Не погаси огонь...
Шрифт:
Они спустились вниз и по кривым улочкам вышли к берегу Куры – как раз недалеко от того места, где вчера побывал Антон, против Метехского замка. Здесь, у подножия волнистых холмов, поросших редкими деревьями, среди прилепившихся домиков, то тут, то там бугрились над землей каменные глыбы с отверстиями в центре. Неподалеку от них каменные ступени вели в подземелье.
– Сюда, дорогой, сюда! – Васо подтолкнул Антона к ступеням.
Несколько шагов вниз – и они оказались в безоконном зале с могучими каменными сводами. Вдоль стен по кругу были расположены кабинки, посредине на столе пыхал паром и светился красными раскаленными углями в поддоне бочкообразный самовар, а вокруг стола и на скамеечках у кабинок сидели разморенные, краснолицые мужчины с накинутыми на плечи, подобно древнегреческим
– Тифлисскую баню знаешь? Мыться-париться любишь? – широко улыбался Васо, но улыбка его была напряженной. – Раздевайся, дорогой, с дальней дороги полезно.
У Антона не было никакого желания париться. Да и не мог он вот так, при всех, раздеться.
– Я не буду.
– Хочешь в отдельном кабинете? Пожалуйста! Проводи, Датико!
Грузин – такой же громадный, как и Гогишвили, в трусах и широком клеенчатом поясе, – кивнул, оскалил золотые зубы. Повел. Они оказались в сумрачном помещении. Воздух был влажным, спертым, и сильно пахло серой.
– Давай, давай! – хлопнул Антона по спине Васо. – Раздевайся. Наша баня – и от ревматизма, и от геморроя помогает!
Аптону ничего не оставалось, как сбросить с себя одежду. Васо кивнул, золотозубый сгреб ее и унес. Даже и в полумраке на щиколотках и запястьях Путко видны были темные полосы.
– Ясно-понятно, бичо! – присвистнул Гогишвили. – Теперь ясно.
Они вышли в коридор со множеством дверей.
– Сюда, пожалуйста.
В комнате, куда Васо втолкнул Антона, слева и справа от входа возвышались каменные, похожие на саркофаги, лежанки. На одной банщик уже растирал лежавшего на животе клиента. Со стены по трубе струей безостановочно текла зеленая вода.
– Сухим нельзя, помокни хорошо! – подвел Антона к трубе Васо. – Потом туда окунись, будешь подготовленный.
Он показал на маленький бассейн вровень с полом, до краев наполненный все такой же зеленой водой. Путко послушно встал под струю – и чуть не отскочил: вода была очень горячей.
– Нахвамдис! Когда кончит, приду. – Гогишвили скрылся в коридоре.
Банщик, мускулистый, поросший шерстью, с красными глазами, перестал тереть соседа, отошел в угол, загреб из корыта серую, остро пахнущую грязь и начал обмазывать клиента с головы до ног. Завершив процедуру, направился к Антону. Жестом показал, что надо окунуться в бассейн и потом улечься на каменном ложе, лицом вниз. Путко покорно лег. Он ничего не мог понять…
Банщик повел твердыми, будто стальными пальцами, вдавливая и пересчитывая позвонки. И вдруг вскочил ему на спину, уперся руками и ногами, и съехал по телу, вдоль позвоночника, всей своей тяжестью расплющивая Антона. Снова вскочил – и начал съезжать вбок, по ребрам. Потом одной рукой уперся в его плечо, а другой дернул Антона за руку так, что хрустнуло в суставе. Повторил то же с другой рукой. Подложил свою ладонь под его колено – и резко согнул голень, как бы замыслив вырвать коленную чашечку. Путко заподозрил, что его пытают. Однако железным пальцам банщика сопротивляться было бесполезно.
Кончив ломать и выкручивать его конечности, красноглазый начал цепко переминать каждую мышцу, тискать, щипать, бить ребрами ладоней, все так же молча, увесистыми шлепками то по левому, то по правому боку, подавая команды переворачиваться.
И это было еще не все: он заставил Антона подняться, окатил из ведра горячей водой, снова подвел к трубе, а сам тем временем расправил матерчатый мешок, плеснул в него, подул и как фокусник выжал на каменное ложе облако пушистой мыльной пены. Сделал так несколько раз, затем снова схватил свою жертву, уложил на нежнейшую мыльную перину – и принялся истязать с прежним усердием. Наконец, в последний раз окатив кипятком, облепил пахучей грязью и оставил в покое. Вышел, затворил дверь. «Вот это баня! Живым не выползешь!..»
Вымазанный грязью мужчина, лежавший на соседней плите, повернул голову:
– Гамарджоба, дзмао! Здравствуй, брат!
Голос его был сиплый, с трещинкой – как у заядлого курильщика. Голос, который Антон различил бы из тысячи.
– Камо! – вскочил он.
– Вот и снова встретились, –
тоже опустил ноги с лежанки Тер-Петросян.– Дружище! – Антон обнял его. Отстранил, разглядывая.
Но признать в Камо того парня, с которым Путко виделся в последний раз четыре года назад в Берлине, на Эльзассерштрассе, было невозможно: даже в полумраке лицо его было иссиня-бледным, отечным, с набрякшими веками.
– Откуда ты тут взялся?
– Где говоришь «здравствуй», умей сказать и «до свидания». Бежал, конечно.
– Когда?
– Три дня назад.
Антон изумился: три дня – а уже как ни в чем не бывало моется в бане в центре Тифлиса, напротив тюрьмы!
– Ну, рассказывай, рассказывай! – Он оглянулся на дверь.
– Не торопись, зачем торопишься? Время у нас есть, лучшего места для беседы во всей Грузии не найти.
И тут только Антон понял, как старательно была подготовлена их встреча. Вот это конспираторы! Если бы Камо не признал столичного гостя, приезжий бы и не догадался, кто лежит на соседней плите. А если в обличье «товарища от Леонида Борисовича» пожаловал шпик, несдобровать ему под каменными сводами: Путко представил могучую фигуру Гогишвили, зловещую улыбку Датико и молчаливого банщика с железными руками. Сунут головой в бездонный колодец с серой – поминай как звали!
– Свободен! – радостно улыбался Антон, продолжая разглядывать друга. – Жалею только, что не я помог тебе. Год назад выехал сюда из Парижа, да вот только сейчас добрался.
– А что с тобой было? Что делается на белом свете? Я все эти годы в каменном гробу пролежал.
– Нет уж, первое слово тебе! – продолжая улыбаться, сказал Антон.
– О чем рассказывать? – пробурчал Камо. – Обычное дело. – Но все же согласился. – Поделюсь опытом, может, пригодится: перепилил решетку и спустился по веревке. – Не удержался, рассмеялся. – Представляешь, дзмао, среди бела дня, на виду у всего Тифлиса! Ну, друзья встретили. Хотели сразу переправить в Гори. Но я решил, что самое надежное место – в доме полицмейстера.
– Где-где? – в изумлении переспросил Путко.
– Какому шпику в голову придет, а? Нет, в гости к полицмейстеру я, конечно, не пошел – пробрался в подвал его дома. Посидел там немножко, пока шум поутих и шпики разбежались в разные стороны. А теперь можно и баньку принять на Шайтан-базаре…
В этом рассказе был весь Камо – друг и названый брат Антона.
Гг. Губернаторам, Бакинскому градоначальнику, начальникам областей и отдельных округов Кавказского Края, начальникам Губернских, Областных и Железнодорожных Жандармских Управлений, Начальникам Тифлисского и Бакинского Охранных Отделений и Заведующим розыскными пунктами в гг. Батуме, Екатеринодаре и Владикавказе.
15 августа с.г. из психиатрического отделения тифлисской Михайловской больницы бежал подследственный арестант Семен Аршакович Тер-Петросян. Приметы бежавшего: 30 лет, роста
среднего, темный шатен, скулы сильно выдаются, на одном глазу (кажется, на левом) на радужной оболочке от осколка бомбы бельмо белого цвета, борода окладистая, усы большие.
Сообщая об изложенном, Канцелярия, по поручению наместника Его Императорского Величества на Кавказе, просит сделать распоряжение о розыске названного арестанта и, в случае его обнаружения, арестовать его, уведомив о сем Тифлисского Губернатора и Канцелярию Наместника по Особому отделу…
17-го августа. Среда
Отличным утром в 10 1/2 отправился с Артуром в моторе в Красное Село на егерский праздник. Полк представился блестяще. Зашел в обе столовые и выпил здоровье полка. Закусывал у себя с немногочисленными представителями семьи. После завтрака вернулся в Петергоф. В 2 1/2 ч. Дул SW и вода сильно прибыла. В 3 часа ко мне заехал Николай Мих. проститься перед отъездом в Боржом. Погулял, пришел домой как раз перед ливнем и сильным градом. Читал до 8 час. Обедали: Артур и Костя (деж.). Вечером читал Аликс.