Не плачь, моя белая птица
Шрифт:
Варя не спит. С утра уже сбегала к Несупе. Пережила ночь Агаша. Теперь будет жить. А дальше? Дед обещал несколько дней её у себя подержать, но рано или поздно надо искать ей пристанище. Да и благодетельница в любой момент может спросить про девушку. Где тут уснуть бедной головушке… Уснула. Беспокойная ночь накануне дала о себе знать. Горестно со всхлипыванием вздыхает. Но сон постепенно разглаживает скорбную морщинку между бровей.
Долго не спит и Ерина. С вечера собрала берестяную котомку, положила туда нехитрые свои наряды. Завтра чуть свет пойдёт в новую жизнь. А сегодня вертится на своём сундуке, никак не найдёт удобное положение. Может, последнюю ночь здесь спит. Но, вряд
Не спит и Дуняша. Лежит тихо, прислушиваясь к беспокойному верчению сестры, и слёзы льются и льются по двум дорожкам и тонут в старом отцовском армяке, что лежит под головой. И дышит Дуняша старательно через рот, чтобы сестра не услышала шмыганье носом. Нет уж, хватит Ерине и так неприятностей, чтобы и теперь утешать её глупую. Сколько можно!
Лежит Дуняша и вспоминает, как на протяжении всей её жизни, сколько она себя помнит, всегда в трудные минуты пряталась за спину Ерины. И та всегда её защищала.
Вот и сегодня… Так ли уж Андрей привлёк Ерину, что она с радостью побежала под гнёт старой помещицы? Ой, сомневается Дуняша.
Раз за разом вспоминает слова кухарки тётки Нюры: «… схватит за виски, коль попадёшься под горячую руку, а то по щеке ударит…» и ужасом наполняется сердце, представляя, что эти виски и щёки сестры…
На соломенном чердаке барской конюшни задремал Андрей, а рядом, прижавшись к его спине лежит Груня. Спит Андрей, не спит Груня. Хочется с Андреем ещё поговорить, послушать его речи ласковые, и это желание прогоняет сон. А Андрею надоело речи ласковые на девок расходовать. И без речей проходу не дают. Вот и отвернулся от Груни. Ну её.
Ходит дед Перепёлка по своему привычному маршруту, стучит в свою колотушку. Спите, люди добрые. Всё у нас спокойно, чужих нет.
Глава 23
Едва забрезжил серый свет в чердачных щелях, зашевелился Андрей, сел, почесал мускулистую грудь через рубаху, пригляделся, кто это с ним. А, вспомнил. Зевнул, полез вниз. Надо домой сходить поесть. А то сейчас погонят ни свет, ни заря со своими поручениями, так за целый день не выберешь времени крошку в рот закинуть.
Дома мать уже гремела котлами.
– Яви-ился, – неласково встретила она Андрея. – Как брюхо подводит, только тогда и вспоминаешь мать.
– Ну чего опять стряслось?
– Как чего? Ты когда забор поправишь? Невжель глаза твои не видят, что вот-вот совсем завалится. А и завалился бы уже, да не знает, на какую сторону лучче лечь.
– Где топор? Пойду подправлю.
Вышел во двор. Эх, тут не поправлять, тут новый строить давно надо. Только вот когда? Нет у конюха праздного денька, лошадки каждый день хозяевам требуются. Даже в воскресенье нет покоя.
Постоял, не зная на что решиться, то ли снести его к едрене, нет забора и этот не забор. Даже уже упёрся, чтобы завалить его на сторону. Но в последнее мгновение передумал. Мать тогда орать будет – не захочешь ничего.
Пошёл по двору в поисках подходящих
брёвен, нашёл несколько штук. Подпёр покосившиеся бока.Оглядел свою работу, пытаясь оценить. Да вот оглядеть едва успел, а оценить не привелось. Послышался торопливый бег босых ног, а потом и Митька – помощник появился:
– Дядька Андрей.
– Что?
– Тебя управляющий ищет.
– Тьфу ты… перекусил.
Андрей кинул в угол двора топор и, не глядя больше на забор, не заходя в дом попрощаться с матерью, пошёл к конюшне. Митька затрусил рядом, с некоторым подобострастием заглядывая Андрею сбоку в лицо.
Немного погодя из хаты вышла Акулина.
– Андрей! Ты где? – стала заглядывать в сараи. – Во, уже и след простыл. Наработался… помог, помощничек.
Подошла к забору, долго изучала его оценивающим взглядом. Наконец промолвила насмешливо:
– Ну, теперича не упадёт. Рад бы свалиться, да костыли не дадут.
Увидала топор, нагнулась за ним, кряхтя:
– Что ни говори, а барская порода чувствуется, – подняла, понесла на место.
Глава 24
Бывали минуты, когда страшно жалела Акулина о содеяном. Так тошно было, что выть хотелось. Но всё же так лучше, неизбежно решала она.
Если бы у человека был выбор, где жить-расти-поживать, вряд ли нашёлся такой, который бы выбрал тёмную хату крепостных крестьян. Нет, всякий бы выбрал богатые хоромы и сладкую жизнь. И чем богаче и слаще, тем лучше. Только выбора такого у людей нет. И живут-поживают там, куда угодили с рождения. Нет выбора… почти никогда.
Не было такого выбора и у Акулининого сыночка, за него она его сделала. Совсем не задумываясь о последствиях, в какой-то безумной круговерти.
Может, оно и не удивительно, что тогда как разумом помрачилась. На её глазах ведь всё было.
Повозку и людей в ней сначала не узнала, давненько не заезжала сестра Глафиры Никитичны в их сторонушку. Слух прошёл, что ребёнок у неё родился. Но когда в сизых сумерках возница завернул прямо перед её носом через замёрзшую реку, успела разглядеть. Даже взглядами встретились и несколько мгновений не отводили глаз.
Позже Акулина не раз вспоминала этот взгляд. О чём думала в тот момент женщина? Может, чувствовала что-то? На простых крестьян баре не шибко-то смотрят.
И сама Акулина глядела прямо. Когда это бывало, чтобы крестьянка глаз не опустила. Но тут почему-то не опустила.
Это потом уже сообразила Акулина, что не туда свернул возница, да поздно было. Не знал он, видать, что не полностью замёрзла река, был проезд, и была полынья.
Повозка и нырнула под треснувший лёд, Акулина и разинула рот в немом крике. А женщина как-то успела своего младенца на лёд положить и с огромной силой, откуда такая взялась, толкнула его по направлению к ней. И как на санках, подъехал чужой ребёнок, укутанный в меховое одеяльце из беличьих шкур, прямо под ноги стоявшей в оцепенении Акулины. А у неё свой ребёнок на руках. Взяла чужого на вторую руку и бросилась домой.
Не думала тогда детей менять. До того испугалась, увидев страшную картину на реке, что совсем ничего не думала. Тряслась вся, как в лихоманке.
Положила детей рядом на лавку, подумалось где-то на задворках сознания, что ровесники. Развернула того, чужого, чтобы определить пол. Мальчик… как и её Андрейка. Развернула своего и уложила в мягкое, нежное, ароматное.
И только тогда поняла, для чего всё это делает.
Никто не узнал и ничего не понял. Напряглась, когда муж наклонился вечером над малышом. Вроде даже вглядывался пристально, но потом отвернулся, пошёл по своим делам. Вздохнула тогда облегчённо.