Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

— О, поздравляю!— почему-то воскликнул он.

Лида вежливо кивнула, не понимая, о чем речь.

— А как вообще жизнь?— спросил он, явно из простой вежливости.

И вот тут она, как будто ее кто за язык тянул, внезапно рассказала ему о своих проблемах, что в квартире ее умершей матери оказались нехорошие жильцы, коренные неплательщики, их удалось выселить, но после них надо делать капремонт, и вообще страшно опять быть запутанной в темные дела — короче говоря, квартира стоит пустая вот уже полгода.

— А сколько вы получаете?— поинтересовался Костя.

А Лида ответила «как все», и Костя засмеялся каким-то кратким смехом, как подавился им.

— У вас что, ребенок?— наконец спросил он, кивнув на тележку с детским питанием.

Ах вот с чем он ее поздравил!

— Какой ребенок в моем возрасте,— ответила честная Лида,— просто тетушка наша лежит в больнице. Ничего уже есть не может.

— Она вам что, оставляет что-нибудь?— без интереса спросил Костя.

— Нет, у нее есть свой племянник. Ой, простите, я спешу.

И она быстро, с бьющимся сердцем, пошла к кассам. К чему были эти ее рассказы совершенно постороннему человеку? Идиотка. Как будто просила о помощи.

Да, наверно, просила, не помощи, а хотя бы совета. Так бывает.

Кидаешься к первому встречному, если некуда идти.

И вот тут звонок, именно в проклятую пятницу после тетушкиных похорон. Звонок Кости, незнакомого человека. В такой обстановке.

И неожиданно для себя Лида пригласила Константина пойти с ней в тот ночной клуб на чужое мероприятие. Тоска ее снедала, такая тоска!

То есть меня тут позвали в клуб на один корпоратив, может, лучше туда пойдем? Все-таки бесплатно.

В ответ он засмеялся опять тем своим коротким сдавленным смешком.

И он заехал за Лидой, и они помчались как люди на хорошей машине туда, где гремела музыка и столы ломились от угощений.

Подруга Вера встретила их не сразу, пришлось подождать около охранников, но затем пару впустили, и Вера устроила Лиду с кавалером за столик вместе с музыкантами, то есть как обслуживающий персонал.

Сама подруга Вера только пару раз присела к ним, у нее были проблемы с приглашенной группой, кто-то не доехал из аэропорта.

Но Вера оценила партнера Лиды, мазнув по нему заинтересованным взглядом, а потом она посмотрела на Лиду слегка удивленно. Но тут же отскочила от стола с зазвонившим телефончиком в руке, побежала туда, где было слышнее.

Лида с Костей почти ничего не склюнули с богато накрытого стола.

Подсаживались то один, то другой музыканты, что-то глотали поспешно, гремели инструменты, и Лида чувствовала себя совершенно не в своей тарелке.

Перед их столиком было большое свободное пространство, танцпол, на котором крутились и вертелись две одинокие женщины, подбадривая себя вскриками. Корпоративная публика теснилась вдали, вокруг своих столов, пила, ела и трещала под музыку.

Никто из них не танцевал вообще, кроме этих двух завзятых (и, видимо, нанятых) немолодых теток.

Костя сидел спокойно, даже смотрел на танцовщиц с некоторым интересом, а разговора не получилось: музыканты отрабатывали свою грохочущую программу на совесть.

И Лида от нечего делать сфотографировала своим телефончиком сцену, на которой громко вопили две девушки.

Потом, уже дома, Лида рассмотрела свои стоп-кадры и вдруг увидела на одном из них профиль Кости.

Это было совершенно не похожее на него лицо, одутловатое, грозное, страшное, хотя и улыбающееся застывшей улыбкой.

А завершился данный безумный поход тем, что Костя на обратном пути, уже в машине, произнес фразу из французской песенки: «Voulez-vous coucher avec moi?» — что означало «Не хотите ли вы переспать со мной?». Лида ответила шутливо, что бывший бойфренд снабдил ее этой единственной французской фразой на всякий случай, чтобы она распознавала сексуальных агрессоров в самом эпицентре языка, в Париже. И она как раз потерялась, отстала от группы у Эйфелевой башни и обратилась к полицейскому, но почему-то из-за нервотрепки сказала ему именно ту, в шутку выученную, единственную известную ей по-французски фразу, добавив название своего отеля. Ажан тогда просто окаменел. Смешно!

Костя выслушал эту байку безо всякого выражения на своем красивом лице. Он, похоже, ничего не понял и все еще надеялся. То есть он предложил Лиде все-таки поехать выпить куда-нибудь, но она ответила: «Да нет, не надо».

Хотя в ней уже поселилась какая-то надежда, некое тепло в груди, нежность к этому чудаку.

Тем временем он сказал:

— Ну хотя бы ручку поцеловать.

Она протянула ему руку, он прижался к ней губами, и вдруг на этой же руке, но повыше, там, куда попали губы умирающей тетки, загорелся, как ожог, след ее поцелуя.

— Поехали ко мне или к тебе?— сказал Костя.

Лида, однако, чувствовала только этот мешающий ожог. Он разрастался, зудел, мучил. Всякий романтизм, вся атмосфера первого свидания, все вдруг обратилось в желание поскорее выскочить из машины и приложить лед к больному месту.

На том и распрощались. Афера завершилась, и Лида вернулась в свой дом. Как ни странно, чувство горения уменьшилось, как только она закрыла за собой дверь квартиры.

И на руке не было никакого следа!

Однако дальше, рассмотрев кадр в телефончике и увидев истинное лицо своего случайного попутчика, этот серо-лиловый цвет, это страшное выражение, эту улыбку, просто как у героя фильма ужасов, Лида вдруг подумала: из каких соображений он вдруг позвонил ей, незнакомой и небогатой, не очень молодой, ничем не полезной ему, привыкшему к частным самолетам и путешествиям на машине, к бассейнам и виллам?

Его лицо! Лицо отчаянное, как перед самоубийством или преступлением, лицо смертника или убийцы.

Загадка.

Лида, кстати, не удивилась бы, если бы он попросил ключи от ее той квартирки на окраине, это было бы единственное логическое объяснение.

Но он не сказал ни слова.

Больше ведь ничем она не могла быть ему интересна. Логики тут не просматривалось.

А то, что вне логики, что не имеет резонов и причин и происходит с людьми, когда они себя не контролируют (как на том снимке в телефоне), оно не объяснимо ни до, ни после события.

Не считать же объяснением тот момент, когда Лида у подруги заступилась за гонимого Костю (кстати, с этого началось охлаждение в отношениях с той подругой, она больше не отвечала на звонки). Да и ладно, не это важно.

Вдруг она вспомнила книгу про Унгерна, там было написано, что он не мог без казней. Он пользовался любым случаем, он должен был убивать, без этого ему стискивало сердце и начиналась жуткая нечеловеческая тоска. И он скорее мчался на гауптвахту к арестованным, брал первых попавшихся. И придумывал на ходу разнообразные казни.