Не погаси огонь...

Товарищ должен подать второй сигнал – расправить платок и уронить его в реку. Сигнала нет. Человек на мосту нетерпеливо прохаживается вдоль перил. Что случилось?..

Тер-Петросян переводит взгляд на противоположный берег. Черт возьми, какие-то люди спустились к Куре! А время идет. Вдруг кто-нибудь из больных попросится в уборную? Или надзиратель спохватится, что долго не возвращается арестант из четвертой камеры?.. «Уходите! Уходите!..»

Берег опустел. Камо ждет сигнала. Что там еще? Плетется старик с собакой. Отстегивает поводок. Собака бросается в воду. Нашли время!.. Камо чувствует, как тяжелеют ноги.

Платок! Выпорхнул из рук товарища и белой чайкой начал парить над рекой.

Усталости как не бывало. Рывком он выдергивает перепиленную крестовину решетки. Затягивает морской узел. Выбрасывает наружу веревку. Собирает все силы, подтягивается на руках к окну – и втискивает себя в прорезь, разрывая одежду и раня тело.

ДНЕВНИК НИКОЛАЯ II

15-го августа. Понедельник

Читал и немного погулял. Принял Григоровича и Гернгроса, бывшего начальника Генер. Штаба. На ферме депутацию крестьян здешних деревень. Завтракал с детьми без Аликс, т.к. у нее болела голова и была легкая инфлюенца. В 2 1/2 вдова Оренбург, каз. офицера Кудашева, приехавшая верхом из Харбина, поднесла свою лошадь Алексею. Потом прибыла еще депутация от Екатеринославского полка с жетоном для него. Погулял и покатался в байдарке в канале, т.к. было очень свежо и порядочное волнение. Но погода совсем теплая. В 6 час. принял Макарова Госуд. Секр. Читал до 8 ч. Обедали Сандро и Артур.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Антон, приехав в Тифлис, сразу же отправился на розыски Васо.

Район Сололаки в противоположной стороне от вокзала, за Курой, и чтобы добраться до него, надо было пересечь весь город. Верийский мост седлал реку. Вода в ней была серо-зеленая, мусорная. За мостом, поднявшись по крутому склону, Путко вскоре вышел на Головинский проспект. По правую руку тянулась невысокая колрннада дворца наместника. Через две сотни шагов изгиб проспекта уперся в Эриванекую площадь.

Антон узнал бы ее и через сто лет. И день, тот июньский день, когда выполнял задание Леонида Борисовича – первое свое партийное поручение, он запомнил на всю жизнь… Он фланировал по площади в толпе бездельников, когда со стороны Лорис-Меликовской улицы появились два фаэтона, сопровождаемые верховыми казаками, раздались взрывы, выстрелы, и из клубов дыма вырвалась пролетка, а в ней – молодой офицер с бледным лицом и горящими глазами. Кони промчались в сторону дворца наместника. Месяц спустя Антон познакомился с этим человеком, а потом и подружился так, что тот стал его названым братом. Человек тот был Камо. А захват транспорта с деньгами царской казны послужил началом всех последующих невероятных событий в жизни Антона…

Теперь, как и тогда, четыре года назад, площадь была заполнена народом. Катили ландо, тяжеловозы-битюги везли телеги с бочками, ящиками и штуками тканей к торговым Солдатским рядам и Темному рынку; красовалась вывеска над зданием газеты «Кавказ»; у штаба военного округа вышагивали часовые… Путко свернул за угол, пошел вверх, к Коджорской горе по извилистым крутым улочкам Сололак. На Кахетинской он без труда нашел одноэтажный, выложенный как сакля из дикого камня дом с настежь распахнутыми дверьми. На стук высыпали замызганные детишки – мал мала меньше, женщины загомонили по-грузински.

– Мне нужен Васо, – попытался объяснить он. – Васо Гогишвили.

Женщины показывали вниз, в сторону центра города. Единственное, что он понял, – Васо нет дома. Решил, что придет вечером.

Спустился к набережной Куры. Напротив, у изворота реки, громоздился Метехский замок. Серо-желтый камень. У основания – плотный, такого же цвета, кирпич. Серые острые крыши. Высокая ограда опоясала тюремные строения, слилась с отвесно обрывающейся в реку скалой. Скала была голой, лишь кое-где вцепились в известняк пучки кустарника и чудом росла на камне пушистая ель. Из-под стены крепости сочилась вода, и по этой темной полосе живо зеленела трава. На половине расстояния от гребня скалы до воды была выбита пещера. То ли естественный облом, то ли память о труде человеческом. В стороне от замка лепились над обрывом дома: арки балкончиков, баллюстрады, открытые и застекленные террасы. Ветер колыхал развешанное пестрое белье. Жизнь! В нескольких шагах от стены каземата. А там, за неприступным камнем, – его друг… Как спасти его?..

Вечером Антон снова пришел на Кахетинскую. Дверь дома была все так же открыта настежь. На сей раз на его стук никто не обратил внимания. Он вошел. В доме не было коридора, Антон сразу попал в большую комнату. За столом сидели мужчины. На пришельца уставились несколько пар глаз.

– Я хотел бы видеть Васо Гогишвили.

Из-за стола поднялся огромный мужчина. Его голова едва не упиралась в потолок.

– Васо – я. Заходи, гостем будешь! Садись, дорогой гость! – Он показал волосатой ручищей на свободное место у стола, на котором возвышалась оплетенная бутыль емкостью ведра в два. Наполнил кружку. – Пей!

– Я по делу, – опасливо глянул на сосуд Путко.

– Дела потом, дорогой. Твое здоровье! За здоровье дорогого гостя!

Мужчины заулыбались, потянули свои полные кружки. По кругу пошли тосты. Говорили по очереди, на грузинском. Антон не понимал, но, видя обращенные к себе лица, догадывался, что речь идет о нем и славословят его. Что они знают о нем – и что он знает о них?..

– Пей, дорогой друг! Хор-рошее вино! Куришь? – Васо подал ему надорванную пачку папирос. – Кури. Хор-рошие папиросы!

Антон улучил момент и, понизив голос, сказал:

– Я от Леонида Борисовича.

– Понятно, – тряхнул черной, в густых кудрях головой хозяин. Отставил кружку и, что-то негромко бросив приятелям, вышел из-за стола. – Погуляем?

На улице Путко рассказал ему о цели своего приезда.

– Да ты что, неграмотный? Газет не читаешь? – изумился Васо. – Вай, не хорошо, кацо! Читать надо!

– Что случилось с Камо? – испугался Антон. – Был суд?

– Подожди до завтра.

Путно ничего не понимал.

– Приходи завтра в три часа. Захвати чистое белье, – сказал Васо и повторил. – А газеты читать надо. Интересно пишут! Нахвамдис! До встречи, дорогой!

Антон недоумевал. При чем тут чистое белье? Может быть, Красин не назвал ему пароля? И что произошло с Камо? Только бы не самое худшее…

В центре города, на освещенном Головинском проспекте он подошел к тумбе с газетными листами. «Кавказ» – официоз наместника – сообщал о царских рескриптах, смотрах полков, награждениях орденами. В разделе происшествий живописалось, как в номерах гостиницы «Прогресс» купец второй гильдии кутил с шансонеткой, однако должного сочувствия со стороны своей дамы не встретил, а потому, будучи в нетрезвом состоянии, произвел в нее два выстрела, но промахнулся, пули засели в стену выше головы певички. Шли сообщения об ограблениях, о дуэли гардемаринов, утоплениях и пожарах. Ничего интересного для Антона не было.

Как скоротать время до завтра? Над входом в кинематограф «Аполло» были вывешены щиты рекламы: «Жертва алкоголизма», «Дурашкин ревнивец» – смех без конца. «Испуг» – сцены из индо-американской жизни. Сверх роскошной программы, по настойчивой просьбе публики, демонстрировалась «Честь невесты» с пением. Антон купил билет.

На следующий день, точно в три пополудни, он был на Кахетинской. Васо уже ждал его у дома со свертком под мышкой.

– Гамарджоба! – встретил он гостя традиционным приветствием. – А где белье, кацо? – Загоготал, увидев его растерянное лицо. – Пошли! На Шайтан-базар!