(Не) пара для вампира
Шрифт:
Мысль оборвалась на середине, я облизнул пересохшие губы. Жажда терзала наравне с серебром.
Огоньки свечей двоились перед глазами, голова кружилась, но сильнее пугало, что я терял связь с истинной сутью. Она затихала, таяла. Ресницы опустились, голова склонилась к ключицам, но я в отчаянии цеплялся за жизнь.
Когда за дверью раздались лёгкие торопливые шаги, и она с отвратительным скрежетом отворилась, я решил, что впал в летаргию и вижу предсмертный сон.
Сюрреализм происходящего моей версии полностью соответствовал, поскольку на пороге пыточного зала появился
— Милорд, вы живы?
Паренёк бросился ко мне, поскользнулся на луже крови, шлёпнулся в неё, вскочил весь перемазанный алым и, будто не заметив, приподнял мою голову, напряженно всматриваясь в лицо.
В тот миг даже я обалдел от своего воображения и детальности снов, которые в обычные дни не запоминал.
— Тише, мальчик, — велела леди Ленора, озираясь и прикрыв за ними дверь.
Пробирающий до мозга костей лязг иглой вонзился в голову, заставив поморщиться. Вампиресса приблизилась, приподняв подол.
— Эли… от, — выдохнул, насилу вспомнив имя слуги.
— Госпожа, умоляю! — начал тот, но герцогиня остановила его коротким властным жестом.
— Граф Маркус Кросс, если я освобожу вас от оков и выпущу из темницы, даёте ли вы слово, что заберёте с собой маркизу Бертье и я впредь не увижу её в Дракарде? — спросила миледи, вытащив из-под полы распашного платья внушительную связку ключей.
Это точно сон, такого быть не может!
— Обещаю, — выговорил, с трудом разлепив губы, и поднял голову, чтобы посмотреть в лицо воображаемой спасительницы.
В чёрных, как ночь, глазах герцогини отразились два ярких синих огонька, и женщина отпрянула, позабыв о стати, наступив дорогущей туфелькой в кровь и запачкав платье.
— Потомок первородных… — прошептала она, раскрыв рот и попятившись. Выглядела миледи, словно увидела призрака, которым я и так очень скоро стану. — Это невозможно! Они истребили друг друга много веков назад!
— Ключи, ваша тёмность, — напомнил напряжённый Элиот, очевидно, не разделяя замешательства герцогини де Лонтельи.
Как во сне — хотя почему как? — бессмертная протянула слуге связку, держа за нужный ключ, всё ещё не отрывая взора от моих глаз.
Впервые я радовался тому, что они светятся, поскольку не чувствовал в себе истинную суть, но без неё изменение цвета радужек не представлялось возможным.
Слуга с осторожностью раскрыл один браслет, за ним второй, и я бесславно рухнул на него, повалив тоненького паренька на перепачканные кровью полы.
Леди Ленора успела отпрянуть, подобрав юбки, и бросилась к двери, но, взявшись за ручку, обернулась. Её лицо показалось мне по-детски испуганным, как если бы она до сих пор не могла поверить своим глазам. Понимая, что хоть момент и не подходящий, другой возможности не будет, я кое-как приподнялся на руках.
— Почему вы так поступаете, герцогиня? — спросил непослушным языком.
Мой голос вывел женщину из оцепенения. Она моргнула и отвернулась.
— В память о Бернарде, — произнесла очень тихо и очень глубоко, когда я уже перестал надеяться на ответ, после чего вышла, оставив
дверь приоткрытой.— Элиот…
— Я понимаю, милорд, — кивнул слуга, смягчивший падение, и, высвободив ладонь из-под моего тела, оттянул ворот рубашки, обнажая шею.
— Прости меня, — зажмурился от удовольствия, когда клыки вошли в тёплую плоть, и кровь хлынула в рот. Друг дёрнулся и обмяк.
Я не мог смягчить боль внушением, но мог, по крайней мере, контролировать себя и не торопиться тянуть из него силы, чтобы Элиот не пострадал.
Алая жидкость пьянила, как сама жизнь, слабость, сонливость и боль начали отступать, а с ними проясняться разум. Не могу поверить, но это не сон. Меня правда освободила герцогиня де Лонтельи — тётя худшего чудовища в Дракарде.
Может, в том и причина?
— Я вернусь за тобой, друг, — пообещал Элиоту, бережно опустив его плечи и голову на холодный камень. Увы, слуга уже не слышал меня, а я не мог ему помочь.
Поднявшись на неверных ногах, я утратил равновесие и опёрся ладонью о стену, чтобы не упасть.
Чувствовал себя, как зомби в классическом представлении кинематографа — очень неловким и очень неповоротливым. Уж не знаю, сколько времени я провисел на руках, но тело окаменело и мышцы отказывались подчиняться.
К счастью, стражи за пределами темницы не оказалось, подозреваю, за их отсутствие тоже стоило поблагодарить герцогиню. После пыток я слишком ослаб, чтобы справиться даже с одним вампиром.
Судьба, похоже, наигралась со мной и смилостивилась, поскольку следующим, кого я встретил в особняке герцога, оказался смертный лакей. С ним, в отличие от Элиота, я не церемонился, пусть скажет спасибо, что сохранил жизнь.
Пьянея от крови, я шёл по резиденции де Эвилей, оставляя за собой дорожку из бесчувственных тел.
Странное дело, чем сильнее я раскрывался зверю, чем больше энергии отдавал ему, тем твёрже становился шаг, тем быстрее стягивались тонкие, но глубокие раны от кнута.
Учителя графини Сен Клэр твердили в один голос, что чистокровный вампир, а тем более обращённый, не должен срываться на множественные жертвы, рискуя утратить рассудок и озвереть полностью.
Либо это страшилки для вампирят, либо у первородных, кем бы они ни являлись, другие правила игры, но обезумевшим я себя не чувствовал, напротив, обретал близкое единство с истинной сутью и ощущение полноценности.
Я прекращал бояться, зверь начинал доверять, и вместе мы легко распустили стражу герцога на первом ярусе, внушив каждому, что у него одобренный господином выходной.
Однако на втором ярусе меня поджидал сюрприз: слуги и стражники де Эвиля лежали то ли обескровленными, то ли погружёнными в глубокий сон. Обитатели поместья дышали, судя по колыханию грудных клеток, но не шевелились.
Очень сомневаюсь, что это дело рук герцогини де Лонтельи и, тем более, Николь.
Нос уловил едва уловимый знакомый аромат, и я сделал глубокий вдох.
Дразнящая лёгкость экзотических цветов и сладкие ноты персика, где я мог слышать его? Смутное ощущение беспокойства зародилось в груди, как в ночь на Дьерском мосту, только усиленное чутьём зверя.