Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

Он никому не говорит о ней, а то еще поведут по тому коридору медсестры вдвоем бедного человека.

Людмила Петрушевская

Падение вниз

Вот вам история из далеких позднесоветских времен, столько лет утекло, однако же история осталась. Итак, главное действующее лицо: Владимир.

Остальные действующие лица — второстепенные.

Такая пьеса со многими исполнителями, некоторых из них сейчас и на свете-то нет.

Итак, начало.

Владимир пристрастился к наркотикам.

Что значат эти слова: «пристрастился к наркотикам»? Похоже, что они значат (по крайней мере, в нашем случае, в случае с Владимиром) падение.

Далее, что значит (опять-таки в нашем случае) слово «падение»? Оно означает, что человек находился на какой-то высоте положения и оттуда пал вниз.

Владимир, однако, ни на какой высоте так и не побывал, если не считать, что он закончил какое-то учебное заведение, а то и не закончил, и по такому поводу оказался вместо своего захолустного города в столице нашей родины, в нашем случае в Москве (а мог оказаться в Берлине или Амстердаме, кстати).

И это, согласитесь, путь наверх (из его материнской квартиренки, где-то в новом районе города, допустим, Николаева, откуда тоже свободно можно было падать ниже и ниже).

Но Владимир сделал важный шаг — он женился на девушке из Москвы, симпатичной, жалостливой, одинокой и неприспособленной.

Одинокой не в том смысле, что она одна жила в своей квартире, нет, там жили еще мама-папа-бабушка, и Лора туда вженила своего найденного в гостях Владимира, обаятельного, тихого, румяного юношу, студента училища, будущего художника, ни много ни мало.

Все как положено — с той только разницей, что родители приняли в свое гнездо не маменькиного сынка из города Николаева, а человека, прошедшего долгий путь по Москве, по чужим квартирам, подвальчикам и чердакам, милого, тихого, способного навести идеальный порядок (мама из г. Николаева), способного написать маслом на холсте натюрморт в подарок, причем быстро и качественно, а то и горы на рассвете или луну над селом. Чуть ли не новый Куинджи.

Но в том и дело, что Владимир, как многие, жил уже в те поры в виде подпольщика, т.е. все время искал пути. Пути эти были не с большой буквы, а такие кривые потаенные дорожки, не видимые никем, не доступные постороннему глазу.

Каждого по жизни ведет его путь. Все ищут заработка, но еще и, к примеру, художник ищет совершенства, любовники ищут кого собой обворожить и этому посвящают жизнь, стяжатели ищут путей к легким деньгам, философы смысла жизни и слов, ученые хотят добиться решения проблем и т.д., путешественник жаждет новых пейзажей, хиппи хотят покоя и тоже денежек, но чтобы их никто не трогал, и все бы кормили.

Владимир каким-то образом прибился к хиппи, хотя внешне не стал приобретать их черт, не отпустил волос, не оделся особенно, с фенечками, не пел их песенок и не жил их общей свободной сексуальной жизнью, нет.

Он откуда-то знал, что ему опасно отпускать волосы и любить маленьких «герёл», бездомных девочек, прибившихся к коммуне. Он-то хлебнул многое, он с детства чуял нависшую тревогу.

Хиппи шли в своей жизни к одному идеалу, к полному покою, и зашли на этой дорожке очень далеко, идя против правил, законов и так называемого «общественного мнения». Их били и сажали в клетку за их внешний вид, их брили насильно, сдирали с них красивую одежду, а если менты находили там, в кармане, нож (перочинный, для нужд бездомного хозяйства), то владельца могли объявить носителем оружия и посадить на пять-шесть лет.

Сажали и за найденные в сумках таблетки и порошки, и человек не возвращался больше никогда из лагеря, убитый или умерший от туберкулеза.

Опасно быть в нашей стране хиппи, и Владимир, который тоже ненавидел все официальное, сам искал свой путь, искал, как прожить помимо правил, как не сесть на зону, слишком много он хлебнул в детстве, в городе, где ходил в школу и числился отличником. А там все было поделено между подростковыми группами, и маленького Владимира запугали рассказы матери, он не выходил гулять во двор, но бегать приходилось — то в школу, то из школы, то на кружок рисования, то в музыкалку.

Владимира дворовые били, отнимали у него альбом и краски, ноты и учебники, старшие школьники преследовали маленького отличника, однажды изнасиловали в подвале, и он в конце концов стал побродяжкой — не сознался матери, что не ходит ни в свою школу, ни в музыкальную, а с утра просто гуляет в центре города, где безопаснее, подальше от поделенных на сферы влияния кварталов, ворует в магазинах самообслуживания, сам себя развлекает и наконец находит группу хиппи, противостоящую бандитам, группу детей-цветов в этом южном городке. И когда школьная учительница стал звонить и спрашивать, почему Владимир не посещает (а он уже доучился до девятого класса), и мать принялась со слезами допрашивать сына; он попросту исчез из дома.

Он, повторяем, нашел группу, которая не бьет, не насилует бедных мальчишек, а тихо сидит, поет, читает, скитается по дорогам страны, просит милостыню, плетет фенечки, вышивает, нанизывает бусинки, играет на гитаре, а также что-то тихо пьет, глотает или для развлечения варит зелье из трав и колет в жилу кое-что, сделанное по правилам.

Не желающие убивать и преследовать кого-то, новые друзья Владимира понравились ему, и он, уйдя из дому, отчалил к другим берегам с этими кочевниками, отъехал вдаль от матери (главное, что от школы).

И те же друзья, когда настала пора, предостерегли его — неуклонно подступало время, когда ему надлежало идти в армию.

Так что Владимир, наученный опытом своих теперешних собратий (как не надо жить), извернулся, сбегал домой к маме, получил паспорт и какой-то аттестат вечерней школки (мама всюду имела подруг, сама даже работала учительницей) и, грянувшись об пол, оборотился студентом художественно-какого-то училища, вечным студентом (он, имея хорошие руки, мастерски подделывал в студенческом билете даты и штампы).

Это произошло потому, что мать, уставшая лежать по больницам в тоске по исчезнувшему сыну, наконец нашла свой путь, т.е. получила в руки адрес Владимира до востребования, раз уж он однажды ночью, доведенный до видимого отчаяния, написал ей письмо с прямыми указаниями, что для него надо сделать, иначе конец.

Вот тут мать захлопотала, тихо и тайно, все подчистила, подлизала, вложила документы куда надо, и сыночек сел на учебную скамью сдавать выпускные экзамены, причем почти в срок, в восемнадцать без малого лет, после трехлетних скитаний.