меня. Никто ничего не сказал. Просто смотрели. Двигаясь к своему столу, я походил на героя фильма «Мертвец идет».
На автоответчике было несколько сообщений, все от журналисток, осаждавших меня вчера у дома. Еще меня приглашали на ток-шоу «Доктор Фил», чтобы я там рассказал, как все произошло, чтобы Америка знала: я не убивал свою жену и не избавлялся от ее трупа.
Я стер сообщения. Включил компьютер, но он не загружался, потому что мой пароль был отменен.
— Привет, — раздался голос сзади.
Я развернулся в кресле. Передо мной стоял Брайан.
— Не ожидал тебя сегодня увидеть. — Он опустил голову. — Ведь у тебя сейчас столько хлопот.
— Ты прав, хлопот у меня много.
Брайан тронул меня за руку.
— Давай зайдем ко мне на минутку.
Он закрыл дверь кабинета и показал на стул. Я сел.
— Мне неприятно это сообщать, но ты отстранен от работы. Временно.
— Почему, Брайан? — Я прекрасно знал почему, но хотелось, чтобы он помучился и объяснил.
— Ты на подозрении у полиции, насчет этих дел с твоей женой, и пока не должен выполнять работу журналиста. Это неэтично.
— С каких пор руководство нашей газеты стала заботить этика?
— Ты сам все понимаешь.
— Скажи, Брайан, ты просматривал мою электронную почту?
—
Ты о чем?— Ладно, забудь. Все равно ты делал это по приказу Мэдлин.
— Я действительно не знаю, о чем речь.
— А отпуск у меня будет оплачиваемый?
Брайан отвел взгляд.
— Нет, Дэвид. Газета не может позволить себе платить сотрудникам, которые ничего не делают.
— У меня есть три недели неиспользованного отпуска, — сказал я. — А если через три недели мои проблемы не разрешатся, тут уж вы можете отправить меня на все четыре стороны.
Брайан задумался.
— Мне надо посоветоваться.
— Я спрошу у нее сам. Счастливо оставаться, Брайан.
Я вышел и закрыл за собой дверь.
На обратном пути я задержался у стенда с ячейками, куда вкладывали почту сотрудников. В моей лежало четыре конверта, один с чеком жалованья. Наверное, в последний раз. Я засунул конверты в карман и продолжил путь.
В приемной Мэдлин Плимптон, как всегда на посту, дежурила верная секретарша Шеннон. Я поздоровался и, несмотря на ее протесты, шагнул к двери кабинета. Мэдлин сидела за столом и просматривала бумаги, прижав к уху телефонную трубку. Она подняла голову и посмотрела на меня.
— Извините, но я почти ничего не слышу. Наверное, на линии неисправность. Я попрошу Шеннон соединить нас позднее. — Мэдлин положила трубку. — Привет, Дэвид.
— Вот решил заглянуть, поблагодарить тебя за поддержку, — произнес я.
— Садись.
— Спасибо, я постою. Брайан сказал, что меня временно отстранили от работы.
Мэдлин откинулась на спинку кресла.
— Я тебе сочувствую. Уверена, что ты не причастен к исчезновению жены.
— Неужели ты не поверила? Ведь повсюду твердят об обратном.
— Не поверила.
Ее слова меня смутили.
— Да, слухи ходят, — продолжила Мэдлин. — Я поспрашивала кое-кого в полиции. Ты у них числишься подозреваемым. Они думают, что ты каким-то образом избавился от жены. А журналисты тут же устроили охоту на ведьм. Так у них заведено. Но я знаю тебя, Дэвид. И считаю хорошим человеком. Конечно, не без недостатков. Упрямый, уверенный в своей правоте, немного идеалист, не всегда способный увидеть картину в целом, но добрый, великодушный, я бы сказала, благородный. Не способный на дурные поступки, что бы там ни говорили.
Я сел. Неужели она это искренне или просто играет?
— Однако в данный момент репортером у нас ты работать не можешь. Потому что сам стал объектом внимания журналистов.
— У меня есть три недели неиспользованного отпуска.
Она кивнула:
— Вот и чудесно. Его и возьмешь.
— И последнее. — Я замолчал и посмотрел на нее.
Мэдлин ждала.
— Ты сообщила Элмонту Себастьяну об электронном письме, где некая женщина назначала мне встречу, чтобы передать информацию о членах городского совета — взяточниках?